Георгий Свиридов - Черное солнце Афганистана
Сквозь серую пелену Александр увидел солнце — оно показалось ему огненно-черным. Таким он видел дневное светило в те трагические минуты, когда погиб Геннадий Гусаков. Ситуация повторялась. Нет, была гораздо хуже… Винтокрылая машина стала неуправляемой. Неужели конец? И песня, которую пел тогда еще живой Геннадий, снова зазвучала в голове.
Летим по лезвию ножа,Зажав свой страх, и чуть дрожа,Никто не знает напередСегодня мой иль твой черед.Надежда наша — вертолет!Несет вперед, несет вперед…И я молюсь, с тоской в груди:«Не подведи! Не подведи!»
Тогда вертолет горел, но был управляем. А сейчас рычит, как дикий зверь, и несет, неизвестно куда…
Из кабины бортового техника донесся тревожный голос Чубкова:
— Командир, что случилось? Мы сейчас перевернемся!
— Терпите! Попали в «подхват»! — голос Паршина звучал ровно, по-командирски уверенно, словно капитан то и дело выходит из этого самого «подхвата». — Как двигатели?
— В норме, — поспешно ответил бортовой техник.
— Значит, выберемся!
И они действительно выбрались.
Паршин уловил момент, когда скорость упала, и заставил вертолет подчиняться воле человека.
5
При выходе из «подхвата» услышали резкий хлопок и одновременно ощутили, как вертолет странно дернулся в сторону.
«Значит, все-таки попали!» — мелькнуло в голове у капитана, и он автоматически устранил разбалансировку вертолета. В следующую секунду понял, что вышел из строя двигатель.
— Что с двигателем? — запросил Паршин бортового техника.
— Прямое попадание!
— Выключи! — приказал капитан, — во избежание пожара.
— Уже выключил! — ответил Чубков.
Тревожно поглядывая на приборную доску, Паршин стал как можно осторожнее действовать органами управления винтокрылой машиной.
— Командир, что с тобой? — взволнованно спрашивал ведомый по радиообмену.
— Попадание в правый двигатель, — ответил капитан. — Иду на одном!
— Дотянете до базы?
— Стараюсь!
— Держитесь! Я рядом!
И Паршин держался. С радостью отмечал, что работающий двигатель тянет нормально и винтокрылая машина подчиняется командам. Вселяло уверенность и то, что рядом с ними летит экипаж Кулешова. И на земле все поняли, обещали, в случае чего, быструю поддержку.
Александр Беляк, уточняя маршрут, подсказывал командиру кратчайший курс на базу. Бортовой техник следил за двигателем, который быстро перегревался от чрезмерной нагрузки. А Паршин, не показывая внутреннего волнения и беспокойства, тихо напевал старую, еще со времен Отечественной войны, песенку авиаторов:
Ну дела, жуть была!Все объекты разбомбили мы до тла.Мы ушли, ковыляя во мгле,Мы к родной подлетаем земле!Бак пробит,Хвост горит,Но машина летитНа честном слове и на одном крыле!
До аэродрома они все-таки долетели. Там их ждали. Как победителей, как героев.
Их встречал командир полка подполковник Белозерский, прилетевший из Кабула, вездесущий замполит Корниловский, командир эскадрильи майор Екимов, инженеры, техники. Цветов и музыки не было. Зато были дружеские объятия и звучали теплые слова.
По приказу командира полка, каждому члену экипажа, учитывая перенесенные ими в бою чрезмерные физические и нервные перегрузки, поднесли по сто граммов водки.
Потом осматривали вертолет. Повреждения были по всей машине — в фюзеляже, двигателе, хвостовой балке, несущем винте… Правое крыло напоминало решето, а на лопастях красовались дыры, в которые свободно проходил кулак. Насчитали двадцать девять рваных пробоин от различной величины осколков и восемь сквозных дыр от пуль крупнокалиберных пулеметов…
— И как же вы уцелели? — вслух произнес командир полка то, что думали многие.
В поступивших в эскадрилью срочных телеграммах высшее руководство Афганской республики выражало «свое высокое признание героизма советских пилотов и сердечную благодарность за активную дружескую военную помощь и подавление опасного мятежа».
