Валерий Горбань - Память Крови
— Это очень серьезное слово, ты слышишь его первая и единственная.
— Мне тяжело с тобой сейчас говорить…
— Я понимаю. Но если мы не сможем прощать друг другу обиды и ошибки, как мы сможем прожить вместе всю жизнь?
Платочек не помог. И закушенные в кровь губы тоже не остановили предательский поток. Слезинки стекали по милому, измученному лицу, как капельки весеннего сока по израненной коре березы.
Его сердце рвалось на части от любви, жалости и той великодушной нежности, которая и делает мужчину мужчиной. А его губы собирали горько-соленые капельки с лица любимой, с ее нежной, трепещущей пульсирующими жилочками шеи и с ребристого бочка маленького желто-зеленого лимончика в вырезе простенького домашнего халата…
* * *Женщина, придирчиво хмуря брови, но с тайным удовольствием рассматривала себя в зеркало: в жизни не подумаешь, что у отражающейся в стекле обладательницы ладной, стройной фигуры старший сын — двадцатилетний студент.
И ее обновка выглядела просто замечательно.
Черно-золотые трусики итальянского ночного шелка, сделанные в виде шортиков, скрадывали слегка располневшие бедра (Ну и что? родите троих, я на вас посмотрю!). Коротенькая маечка, наоборот, соблазнительно обтягивала небольшую, но все еще упругую и красивую грудь. А твердые, как у девчонки, соски выпирали сквозь нежную ткань такими задорными пуговками, что в исходе сегодняшней демонстрации мод сомневаться не приходилось.
А вот и ОН: хлопнула входная дверь и дурачившиеся у себя в комнате младшие пацаны перенесли свои крикливые голоса в прихожую.
Женщина откинула покрывало на роскошной кровати, легла, только слегка прикрыв обнаженные ноги и сделала вид, будто целиком погружена в очередную серию Санта-Барбары.
Муж вошел в комнату, тускло — безразличным взглядом скользнул по жене и, мазнув ее губы коротким дежурным поцелуем, вышел, прихватив халат.
Она, подавив разочарование (умотался, наверное: работа — сплошные нервы), сообщила вслед, что ужин в микроволновке и уже всерьез погрузилась в мыльные страсти.
Минут через двадцать он снова появился в спальне, и в тот же момент хлопнула входная дверь.
Женщина, не отрываясь от экрана, спросила:
— Кто ушел?
— Мальчишки.
— Куда они?
— Я их гулять отправил, на улице погода прекрасная.
Она удивленно вскинула на мужа глаза, и тут же словно горячая волна плеснула в сердце, растеклась-раскатилась по телу, закружив голову и пробив сладкой дрожью колени.
Ее мужчина, горячий после душа, благоухающий лосьоном после бритья, стоял перед ней, сбросив халат. Его хитрющие глаза смеялись и уже ласкали…
Нет, это было не долгое и умелое наслаждение двух взрослых людей, изучивших друг друга до последней клеточки и понимающих партнера с полувздоха — полустона.
Это было сладкое безумство юных любовников, впервые ворвавшихся в сумасшедший мир неуемной страсти.
И не полированную гладь хитроумных кнопок, упрятанных в складках дорогого шелка ощущали его нетерпеливые пальцы. А шершавую поверхность пластмассовых желто-зеленых лимончиков, ревниво прячущих под незатейливым ситцем сокровища всей его жизни.
Чемоданная история
Хороший был чемодан у Ольги. Просто классный. Вместительный, на хитрых колесиках, позволяющих катить эту громадину и плашмя, и торцом, и как угодно. Вот если бы он еще прыгать умел!
Оля с трудом взгромоздила чемодан на площадку вагона. Отдышавшись, поднялась сама. Еще две схватки с узкими дверьми тамбура и купе и, наконец, победное заключение кожаного чудовища в темницу нижней полки. Пакет с необходимыми в пути причиндалами скромно примостился возле столика в уголке.
В открытое окно купе ворвался страдальческий голос:
— Я тебя еле нашла!
Ну, Лерка! Ведь договаривались на три часа ровно, чтобы успеть поболтать до отхода поезда. Правда, в этот раз она опоздала всего лишь на десять минут. Снег пойдет, наверное.
Глаза подруги уже блестели. Ее пылкая натура требовала настоящего прощания: со слезами, многократными лобызаниями и тому подобными штучками. И вовсе не важно, что через неделю она сама собирается в Москву, поступать в аспирантуру. И, естественно, остановится у Ольги, которая уже готовилась к защите.
— Давай ко мне, в купе!
Лерка отрицательно замотала головой:
— Не! Или я из поезда выскочить не успею, или паровоз сломается.
