Александр Авдеенко - Над Тиссой. Горная весна. Дунайские ночи
- Ну, как, товарищ Волошенко? - подходя к «нарушителю», спросил Смолярчук.
Волошенко пожал плечами, скривил губы:
- Ничего особенного… Самая простая дворняжка найдет такого пахучего человека, как я. - Он достал белый платок, набросил себе на голову. - Вы забыли, кто я такой? Я же повар. Повар! Весь с ног до головы пропитан духом жареных котлет, масла, борща.
Снял платок, аккуратно сложил его, спрятал в карман.
- Так что зря не хвастайтесь. Советую записать эту победу Витязя на счет пищевой и вкусовой промышленности. - Волошенко остановился, перевел дыхание. - Товарищ старшина, а какие они… настоящие нарушители границы?
- Всякие бывают. Послужишь - увидишь.
Волошенко обнял атласный ствол молодой березки, приложился к нему щекой, нарочито запечалился:
- Все футбольные матчи команда «Трактор» проигрывала, когда я стоял вратарем. В лыжном походе лыжи ломались только у меня. На велогонках портилась обязательно моя машина. Неумелец я, одним словом, неудачник.
Говорил Волошенко серьезно, но глаза усмехались. Смолярчук отлично понимал его. Но Тюльпанов, еще не успевший разобраться в особенностях характера повара, не решился принимать его слова ни как горькую исповедь, ни как безобидное самоунижение.
Волошенко отстегнул от пояса пустую солдатскую флягу.
- Товарищ старшина, разрешите съездить к Медвежьему источнику за квасной водой.
- Поезжайте. Да побыстрее возвращайтесь.
- Слушаюсь. Вернусь быстро, - откликнулся Волошенко.
Через минуту он покатил по лесной дороге и скрылся. Смолярчук и Тюльпанов, улыбаясь, проводили взглядами «неумельца и неудачника». Закурив, Смолярчук сказал:
- Собаки, может быть, и знают, что он повар, а вот люди… Второй месяц кашеварит на заставе, а домой об этом ни слова, ни полслова не пишет.
- Соблюдает военную тайну? - не без ехидства спросил Тюльпанов.
- Стыдится. Как же, на заводе был токарем, а здесь повар!
- Неправильно это, - убежденно сказал Тюльпанов. - Меня, к примеру, хоть столбом поставь на границе - и то буду гордиться.
Смолярчук взглянул на молодого солдата:
- Ты, наверно, со временем будешь неплохим пограничником.
- Что это значит - со временем? - простодушно спросил Тюльпанов.
- Ну, скажем, через полгода. А может быть, и раньше, если не будешь жалеть сил на тренировку Витязя. - Старшина погладил овчарку, потрепал ее острое ухо. - Ум собаки - это труд человека.
Овчарка, повинуясь выработанному рефлексу, вскочила, подняла голову. Смолярчук привычным жестом уложил ее под кустом, сел рядом. Тюльпанов последовал его примеру. Пограничники расположились на зеленеющем косогоре с видом на солнечную Тиссу. Смолярчук достал платок, накрыл им влажное от пота лицо:
- Жарко, Витязь!
Овчарка бережно сняла фуражку с головы старшины, положила ее на землю.
- Спасибо, Витязь.
Тюльпанов был восхищен.
- Вы прямо-таки колдун, товарищ старшина!
- И ты будешь колдуном - наберись терпения.
Наклонившись к уху товарища, он что-то шепнул.
Тюльпанов, волнуясь, поднялся, робко скомандовал:
- Витязь, слушай!
Но Витязь даже головы не повернул к молодому пограничнику:
- Слушай! Слушай! - повторил Тюльпанов.
Витязь лежал с поникшими ушами, прижмурив глаза.
Смолярчук довольно ухмылялся.
- Да разве на такую команду откликнется уважающая себя собака? Нет в вашем голосе, товарищ Тюльпанов, ни власти, ни нежности, ни приказа, ни просьбы. Один пустой звук. Вот так надо командовать, смотрите!..
Лицо Смолярчука стало напряженным.
- Слушай! - сдержанно, вполголоса произнес он.
Витязь вскочил. Голова его с торчащими ушами настороженно поворачивалась во все стороны.
- Хорошо! - поощрил Смолярчук собаку. Повернувшись к Тюльпанову, добавил: - Вот так всегда и командуй. Витязь, отдыхай!
Собака опять легла, удобно устроив голову на вытянутых лапах, не сводя взгляда с инструктора. Смолярчук потрепал замшевые уши овчарки:
- У, зверь! Чего ты смотришь? Привораживаешь? Нет, брат, ничего не выйдет! Кончилась наша дружба. Понимаешь, кончилась.
- Товарищ старшина, жалко, наверно, расставаться? - спросил Тюльпанов.
- Конечно, жалко. Но хватит, отслужил свое. Скоро скажу: прощай, граница! - Смолярчук посмотрел на Тиссу, на весенние виноградники, на расцветающие сады.
Тюльпанов сочувственно молчал. Он уже догадывался, что происходило в душе Смолярчука.