На следующий день командир полка улетел в Кабул, увозя с собой наградные документы. В них значилось: «За успешное выполнение особо важного боевого задания командования Ограниченного контингента советских войск и правительства Демократической Республики Афганистан и проявление при этом личного мужества, отваги и героизма, командир вертолета Ми-24 капитан ПАРШИН Сергей Иванович достоин присвоения ему высокого звания ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда. Летчик-оператор БЕЛЯК Александр Викторович и бортовой техник старший лейтенант ЧУБКОВ Иван Сергеевич представлены к награждению орденом Красное Знамя».
Глава двадцать четвертая
1
Капитан Серегин выбил командировку и прилетел в Кабул. Формально — для создания цикла очерков о лучших политработниках и комсомольских вожаках для специального номера газеты, посвященного предстоящему окружному слету. Этому событию политуправление и командование ТуркВО придавало большое значение. Предполагался приезд высоких гостей из Москвы.
Серегин привез с собой пачку газет со статьей Корниловского и послал ее с попутным транспортным вертолетом в Джелалабад. Из штаба армии капитан позвонил замполиту, своим звонком намекая, что он уже в Афганистане, свое слово сдержал, статью опубликовал, и предупредил:
— В вашем полку буду обязательно!
Корниловский, в свою очередь, подтвердил, что тоже свое обещание выполнил, и ждет приезда специального корреспондента.
Получив пакет с газетами, замполит, закрылся у себя в кабинете. С волнением и затаенной радостью раскрыл окружную газету «Фрунзевец». Улыбнулся. Подумал о том, что этот номер газеты поступит в части, дислоцированные в Афганистане, лишь завтра, а в отдаленные гарнизоны и того позже.
— Где ж статья? — прошептал он, быстрым взором оглядывая страницы. — Вот она!
Большая, солидная. Под рубрикой «Передовой опыт». Название: «Летать на предельно малых высотах», — набрано крупными буквами. Взгляд Семена Михайловича остановился на подписи, в груди потеплело. «Подполковник Корниловский С.М., заместитель командира Н-ского полка по политической части». Ай да я!
Замполит дважды прочел статью. Первый раз быстро, ухватывая главный смысл и общее впечатление. А второй раз — вникая в каждую фразу, в каждое слово. Серегин писал деловито, основательно и, главное, убедительно. Приводил конкретные примеры полета вертолета «в условиях, приближенным к боевым», доказывал техническими расчетами и цифрами выгодность «внезапного появления над противником» на малой высоте, раскрывал возможности маневрирования на «крейсерской скорости» в горно-пустынной местности…
Статья была написана от первого лица. Впечатление такое, что своим опытом делился весьма бывалый летчик, много времени проведший в воздухе и успешно освоивший технические возможности боевого вертолета Ми-24.
«Немного переборщил», — подумал Корниловский. Здесь, в Джелалабаде он ни разу не летал на «предельно малых высотах». И вообще, не совершил ни одного боевого вылета. Но положения и выводы, приведенные в статье, были правильными. Из опыта других летчиков. По их докладам и донесениям, по шумным обсуждениям при разборе боевых полетов. По своему содержанию статья была своевременной и актуальной. Кроме маленькой неточности насчет «личного опыта». И замполит задумался, стоит или не стоит вывешивать «свою» статью на всеобщее обозрение.
Но на следующий день, когда газета поступила в Джелалабад с очередной почтой, она появилась на доске приказов и объявлений. Без ведома Корниловского.
Увидев ее, замполит обомлел. Статья была вырезана из газеты и укреплена отдельно. А сверху, как заголовок, красовалась надпись крупными печатными буквами: «НАРОЧНО НЕ ПРИДУМАЕШЬ» (ее, как сразу догадался замполит, умники вырезали из популярной рубрики сатирического журнала «Крокодил»). И по всей статье наискось красным фломастером написано от руки: «Кто умеет — тот летает, а кто не умет и не летал — нас учит!»
Корниловский, злобно матюгнулся. В гневе попытался сорвать надпись и статью. Не получилось. Поскреб ногтями. Безрезультатно. И замполит догадался, что ее приклеили. Намертво, крепчайшим авиационным клеем для ремонта лопастей.
Он, в бессильной ярости, стукнул по статье кулаком, но тут же взял себя в руки. Вызвал вожака комсомольской организации ТЭЧа и, указав на статью, приказал:
— Убрать!
— Есть, убрать! — отчеканил вожак комсомольцев.
Тоже безуспешно попытался оторвать статью. Поскреб ногтем, подумал. Понял, что дело серьезное. Этот клей он хорошо знал. Клеит намертво, зубами не отдерешь. Н-да, работы тут не на один час…
