Войцех Ягельский - Башни из камня
Мой знакомый, путешествуя по Кавказу, стал свидетелем зикра в Грозном. Когда ему наскучило наблюдать за танцем, он пошел перекусить, вернулся, а кольцо танцоров все еще кружилось. Если бы они побежали по прямой, заметил знакомый, отмахали бы не один километр.
Ислам сказал, что иногда тоже танцует зикр, что это раскрепощает, лечит душу, очищает, что он становится лучше. Не зря его мать так беспокоится о нем.
Зикр — это жалоба Богу. Жалоба такая страстная, что туманит рассудок. Умоляя Милосердного о справедливости, человек осознает незаслуженные, страшные обиды, выпавшие на его долю в земной юдоли. Кажется, что те, кому удалось бы вырваться из круга, были готовы на все. На смерть.
На обед Лейла приготовила чеченское угощение — кукурузные клецки и бульон с чесноком. С гор опять никто не приехал.
— Надо еще немного подождать, — утешал меня Иса, громко хлебая суп и выскребывая ложкой тарелку. — Всего пару дней. Можно же выдержать.
Следующую ночь, как и предыдущую, я провел в беседке Хамзата за деревней. На этот раз удрал из дому и Иса. По деревне снова поползли слухи о российской облаве. Все громче говорили и о партизанах, их видели под Хатунью.
В одной из деревень застрелили войта, выслуживавшегося перед россиянами. На мине под Шали подорвался российский грузовик с солдатами. Никто не погиб, но было много раненых. Зато четверо россиян погибли в перестрелке в ущелье Аргуна, сразу за Волчьими Воротами. В деревне говорили, что на этот раз партизаны спустились с гор не на отдых, что готовится действительно серьезная операция. Упоминали городок Аргун, расположенный недалеко от столицы, на важнейшем в стране перекрестке дорог. Вроде, именно на Аргун и заслужившую дурную славу тамошнюю тюрьму собирались напасть партизаны.
Атмосфера в деревне сгущалась. Иса подозревал, что среди беженцев, которые продолжали сходиться в его деревню, ибо весть об удельном княжестве Мадаева молниеносно облетела всю страну, могли быть и засланные россиянами шпики. Они якобы должны были разнюхать, не связан ли он с партизанами.
Благодаря стараниям Исы Чири-Юрт был, похоже, единственной деревней в округе, которая еще не пала жертвой грабежей. Иса подозревал возможность провокации.
Ночью разразилась гроза. Прокатывались громы, молнии рвали небо на части, а через дырявую крышу беседки нам на голову лились потоки дождя. Казалось, что вихри срывают с земли нашу беседку, и ее того и гляди унесет в небо. Перекрикивая ливень, Иса уговаривал меня не бояться, потому что горцы, живущие ближе всех к Богу, можно сказать на расстоянии протянутой руки, ему дороже других людей. Всемогущий, конечно же, не допустит, чтоб с ними что-то случилось.
Мы приехали домой к обеду.
— Я возвращаюсь, — сказал я, склонившись над тарелкой.
— Куда? — спросил Иса, подсовывая мне мисочку с чесноком. — Насыпь немного в бульон. Увидишь, как вкусно. Съешь одну тарелку в день — и можешь не беспокоиться ни о желудке, ни о печени. Куда возвращаешься?
— Ну, просто возвращаюсь.
Только теперь он вытаращил на меня глаза. Ему не хотелось верить, но кажется, все-таки до него дошло, что я говорю об отъезде.
— Как это? Ты хочешь уехать теперь? Да ведь вот-вот приедет кто-нибудь с гор, назначат тебе встречу с Масхадовым. Еще день, другой. Ты же этого хотел. Что я им скажу, если тебя не будет?
За столом никто уже не ел. Лейла, стоя спиной ко мне, мыла посуду. Аслан и Ислам не сводили глаз с белой супницы, в которой стыл бульон.
— Иса, вывези меня на ту сторону.