- Товарищ старшина, нару… нарушитель, - вдруг зашептал Тюльпанов.
- Нарушитель? Где? - Смолярчук вскочил, оглядываясь по сторонам.
Встревожился и Витязь.
По тропинке, полого спускавшейся к берегу Тиссы, между двумя рядами цветущего терновника не спеша удалялась велосипедистка в летнем платье и жакете, с цветком в белокурых волосах.
Смолярчук посмотрел вслед девушке и улыбнулся. В его глазах была нескрываемая нежность.
- Ничего, ей можно нарушать погранзону. Это Алена Дударь. Аленушка. Вернулась из командировки. Две недели отсутствовала. Привыкай. Она три раза в день появляется на границе: контролирует уровень воды в Тиссе. Между прочим, хорошая дивчина. - Помолчав, стесняясь, добавил: - Вроде как бы моя симпатия.
- Невеста?
- Почему невеста? Разве я сказал?
- Про такое и говорить не надо: по глазам все видно. Что, разве не угадал?
- Угадал, брат, не буду отпираться. Я о ней сейчас день и ночь думаю, разные планы строю, как мы жить будем в Сибири, где она будет работать, где я.
- Одни строите или вам, товарищ старшина, и Аленушка помогает?
- Так она еще не в курсе дела.
Тюльпанов удивленно раскрыл глаза:
- Как это - не в курсе?
- Очень просто: она еще не знает о моих планах.
- Не знает, что вы на ней жениться хотите?
- Не говорил ей об этом.
Тюльпанов расхохотался.
Смолярчук не нахмурился обиженно, не бросил на товарища осуждающий взгляд: наоборот, поддержал его дружелюбной улыбкой, хотя причина смеха ему была непонятна. Уверенный в своей правоте, он не допускал мысли, что Тюльпанов смеялся над его словами, но на всякий случай спросил:
- Ты чего гогочешь?
- Так… - Тюльпанов сделал серьезное лицо. - Свою женитьбу вспомнил. Целый год, дурак, терзался: пойдет или не пойдет за меня Таня, стою я ее или не стою.
- Ну, вышла?
- А то как же! У нас с ней, товарищ старшина, такая любовь! Рассказать?
- Не надо. Неинтересно про чужую любовь слушать. Про свою сейчас буду разговаривать. Подожди меня тут.
Тюльпанов был разочарован тем, что ему не удалось поговорить о молодой жене.
- Товарищ старшина, я дополнительно потренируюсь, - сказал он.
- Что еще за дополнительная тренировка? - удивился Смолярчук.
- Скоростной бег. Помните, вы говорили, что инструктор должен уметь бегать, как олень? Вот я и хочу потренироваться, чтобы не отстать от Витязя.
- Не возражаю. Тренируйтесь до моего возвращения, - сказал Смолярчук, нетерпеливо поглядывая на Тиссу.
- Я хочу за велосипедом побегать. Можно?
Смолярчук махнул рукой: делай, мол, что хочешь, не до тебя сейчас.
Он потуже затянул ремень, поправил фуражку и направился к Тиссе. Витязю он приказал оставаться на месте.
Алена давно нравилась Смолярчуку. День за днем, неделя за неделей приглядывался к девушке, но объясниться не спешил, полагая, что у него впереди много времени. И вот только теперь, накануне демобилизации, он решил сказать Алене, что хочет жениться на ней.
А как же она… Согласна ли она выйти за него замуж? Об этом Смолярчук даже не думал… Этот вопрос был для него решен год назад, когда он увидел и почувствовал, что нравится Алене. С тех пор ничего не изменилось, казалось ему. В том, что она немедленно согласится на его предложение, он не сомневался. Вообще Смолярчук теперь, когда к нему пришла большая слава, мало в себе сомневался. Он привык верить, что все люди, с какими он соприкасался, относятся к нему с уважением, а часто и с любовью. И Смолярчук немало удивился бы, вдруг обнаружив, что все обстоит не так, как он думал.
По тропинке, проложенной пограничниками и лесниками по крутояру, Смолярчук спустился к дамбе, прикрывавшей равнину от весенних наводнений и бурной Тиссы. К кустах, растущих на откосах дамбы, стоял велосипед, на котором приехала Алена. Смолярчук решил подождать ее здесь.
Покончив со своим делом, Алена сидела на берегу Тиссы, на ребристом остове разбитой лодки, черной от смолы и старости, и, защищая глаза ладонью от солнца, смотрела вверх, в небо. Большая стая голубей, вылетевшая из своих гнездовий, сделала круг над Тиссой и, не страшась, расположилась на песчаной отмели, неподалеку от девушки. Алена достала из кармана горсть каких-то зерен, бросила голубям. Склевав корм, голуби поднялись и улетели.
Когда Алена, тяжело дыша, с прозрачными росинками пота на лбу, раскрасневшаяся от жары, обмахиваясь алой выцветшей косынкой, выбралась на дамбу, Смолярчук вышел из кустов, приложил руку к козырьку:
