Лёнька. Украденное детство - Астахов Павел Алексеевич
Тем временем паренек уже подошел ближе и достал из кармана еще пару блестящих своими обертками сладостей. Он вновь протянул руку в сторону девчонок и, улыбаясь широкой открытой улыбкой, сказал:
– Сиськи! Показывайте сиськи! Снимай рубашку!
Для лучшего понимания своего предложения он свободной рукой продемонстрировал, что именно он предлагает сделать девочкам – взялся за низ своей рубашки, вытянув ее из штанов, и задрал вверх, показывая голый бледный живот.
Девочки отпрянули, наконец осознав, что же требует от них этот благообразный мальчик. Галя покраснела и вскрикнула:
– Мамочка! Эти мерзавцы такое предлагают… Это же просто стыд и кошмар! Мама!
Мама Гали заслонила дочь и выдвинулась вперед. Она зло и напряженно рассматривала белесые лица мальчишек, ожидавших представления. Постояв немного и поизучав этих малолетних нацистов, она усмехнулась и пробормотала:
– Значит, развлекаетесь, ублюдки? Русского тела захотелось? Ну-ну, будет вам…
В тот же миг она повернулась спиной к улице и, наклонившись вперед, резко задрала свою длинную серую юбку.
– Вот вам, малолетние уродцы, русская жопа! – выкрикнула она под дружный хохот остальных женщин.
Пацаны открыли от изумления рты и замерли, словно остолбеневшие вопросительные знаки. Старший из них, предлагавший конфеты, даже слегка покраснел и первым пришел в себя. Он тоже захохотал и швырнул конфеты из руки точно в открытый проем вагона. Все они благополучно влетели внутрь и приземлились на покрытый истоптанной соломой пол. Сразу же несколько человек упали вниз, рыская в грязной подстилке, выуживая упавшие сладости. Наконец все пять конфет в ярких обертках были найдены. Первой не выдержала Галя и развернула найденную конфету. Ее изумленное лицо вытянулось и стало серым, как одетая на ней куртка. В яркой обертке оказался кусок глины – грязный, засохший и отвратительный. Такие же комья обнаружились и во всех остальных фантиках.
Снаружи раздался дружный гогот мальчишек, увидавших разочарование и досаду на лицах пленниц. Первая часть задуманного ими представления удачно состоялась. Они вовсе не собирались делиться своими лакомствами с этими грязными тетками и детьми, плененными их отцами и старшими братьями на просторах варварской России. Они хотели разыграть их, обмануть, унизить, надуть и обвести вокруг пальца, чтобы, наслаждаясь их беспомощностью, смеяться и оскорблять их. Это проказа удалась.
Это понял и Лёнька, которому до боли в скулах и крепко сжатых челюстях было обидно за своих девчонок и женщин. Ему хотелось выскочить из вагона и смертельным ураганом пронестись по этим насмешникам, а затем и их картинному сказочному городку, чтобы бить, калечить, стирать их с лица земли, пока не исчезнет последний немец-оккупант. Но здравый смысл возобладал, и Лёнька, желая разрядить обстановку, достал из потайного кармашка свой неразлучный трофей – губную гармошку и стал что есть силы дуть. Раз, два и три. Необычные звуки привлекли шептавшихся ребят, и они с нескрываемым любопытством разглядывали уже русского мальчишку, удивившего их своим музыкальном исполнением. На звуки гармоники обернулся и лениво ковырявший в зубах часовой, выставленный на время раздачи еды и питья у вагона. Он изобразил некое подобие удивления, даже улыбку и притопнул ногой, взбив пыль каблуком солдатского сапога.
– Гут! Гут, киндер! Мюзик гут! – воскликнул часовой и принялся прихлопывать ладонями.
Местные мальчишки, прекратив смеяться и сбившись в кучку, приблизились еще на пару метров. Теперь их было отчетливо видно. Девочки и женщины из пятого вагона рассматривали их с большим интересом и одновременно с опаской. Внешне они не вызывали каких-либо опасений, так как выглядели весьма прилично и благообразно. Аккуратные, красиво и чисто одетые, ровно подстриженные и причесанные, они походили на плакатных мальчиков, которым только не хватало белоснежных улыбок и подписей: «Мы будем летчиками!» или «Все умеем делать сами – помогаем нашей маме!». Именно такие агитки украшали любую советскую школу и ее актовый зал: «Учись на пять!», «Расти здоровым!», «Пионер – во всем пример!». Казалось, что именно с этих опрятных мальчиков и писались такие яркие призывные афиши. Но что-то в этих миловидных парнях было странное, чужое, даже враждебное. Какая-то тайная искорка в прищуренных глазах, морщинка в стиснутых губах, загадка, спрятанная в руках за спиной.
