Время Z - Евгения Широкая-Ляшко
— Привет. Георгиевскую ленточку носят на груди, в области сердца. Это не украшение. Это символ памяти. Один из основных символов памяти Дня Победы. С ним надо обращаться бережно.
— А чем приколоть? — спросила девочка.
Женщина с веером протянула булавку:
— Держите.
Катя прикрепила ленточку как нужно и, довольная собой, радостно провозгласила:
— Вот. Теперь ты достойный хранитель памяти.
Три матери
В мужском купе собрались попутчики: профессорского вида дедушка с внуком, мальчуганом лет десяти, пожилой интеллигент в очках и с поседевшими висками молодой боец в военной форме, на которой блестели ордена.
Мальчик долго рассматривал награды и наконец, решился спросить:
— А это вам за что дали? За что вы воевали?
Молодой человек одарил мальца улыбкой:
— За разные ратные заслуги получил, а сражался всегда за одно и то же — за трёх матерей.
— У вас три мамы? — удивился юный попутчик.
Тот рассмеялся:
— Вроде того, — и посерьёзнев взглядом, объяснил, — русский воин всегда стоит с мечом и щитом за родину-мать, за собственную мать и мать своих детей.
Неожиданно интеллигент ехидно изрёк:
— Если, конечно, эти женщины не ссорятся между собой.
Брови дедушки от возмущения взлетели на лоб.
— Если институт семьи, как надо работает, то все матери в ладу живут.
— Умные какие все! — фыркнул тот в ответ, уткнувшись в книгу с названием на английском языке.
— Так и есть, — спокойно продолжил дедушка, и стал разъяснять озадаченному внуку, — если отобрать у человека родину, принижать её значение в сравнении с другими странами, женщинам навязать мужскую работу, а стариков загонять в дома престарелых, то ни одно государство не будет сильным. Потеряется смысл в жизни мужчины. Он превратится во флегматичного, вялого такого кролика с горой мяса, вместо мышц.
— В кролика? — переспросил мальчик.
— Именно. Вот растёт ребёнок в семье, и что видит в своём окружении, то и перенимает для будущей жизни. И что же получается. Сначала он обласкан, все проявляют заботу, пока мал. И дружочек ожидает, что такая атмосфера, где любящая его и отца мама будет всегда. Он твёрдо уверен, что в его жизни всё будет хорошо. А там, где попирают семейные ценности, что видят дети? Им талдычат «учи английский язык», якобы он главнее русского, и без него в жизни никуда не пробиться. А что он познаёт в иностранных книжках, позабыв про родных героев?
— И что же? — насмешливо поинтересовался интеллигентный попутчик, не отрывая глаз от книги.
Дед не удостоил его ответом, прокашлялся и замолчал, глядя в окно. Потом медленно произнёс, обращаясь к внуку:
— Чужую мораль! И начинает юный недоросль жить только в угоду собственным капризам. И когда, не дай Бог, приходит грозный час, что встать под ружьё надобно, он, вместо этого, собирает вещи и ищет себе другую родину.
Интеллигент пожал плечами и снова углубился в чтение, но невольно прислушивался к разговору.
— А если там тоже война? Он опять побежит? — почесал макушку внук.
— Побежит. Ему плевать, что будет с родиной, что станется с близкими и друзьями. Он думает, что живёт свободой, как шаровидный кустик перекати-поле, а на самом деле погряз в плену постоянного страха. Неуютно ведь жить среди чужих людей в чуждой культуре.
— Поодиночке не выжить. Мне бабушка про прутики в венике рассказывала, по одному их легко переломать, а целую метлу и силач не сможет одолеть, — припомнил мальчишка.
В купе на несколько секунд наступило молчание. Младенец кратко изложил неоспоримую истину.
Отложив книгу, интеллигент, снял очки и, потирая переносицу задумчиво произнёс:
— Вы правы, сохранение института семьи — это базовая обязанность любого здорового общества.
А молодой боец примирительно улыбнулся:
— Я же сказал: всё держится на трёх матерях.
Только вперёд
Густой сумрак холодной весенней ночи незаметно подкрадывался, контрастно проявляя яркие стежки автоматных очередей на одной из окраин Бахму́та — древнего русского города как куполом накрытого плотной орудийной канонадой и огненным маревом пожаров. Укрываясь между несколькими составами вагонов, стоявших на железнодорожных путях, бойцы штурмовой бригады ЧВК «Вагнер» вели перестрелку с прочно засевшим в здании противником: остатками батальона ВСУ. Продолговатая белокаменная двухэтажная постройка с парой подъездов, как сотами выстланное осиное гнездо, была утыкана огневыми точками, запрятанными в зиявших провалами окнах. Работа штурмовиков осложнялась широким открытым пространством вокруг цели. Местами разрушенный почти до основания каскад сараев примыкал к зданию слева. Бойцы понимали, что это наиболее удобный путь для прорыва, но об этом наверняка догадывался и противник.
Позади изрешечённой пулями цистерны тихо совещалась четвёрка мужчин.
Подтягивая ремень каски, плечистый боец с позывным «Буря», чётко выговаривая слова, неторопливо произнёс:
— Есть подтверждение, что последний дрон ликвидирован. Это не значит, что противник полностью ослеп, но…
— Но это определённо заявка на начало штурма, — сдержанно продолжил худощавый командир.
Вскинув угольного цвета брови, один из мужчин сжал автомат и с кавказским акцентом порывисто заговорил:
— Пора бы уже. С трёх часов прошлой ночи топчемся. Командир, позволь мне зайти слева. Я со своими бойцами пробегусь по «открытке» и…
— Эльбрус, нет. Я сам поведу, а ты пойдёшь во второй группе. Нам нужно надёжное прикрытие. Объединяйся с группой эвакуации, и обеспечьте нам проход к правому подъезду.
— Правому? — орлиным взором Эльбрус уставился на силуэт здания и, ругнувшись на потёмки, прильнул к прибору ночного видения.
В разговор вступил боец из группы закрепления. Поигрывая затёртым плюшевым космонавтом, пристёгнутым к бронежилету, он спросил:
— А нам что делать?
— Уран, ты со своими ребятами проберёшься слева. Надо совершить прорыв и разделить усилия противника. Твоя задача прочно засесть и удерживать позицию. Начинаем через десять минут с пятиминутным интервалом. Я первый, ты второй.
— Принято, — сухо отозвался Уран и скрылся во мраке.
Бесшумно проскочив через обгоревшие вагоны, вскрытые как консервные банки прямым попаданием артиллерии, Уран вернулся к своей группе и объявил:
— Небо чистое. Заход слева. Я первый. Вперёд!
Бойцы подорвались из укрытия. Короткими перебежками они последовали за лидером группы. Он повёл их к цели, делая круговой разбег сквозь апрельский ещё лысый кустарник по извилистой тропе выстланной ковром из следов боёв. Усыпанный фрагментами снарядов щебень шуршал, доски противно скрипели, металл скрежетал, осколки стекла и шифера предательски-громко хрустели… Всё это натягивало нервы Урана в тончайшие, вот-вот готовые лопнуть струны. Натренированное боями в Сирии сердце, каждый раз замирало или учащало пульс от любого звяканья или лязга. Во рту обозначился солоноватый привкус крови. Природное чутьё не раз выручало. И прямо сейчас оно яростно сигналило о том, что опасность притаилась где-то совсем рядом.
