Лариса Захарова - Операция «Святой»
Не заметил, как с Ринга попал во Внутренний город. Ам Хоф была длинной улицей, уходящей вверх по склону холма. Вот и Центральная пожарная часть.
«Типичный тевтон», — с неприязнью подумал Лиханов, увидев Вайзеля, начальника отряда пожарной части, в его небольшой, изящно обставленной конторке: книги, цветы, бронзовый письменный прибор на столе, красивые шторы на окнах. Вайзель был высок, блондинист, широкоплеч, лицо пышет здоровьем сильного тридцатилетнего мужчины.
— Добрый день, я от вашего бывшего работника… то есть, бойца… не знаю, как у вас тут правильно… от Лиханова Андрея. Я тоже Лиханов, его кузен.
— А… — Вайзель улыбнулся. Его улыбка показалась Лиханову кривой и недоброжелательной. — А… — еще раз протянул Вайзель, приподнимаясь из-за стола. Лиханов отметил, что восседает начальник команды в комфортном кресле с аристократической шелковой обивкой — эта мелочь тоже резанула. Вроде бы тут все должно быть предельно аскетичным, как все, что сопутствует беде и несчастью. — Слушаю вас.
Лиханов пожал плечами:
— Это я вас слушаю. Брат сказал перед отъездом, что вы не против, а я готов, выбора… Я имею в виду, других предложений у меня нет… — Он замялся и добавил, превозмогая себя, не хотелось распинаться перед тевтоном. — Я боевой офицер, жизнью рисковать привык, думаю, пожарное дело придется по мне.
— Вероятно, — кивнул Вайзель, кивок показался Лиханову наигранным. — К нам обычно приходят люди, привыкшие рисковать жизнью. Герр Андрей, ваш кузен, уверял меня, что вы достойны занять его место в нашей команде. Я искренне рад, что герр Андрей вернулся на свою родину, но нам его уже недостает… Мы будем вынуждены назначить вам испытательный срок. Одну минуту. — Он снял трубку внутреннего телефона, кого-то назвал. — Следует ли вам объяснять условия вашего труда?
Лиханов сделал неопределенный жест — вроде бы все ясно.
— Оплата понедельная, надеюсь, вас устроит… Пока вы будете заниматься профилактикой пожаров. И таким образом проходить стажировку. Поэтому первое время ваше содержание окажется несколько меньшим, чем оно было у вашего кузена. Надеюсь, это вас не остановит. Тем более, перспективы неплохие.
В кабинет зашел такой же плечистый и высокий, как и Вайзель, человек в форме брандмейстера, только темноволосый, вида крайне бравого — с тем же выражением упорства и жизнелюбия на лице. Но он в Лиханове не вызвал неприязни, наоборот, Борису вдруг захотелось познакомиться с брюнетом. Тот поздоровался кивком головы и что-то быстро сказал своему начальнику. О, этот венский диалект! Слова так и сыплются, гортанно-поющие звуки так и льются, не то что отрывистая берлинская речь, кальку с которой преподавали в кадетском корпусе — каждый слог ясен. Из короткого диалога Лиханов понял только свою фамилию и слово «Интерпол».
Наконец Вайзель сказал, указывая на вошедшего:
— Познакомьтесь, это ваш будущий шеф, очень строгий и принципиальный, его зовут Людвиг Эбхарт. Расскажите ему о себе. Он должен знать все о вас.
Лиханов принялся рассказывать, от волнения путаясь в немецком синтаксисе, старательно подбирая слова. По лицу брюнета понял, что тот понимает, и это его воодушевило. Он говорил, говорил… Обо всем, о желании вернуться на родину — тоже.
— Как вы относитесь к национал-социалистам? — спросил Эбхарт.
Лиханов недоуменно посмотрел на него и Вайзеля.
— Так как? — настаивал темноволосый.
Смутить Лиханова было трудно, однако подобие смущения все же мелькнуло на его лице, и поэтому Вайзель сказал:
— Вы опасаетесь, что ваш ответ может повлиять на наше отношение к вам? Видите ли… Сейчас в Вене слишком напряженная ситуация, чтобы позволить себе…
— Вас настораживает, что мне не дали визы в СССР? — нахмурился Лиханов.
— Нет-нет, это слишком частный и тонкий вопрос, чтобы он мог влиять на наше отношение к вам, — смягчившимся тоном ответил Вайзель. — Но все-таки? Ваше отношение к наци?..
Лиханов подумал и со вздохом ответил:
— Никакое. Мразь.
Черноволосый тяжело вздохнул, Вайзель понимающе покачал головой:
— Не советую вам быть столь категоричным в беседах. Это на будущее. Думаю, вам удобнее быть аполитичным человеком, не давать собственных оценок событиям. Вас никто не упрекнет: вы иностранец.
— Ну да, ландскнехт.