Как будто в подтверждение этих неосознанных подозрений парни как по команде закинули руки за спину и что-то стали вытаскивать то ли из задних карманов, то ли из-за пояса. Через минуту в их руках появились… рогатки. Настоящие хулиганские рогатки. Деревянные треножки с натянутой посреди резинкой. Что у русских, что у немецких и всяких других мальчишек – все рогатки абсолютно похожие. И предназначены они исключительно для хулиганства.
– А ну, приготовиться! – внезапно скомандовал самый старший на вид парень. Он подобрал из-под ног с земли камешек размером с лесной орех и вложил в кожаную перепонку, закрепленную посреди натянутой меж двух рожков рогатки резинки. Стиснув зубы и прищурив левый глаз, он изо всех сил натянул свое оружие и тут же скомандовал всем:
– Огонь!
Десятки камней разом взлетели в воздух и заставили замереть всех, кто находился в злополучном вагоне. Услыхав знакомую команду, забеспокоился и часовой. Он подхватил свой карабин и стал оглядываться, пытаясь понять, откуда надвигается опасность и по кому необходимо открывать огонь. В тот самый момент, когда он наконец сообразил, что взвод мальчишек атакует охраняемый им вагон с заключенными, град камней обрушился на его объект и с треском и барабанным грохотом врезался в его деревянные стены. Несколько камней не издали звука, потому что угодили в людей. Две девочки и женщина вскрикнули и согнулись от полученных ранений. Эхом этих жалобных вскриков отозвались герои рогаточного расстрела. Они вновь, уже второй раз за последний час, расхохотались громко и дружно, как по команде. Было заметно, как заблестели их глаза, как выплеснувшийся адреналин прибавил им наглости, дерзости и уверенности. Они уже перезаряжали свои рогатки, как вдруг услышали вскрик:
– А ну, лови, гады!
Этот крик вырвался у мальчишки, стоявшего в вагонном проеме и зло сверлившего их своими горящими глазами. Это был Лёнька, дрожавший от боли, пронзившей его существо из-за таких злобных унижений со стороны пацанов, которые вполне могли бы быть его однокашниками и даже друзьями, если бы не война, плен и рабство. Выкрикнув, он размахнулся и запустил своей губной гармоникой, доставшейся в борьбе с фашистами, точнехонько в главного заводилу. Тот не сумел вовремя отреагировать и получил увесистый удар металлическим инструментом аккурат в переносицу. От внезапного удара он пошатнулся и рухнул на пыльную дорогу, как подрубленный ствол молодого деревца. Остальные парни моментально обступили своего поверженного в такой странной дуэли предводителя. Они уже не смеялись, а испуганно разглядывали его разбитый нос и яркий сочный фингал. Сбитый с ног точным броском Лёньки парень ошалело таращился на своих перепуганных подельников. Затем он приподнялся, дотронулся до ушибленного места и, увидав кровь, всхлипнул:
– Свинья! Русская проклятая свинья! Я убью его!
В вагоне шло ликование от удачного броска и точного попадания Лёньки. Девочки смотрели на него как на героя-спасителя, а женщины переговаривались вполголоса:
– Ай да молодец!
– Настоящий защитник!
– Лёнька, так им! Знай наших!
– Молодец, Акулина! Мать, настоящего мужика вырастила!
Под эти одобрительные возгласы мальчишка совсем расцвел и предпринял еще одну атаку. Он подобрал брошенные немецкими парнями «конфеты» и прицельно швырнул подряд пять найденных камней, обернутых цветными фантиками, в столпившихся вокруг поверженного лидера пацанов. Пять звонких мальчишечьих вскриков ознаменовали точные попадания Лёнькиных снарядов в цель. Вагон снова возликовал. Часовой, наблюдавший за перестрелкой, прекратил ковыряться в зубах, убрал флягу с водой в подсумок и перекинул стоявший рядом с ним карабин за плечо. Все же именно он отвечал за порядок и дисциплину в этом месте и в это время.
