Николай Далекий - Ядовитое жало
— Валерий, вы не сердитесь, но я считаю, что мы выбрали неудачное место. Куда было бы лучше спрятаться…
— Тихо! — прервал ее партизан. Он приподнялся на локте и застыл так, прислушиваясь.
Девушка также услыхала звуки ― короткие, сухие, иногда сливающиеся друг с другом.
— Кто‑то стучит палкой о дерево.
— Не палкой, а клювом, — облегченно вздохнул Валерий. — Доктор лесной березу обследует.
— Вы думаете, это дятел?
— А кто же? Он. Сейчас начнет давать свои автоматные очереди.
И действительно, знакомые сухие короткие звуки начали раздаваться сериями, точно кто‑то играл трещоткой.
— Оля, место выбрано правильно, — сказал парень.
— Но ведь мы здесь как на ладони, нас видно со всех сторон.
— Если ты не будешь подниматься, нас не увидят даже с расстояния семи–шести шагов.
— Но почему вы не хотите спрятаться вон в тех кустах? — недоумевала девушка.
Кажется, Валерий рассердился. Он сказал, четко по командирски выговаривая каждое слово:
— Потому, что я дважды убегал из лагеря военнопленных и знаю, где немцы ищут беглецов. И прошу помнить, Оля: я головой отвечаю за тебя. Ясно?
— Ясно…
— Вот и забудь эти кусты, — уже смягчившись, сказал
партизан. ― Лежи, отдыхай. Прислушивайся. Чего‑нибудь из жратвы у тебя, случайно, нет? Помираю от голода.
— Как же! — всполошилась девушка. — Плитка шоколада.
— И молчит человек! — притворно возмутился Валерий. — Давай половину. Вместо овса. Все‑таки я гарцевал с тобой на спине по лесу, тащил тебя. Заслужил вроде.
Юноша пришел в хорошее настроение, шутил, улыбался. Но как ни предлагала ему Ольга съесть весь шоколад, он половину плитки вернул, сказав, что это НЗ, неприкосновенный запас, а оставшуюся половинку разделил с девушкой.
— Не помню, когда ел. — Сунув в рот кусочек шоколада, Валерий зажмурил глаза от удовольствия, потряс головой. — Блаженство. — И неожиданно, без связи с тем, о чем шла речь прежде, спросил: — Страшно было прыгать?
— А как вы думаете? — с вызовом ответила Ольга.
— Я думаю, что даром шоколад давать не будут. Нас, например, кашей кормят, а то, бывает, и на подножном корму…
Ольга сочла, что наступил момент, когда можно выяснить один деликатный, по ее мнению, вопрос, который все время мучил ее, рождал дополнительную тревогу, беспокойство.
— Валерий, вы извините, я хочу спросить вас.
— Спрашивай.
— Когда началась стрельба, вы остановились и сказали: «Это я виноват». Так ведь?
— Уже не помню, что я тогда говорил. Честное слово! Но сказать так мог. Я и сейчас так думаю.
— В чем же вы виноваты?
— Командиры разберутся, скажут… — уныло ответил Валерий.
— Как же вы так? — Ольга глядела на юношу с сожалением.
— Как, как! — внезапно ожесточаясь, воскликнул партизан, и глаза его заблестели. — Не добежал к Третьему, не успел, духу не хватило — раз! Парашютиста советского начал спасать, а надо было, не останавливаясь, бежать дальше… — Он смахнул выступившие на глазах слезы и продолжал, понизив тон, переходя на бормотание: — Все равно бы не успел. И не пробился бы к своим. Выстрелы… Это все, что можно было сделать. Неужели не услыхали, не поняли? Сколько людей там погибло. Беда, беда…
— Успокойтесь, Валерий, я поняла… Вы ни в чем не виноваты, вы сделали все, что могли.
— Сделал… А что с того? Ладно, Оля, хватит об этом. Лежи, отдыхай. Может быть, я засну, — не переживай и без нужды не буди. Когда надо, я сам проснусь.
Ольга поняла, что последние слова Валерий сказал только для того, чтобы как‑нибудь успокоить ее. Не до сна было партизану. Он знал, что враги могут появиться с минуты на минуту, и лежал, чутко прислушиваясь к каждому шороху.
Было часов десять утра, когда где‑то далеко возник звук, похожий на стон срубленного, падающего на землю дерева. Потом раздалось что‑то похожее на стук дятла, но на этот раз треск был еще суше и беспощаднее. Ольга взглянула на Валерия. Он лежал, по–прежнему уткнувшись лицом в руку. Даже не шевельнулся, точно спал и ничего не слышал, лишь пальцы его правой руки медленно сжались в кулак.
Снова короткая автоматная очередь, далекие голоса.
— Валерий! — встрепенулась девушка. Тот поднял голову.
Опершись на локоть, смотрел в ту сторону, откуда раздались выстрелы и голоса.
— Это они? — задыхаясь, спросила Ольга.
— Подожди. Не спеши. Сейчас все будет ясно.