— Тепловоз, чудо ты мое. Ладно, иду. Посматривай пока в окно, чтобы мои вещи не сперли.
Когда Ольга, изрядно растрепанная после сцены под названием: «Прощай навеки!», вернулась в вагон, на свободном нижнем месте уже сидел новый пассажир.
«Вот мы даем, про все на свете забыли. Можно было и поезд угнать, а не то, что багаж утащить.» Подозрительно глянув на попутчика, симпатичного мужчину лет тридцати, Ольга приподняла полку и сунула к чемодану свой пакет, предварительно заглянув в него, словно невзначай.
— Ну и что показало вскрытие? — весело поинтересовался мужчина.
Ольга, густо покраснев, отмолчалась. Наверняка этот юморист стал свидетелем их прощания с Валерией, вот и позволяет себе насмешечки.
— Правильно, осторожность в нашем пассажирском деле прежде всего! — не унимался тот. — Но, поскольку, под моим неусыпным наблюдением, все оказалось на месте, можно начинать знакомиться. Алексей.
— А я теперь тоже обязана представиться? — решила сдерзить Ольга.
— Нет, конечно, не обязаны. Да, в принципе и необходимости такой нет. Ах, Оленька, Оленька!
Алексей до того точно скопировал Леркины интонации, и такие веселые чертенята брызнули у него из глаз, что собравшаяся было окончательно разозлиться попутчица не выдержала и рассмеялась.
— Как вам не стыдно подслушивать?
— Я же охранял ваше имущество. А на посту много что запрещается, но слушать и подслушивать можно. И даже нужно, потому, что службу надо нести бдительно!
— Вы военный?
— Почти. А вы студентка, с каникул едете?
— Почти.
— Вот и познакомились.
К теме профессий больше не возвращались, но разговор пошел настолько непринужденно, будто они с Алексеем были знакомы с детства. Он много путешествовал, объездил чуть не весь бывший Союз. О тех местах, где побывал, о городах, природе, интересных обычаях, рассказывал так, что хотелось немедленно пересесть на поезд, идущий в Алма-Ату, Сумгаит, Ферганскую долину и даже в Чечню.
— Ой, да ведь чеченцы такие злые!
— Они разные. Ладно, это сложная тема… А вы знаете, какие осетры водятся в Тереке?! Обалдеть! Я-то думал раньше, что они только в спокойных реках живут, таких, как Волга.
Оля, неожиданно для себя самой, тоже разговорилась. О том, как в детстве любила проводить лето у бабушки в деревне. Как безумно любящие внучку старики позволяли ей делать что угодно: носиться с деревенскими мальчишками, отправляться в походы в лес и на речку. И как однажды, когда она потянулась к земляничине, ее за руку тяпнула гадюка. Вот здесь. И Ольга с гордостью показала маленький шрам на кисти.
— Надрез делали?
— Ага, мальчишки, перочинным ножиком. Заставили меня отвернуться и — вжик! Они же и яд высасывали.
— Опасная самодеятельность: можно было к яду еще и инфекцию занести.
— Наверное. В больнице столько уколов сразу накололи!
— Сыворотка и блокада антибиотиками. К счастью, руку вам эта история не испортила. Кисть очень красивая.
— Ага, начались комплименты!
— Нет, это просто объективные результаты осмотра.
В купе они так и остались вдвоем. Разговору никто не мешал. И до чего же с ним было легко! Оля только один раз напряглась, когда Алексей поставил на стол бутылку домашнего вина и предложил отметить знакомство.
Уловив ее сомнения, он весело прокомментировал:
— Во-первых, я не «такой». Во-вторых, вы не «такая». В-третьих, домашнее вино бьет в ноги, но не отключает голову, а клофеллином и прочими гипотензивными препаратами я в дорогу не запасся. В-четвертых, вашему вниманию представляется мощнейшая закуска, — и он потянул с верхней полки объемистый пакет, — бабушка снаряжала. Она думает, что без ее продукции мы с мамулей умрем с голоду. У меня еще целый чемоданище с ее произведениями. А это все надо съедать, одна надежда — на попутчиков.
Когда укладывались спать, Алексей без всяких просьб удалился и стоял в коридоре, пока переодевшаяся и завернувшаяся в простынь Ольга не высунула голову из купе:
— Я — все!
Его ровная доброжелательность почти погасила все ее тревоги. Но если честно, все же, на донышке души оставалось маленькое такое, но очень беспокойное сомненьице. А потому, пока Алексей укладывался, она отвернулась к стене, и, чтобы исключить всякие попытки продолжить знакомство в более тесном варианте, старательно засопела.