— Не обижайте нас… — тон Эбхарта стал теплым.
Австрийцы понимающе переглянулись и опять быстро заговорили друг с другом. Лиханов отметил фразу Вайзеля: «Я думаю, он должен знать».
Заговорил Эбхарт:
— Дело в том… Ваш кузен дал вам рекомендацию порядочного, честного, смелого человека. Конечно, годы и условия, в которых вы длительное время находились, не могут не изменить характер человека, не сломить его в чем-то, но мы верим в слово герра Андрея. Не скрою — люди нам нужны крайне, работа слишком специфическая. А то, что мы вам предлагаем, профилактика пожаров, — дело, которое достаточно проявляет человека. Насколько он предан службе, насколько чистоплотен, насколько внимателен. Возьметесь за работу, поймете, почему я говорю о чистоплотности и преданности. Вас будут покупать… Например, хозяева тех магазинов и складов, где скопилась тара, сложенная где-то в углу двора — прекрасный очаг возгорания… Ее нужно срочно вывезти, а есть масса причин, по которым этого сделать нельзя или не хочется. Легче дать взятку должностному лицу, то есть вам. От вас, продолжаю, зависит, увидите ли вы или нет пожароопасные условия, например, в кварталах бедноты, захотите ли вы ссориться с бургомистром или чиновником муниципалитета, чтобы заставить его навести порядок. Вам могут грозить, например, уволить вас со службы. Мы же подчиняемся мэрии. Значит, ваша принципиальность должна быть высокой пробы. Это труднее, чем лезть в огонь и героически выносить по шаткой лестнице трепещущую от ужаса полуодетую даму. Поэтому мы и испытываем новых сотрудников, бросая их не в огонь, а в полымя… И поэтому мы закрываем сейчас глаза на то, что вас, Лиханов, разыскивает Интерпол. Трудно поверить, что безвестный русский эмигрант мог похитить в Великобритании государственные документы, но вы разыскиваетесь именно в связи с таким вот скандалом в Форин-офис. Фигурирует какая-то шитая бисером папка.
Лиханов вспыхнул, крепко сжал кулаки. Это шантаж!
— Ознакомтесь вот с этим документом, — Вайзель протянул ему лист бумаги.
Его, Бориса Лиханова, приметы, описание бювара, который ему заказывал Дорн, показания златошвеек… Какая мерзость, низость, пакость! Сволочь черная, коричневая, будь он проклят, Дорн! Зачем, право же, Советскому Союзу впускать в свои границы преступника, которым занимается Интерпол! Теперь все ясно… Убить его, гада!
Лиханов стоял бледный как полотно.
— Вы скажете, это клевета? Вас подставляют?
— Нет, — хрипло вырвалось у Лиханова.
— Ответ честный, очевидно?
— Меня просили, действительно… Заказать бювар. У меня в Лондоне были две знакомые, тетка и племянница, графини… да какие теперь графини, жили хуже белошвеек… Но с золотыми руками — обучались по монастырям, пансионам монастырским… Я дал им возможность заработать, только и всего.
Эбхарт повернулся к Вайзелю:
— С его немецким в профилактической службе ему будет туго.
— Ничего, в нашем деле главное не лекция, а результат. Объяснится. Да и поднатаскается…
— Может быть, — обратился Вайзель к Лиханову, — мы скроем вас под псевдонимом, например, польским, чтобы не выдало произношение. У вас дьявольский славянский акцент.
— Я русский человек, им и умру, и в тюрьму сяду.
— Не надо так мрачно. Это дело, — Вайзель забрал у Лиханова листок, — попало к нам неофициально. Через моего приятеля, американского журналиста, аккредитованного в Лондоне. Он знал, что вы выехали в Вену, и, вероятно, предположил, что вы можете попытать счастья найти себе работу у меня.
— Я убью этого немца за такое пятно!
— Немца? — с интересом спросил Вайзель. — Вам поручил изготовить бисерную вышивку немец?
— Да. И вы спрашиваете, как я отношусь к наци? Мало того, что он немец, еще и фашист, понимаете? Фашист чистой воды!
— Любопытно… — обронил Эбхарт. — Джек давал тому человеку иную характеристику… Георг, может быть, стоит уточнить фамилию?
— Не знаю…
— Дорн это, его фамилия Дорн. Так и передайте, — загорячился Лиханов. — Не знаю, полагается ли в Англии петля за такую кражу, но я сам его казню, только бы найти…
«Меня никто не освобождал от присяги четырнадцатого года убивать тевтонов! Никто! — Мысли летели вихрем. — Да и кто освободит меня от клятвы бороться с врагами русской земли и русских людей? Уничтожить врага — моя обязанность офицера, русского кадрового офицера. И я уничтожу. Чего бы мне это не стоило». Лиханов принял решение.
7
