Мы стали другими - Вениамин Александрович Каверин
Насчет флажков было немного напутано, и нельзя было, понятно, одновременно отдавать честь и сигналить. Но это не имело никакого значения. Все еще впереди — вот что она хотела сказать!! Нужно жить, потому что все впереди. Нужно сделать все, чтобы снова стоять на боевом корабле в этот торжественный час. И нужно не отступать перед тоской, перед смертью, о которой кричат по ночам галки в саду, как он не отступал перед нею на фронте.
Точно что-то перевернулось в его душе, когда он прочитал это письмо. Но кто же написал его? И страшно и весело было ему думать об этом. То ему мерещилась тоненькая, аккуратная девушка, большеглазая, с книгой в руках, в черном шелковом платье. То совсем другая — высокая, смелая, с косами вокруг головы, вроде той, которая играет главную роль в картине «Юность Максима».
Давно уже он забыл и думать о своей бессоннице. Он превосходно ел, и доктор, который прежде все хмурился, осматривая его, был теперь совершенно доволен.
— Чорт его знает, — сказал он как-то, смеясь. — Ведь ты же умирал, Власов. В чем дело, а? Загадка природы?
И это действительно была загадка природы.
Но вдруг перестали приходить эти чудные письма. Прошла неделя, другая, он все ждал… Прихрамывая, он печально бродил по палате и все думал: что же случилось? Он перечитал старые письма и написал ответ: «Я не знаю вашего имени, отчества, дорогая незнакомка, но хотел бы узнать, чтобы лично выразить свое восхищение». Но кому же отдать ответ? Уж, конечно, не Марии Пантелеймоновне, которая все сердилась и совала ему градусник с таким видом, как будто хотела убить. Луше? Но вместе с письмами пропала и Луша.
Он уже все обдумал, и ему было ясно, что именно Луша и есть та подруга, через которую незнакомка посылала ему свои письма. А может быть, и не Луша. Он спросил у одной сиделки, где она, почему не приходит, и сиделка сказала, что Луша больна. Она сильно захворала воспалением легких, к ней даже ездил главный врач, и боялись, что умрет, но теперь опасность миновала.
Все спрашивали о Луше, не только Власов — в госпитале стало скучно без Луши, без ее топота и хохота, от которого почему-то становилось легче на сердце…
Была уже зима. Власов поправился и его назначили на комиссию, когда Луша явилась, побледневшая и похудевшая, но, кажется, еще веселее, чем прежде. Ей даже было к лучшему, что она так похудела. Она постриглась, глаза стали больше, и она как будто даже выросла, что по возрасту было вполне возможно. Несколько раз она пролетала мимо Власова в своем развевающемся халате, и он все не решался отдать ей свой ответ. И вдруг решился.
Это было на площадке, куда ребята выходили курить. Он просто схватил ее за рукав и сунул свой ответ в карман ее халата.
— Что ты, Власов? — спросила она с удивлением.
Он промолчал, только покраснел. Тогда она стала читать, засмеялась и тоже покраснела. Они немного постояли, оба красные, не говоря ни слова, а потом она убежала.
Все утро Власов лежал на конке и думал. Он попросил у старшины зеркало я сделал пробор, хотя волосы еще не отросли, и пробор вышел чуть заметный. Вдруг он увидел свои ноги в кальсонах и спустившихся белых чулках, и ему захотелось одеться. Он выпросил у сестры-хозяйки штаны и гимнастерку под предлогом, что отправляется в город, и вообще принарядился, как мог. Это было неясно, что именно должно произойти, но он все-таки принарядился. А вдруг Луша сегодня передаст ей его ответ, и она придет, тоненькая, аккуратная, с книгой в руках, или высокая, с косами вокруг головы, вроде той, что играет главную роль в картине «Юность Максима»?
К вечеру он не выдержал и пошел разыскивать Лушу. В это время она всегда была в процедурной. Очень тихо он открыл дверь и увидел ее — она сидела за столом и что-то писала. Она не обернулась, наверно, подумала, что кто-нибудь из персонала, и, неслышно ступая, он сзади подошел к ней и стал читать, что она пишет.
«Забудь обо мне, милый Федя, — писала она, — считай, что это было только мечта, потому что сегодня я уезжаю. Ты никогда не увидишь меня, скажу только, что я бесконечно рада, что ты поправился и что ты, надеюсь, может быть, не забудешь ту, которая ото всей души желает тебе победы и счастья».
Луша немного всхлипнула, когда написала эти слова, и он стоял и думал так быстро, как только мог, чтобы поскорее понять, что случилось.
— Так это ты, Лушенька? — спросил он негромко.
Она вскочила и разорвала письмо.
Через неделю Власов пошел на комиссию, и доктора, осматривая его, снова сказали, что он является чудом и загадкой природы. Загадка была простая, но он, понятно, не стал ее объяснять. Возможно, что для подобного лечения в медицине еще не было места.
Его направили в команду выздоравливающих, а оттуда он должен был поехать в свою часть, и у него оказался свободный день, который он провел с Лушей. Они гуляли в парке, были в кино, и он рассказывал ей, что незнакомка представлялась ему похожей на ту девушку, которая играет главную роль в картине «Юность Максима». Теперь это было просто смешно, потому что он ясно видел, что никто на свете, кроме Луши, не мог написать эти чудные письма.