На ближних холмах среди кустов и стволов деревьев показались люди. Они шли, растянувшись цепью на расстоянии десяти–двадцати метров друг от друга, то подымаясь на пригорки, то исчезая ненадолго в балочках. Да, это были враги.
Валерий повернулся к девушке, сурово оглядел ее и судорожно дернул головой, точно проглотил какой‑то застрявший в горле комок.
— Значит так, Оля. Паниковать и прощаться с жизнью рано… Они нас могут не заметить. Яма хорошо замаскирована. Будем лежать и ждать. Если заметят — первые выстрелы наши. Стрелять спокойно, только в цель, только по моей команде. Живым я им не дамся и тебе в плен сдаваться не советую. Дай мне гранату.
Партизан проверил, хорошо ли лежит справа от него присыпанный листвой карабин, поставил гранату на боевой взвод, загнал патрон в ствол пистолета. Движения его были быстрыми, но не суетливыми, а рассчитанными, точно он готовился к какой‑то очень срочной, но обычной работе и раскладывал поудобнее инструменты.
— Все. Замерли…
Цепь находилась уже метрах в двухстах от них. Среди курток и мундиров полицаев можно было заметить и зеленую форму немецких солдат. Шли с карабинами и автоматами, взятыми на изготовку, чтобы в случае необходимости можно было мгновенно открыть огонь. Передние увидели росшие у холма кусты, несколько человек замедлили шаги. Кто‑то нетерпеливо закричал по–немецки, отдавая команду.
Валерий прислушался и зашептал, как бы проверяя свое знание немецкого языка: «Что там такое? Вперед, вперед. Хорошенько осмотреть кусты. Сделайте несколько выстрелов».
Кусты обстреляли. Затем четыре человека довольно долго ходили среди кустов, ломая ветви, продираясь сквозь самые густые заросли.
Ольга лежала, млея от страха. Она представила себе, что было бы, если бы они спрятались в этих кустах. А следивший за полицаями Валерий, одобрительно кивая головой, шептал не без злорадства: «Так, так… Смотри хорошенько, под каждый кустик заглядывай. Давай, давай, проверяй, ковыряй. Молодцы. А может, вон там, за тем кустом? И там нет… Ну, что поделаешь ― на нет и суда нет. Значит, тут пусто. Пошли дальше?»
Снова раздался сердитый голос немца, и кто‑то из полицаев заорал, переводя команду:
— Что вы там застряли? Вперед, вперед, вам говорят!
Валерий задержал дыхание ― наступил решающий момент. Все зависело от того, захочет ли кто из полицаев, лазивших по кустам, забраться на верхушку холма, или все они, догоняя цепь, пройдут по его склонам.
Так и есть, идут низом. Неужели пронесет? И вдруг команда:
— Филинчук! Ты помоложе, а ну влезь на горку, посмотри, что там!
— Какой дурак там будет прятаться… — отозвался Филинчук.
— Тебе что говорят? Посмотри!
Молодой полицай начал быстро подниматься на холм. Ольга подложила кулак под руку с пистолетом, готовясь к стрельбе. Валерий заметил этот жест.
— Спокойно, не стрелять! Этого я повалю сам. Одной пулей…
Он взял руку девушки, поднес ее к своему лицу, поцеловал горячими шершавыми губами. И поднял свой пистолет.
Они лежали затаив дыхание. Сперва в поле их зрения показалась голова полицая, затем стал виден по пояс. Он находился всего шагах в десяти–пятнадцати от них, и Ольга хорошо рассмотрела его худое, нездорового, землистого цвета лицо с печально настороженными глазами. Полицай сделал еще несколько шагов. Девушке показалось, что он увидел ее, смотрит ей прямо в глаза. И тут что‑то случилось с ним, его глаза округлились, он стал задыхаться. Ольга взглянула на Валерия. Тот сжимал в руке пистолет, но не стрелял, лицо его было бледным.
— Ну, что там, Филинчук! — донеслось снизу.
— А все то же! — ответил полицай и шагнул вперед. Ольга увидела рядом его ноги, обутые в запыленные сапоги. Он не спеша прошел мимо. И все это время рука Валерия, сжимавшая пистолет, поворачивалась в его сторону, как бы следила за ним. Наконец шаги и голоса стихли.
— Они ушли? — зашептала девушка, не в силах поверить такому чуду. — Они ушли, Валерий?
— Подожди, Оля, — тяжело дыша, глухим, незнакомым голосом отозвался партизан. Кожа вокруг его глаз стала темной, такими же темными были губы. — Еще ничего не известно. Подожди…
— Неужели он не видел? Ведь прошел в двух шагах от нас.
— Не знаю… Рано радоваться. Они могут еще вернуться. Все может быть. Все…
Но прошел час, два, а в лесу было тихо, только дятел то и дело запускал свою трещотку.
Валерий лежал, положив голову на руки, лица его не было видно. Ольга несколько раз пыталась заговорить с ним, но он не отзывался, точно не слышал ее голоса.
