Петр Капица - В море погасли огни
— Чуть жив! — отозвался комендор. — Коленку больно ушиб. Ноги дрожат, встать не могу. Видно, на мине подорвались.
— Где-то у центрального отсека грохнуло, — согласился с ним Никишин. — А что с Мазниным и Мареевым? Живы они?
— Тут мы! — отозвался Мазнин. — В ушах звенит, словно кто по голове ударил.
Свет фонаря выхватил из тьмы мокрые и бледные лица одного, другого электрика.
Вода лилась откуда-то сверху.
— Подобрать инструмент и заткнуть трубы, — приказал Никишин.
Все, кто был в отсеке, бросились заделывать отверстия, из которых поступала вода: закрыли пробками вентиляцию, переговорную трубу, цистерну пресной воды, поджали люк…
Никишин осветил переборку и заметил пробивающуюся из-под двери струйку воды. «Дверь была открыта, — вспомнил он. — Видно, сама захлопнулась. Надо немедля задраить».
Он быстро задраил дверь и тут же подумал: «А как же в шестом отсеке? Живы ли?» Он посмотрел в глазок, но ничего, кроме тьмы, не разглядел.
Старший торпедист попытался связаться с соседями по телефону, и телефон оказался мертвым: мембрана не вибрировала. «Затоплен центральный отсек», понял Никишин. Он вернулся к переборке и, постучав в нее разводным ключом, громко выкрикнул:
— Шестой отсек… Шестой! Кто жив? Жив кто? Отвечай!
Через несколько секунд послышался ответный стук и едва слышный голос старшины электриков:
— Живы Биденко, Гординский и я — Милютин. Четвертый и пятый отсеки затоплены. Соседей не слышим. У нас вода по грудь. Как у вас?
— Что им ответим? — спросил Никишин у товарищей. — Может, впустим к нам?
Обитатели седьмого отсека молчали. Они понимали, что вместе с соседями в отсек хлынет и вода.
— Если они быстро проскочат и мы сумеем сразу же задраить дверь, то воды наберется по пояс, не больше, — стал убеждать торпедист. — Вместе и погибать веселей.
— Давай, — отозвался Мазнин.
— Что будет, то будет. Откроем, — согласился Зиновьев.
И они стали отдраивать дверь. А Никитин тем временем, стукнув в переборку, крикнул:
— В шестом! У нас воды мало. Приготовьтесь перейти в седьмой. Только не мешкать!
— Есть перейти! — радостно ответили три голоса за переборкой.
Но радость их была преждевременной. Взрывом стальную дверь так заклинило, что с места не могли сдвинуть ее ни лом, ни кувалда. Трудились до изнеможения — и напрасно, усилилась лишь течь из-под двери.
— В шестом! Попробуйте с вашей стороны чем-нибудь таранить! — крикнул Никишин.
— Пробовали… воды много… ничего не выходит!
Отдохнув, Мазнин с Зиновьевым вновь принялись орудовать ломом и кувалдой. Переборка гудела, вибрировала, а дверь не колыхнулась, словно приварилась.
— Ребята! Попытайтесь зубилом там, где заедает! — советовал Биденко из шестого отсека. — Я уже на подставке стою, вода к горлу подходит!
В ход были пущены зубила, но сталь оказалась столь крепкой, что зубила, высекая искры, крошились.
— Ну что — ничего у вас не выходит? — не слыша кувалды, спросили из шестого отсека.
— Не тревожьтесь, что-нибудь придумаем, — пообещал Зиновьев.
— Спешите… иначе поздно, — просил Биденко. — Воздух утекает… я уже упираюсь головой в подволок.
Ломом вдруг овладел Мареев и яростно стал колотить им в дверь, словно собирался пробить дыру. Он был в исступлении, но товарищи не останавливали его. Пусть хоть стуком подбадривает соседей. Но когда Мареев стал долбить палубу, Зиновьеву пришлось отнять у него лом.
— Брось, не психуй, — сказал он. — Без тебя тошно. Не слыша ни всплесков, ни голосов в шестом отсеке, Никишин окликнул старшину:
— Милютин! Как там у вас?
— Воздух убывает, — глухим голосом отозвался старшина. — Если сможете, спасайтесь сами… О нас не думайте… Прощайте, товарищи! — с тоской выкрикнул он. — Да здравствует Родина!
Что-то выкрикивали и другие обитатели шестого отсека, но их голоса были глухи и невнятны.
Никишин, чтобы подбодрить соседей, закричал:
— Держитесь, балтийцы не сдаются до последнего вздоха. Задрайте все отверстия, чтобы воздух не вытекал!
Но из шестого отсека больше никто не откликался.
Наступила тягостная тишина. Фонарик в руках Никишина погас. И вдруг во тьме раздался нелепый, дикий хохот Мареева.
Зиновьев бросился успокаивать друга:
— Перестань, не дури!
— Прекратить! — прикрикнул на них Никитин. — Довольно переживать! Разобрать индивидуальные спасательные приборы и опробовать!
Мазнин и Зиновьев поспешили выполнить приказание старшего торпедиста, а Мареев стоял и всхлипывал. Он был безучастен. Пришлось Зиновьеву отыскать его спасательный прибор, взять в зубы загубник кислородной маски и проверить. Кислород поступал хорошо.
— Выйти попробуем через торпедный аппарат, — громко сказал Никитин. — Правда, он занят боевыми торпедами, но мы попробуем произвести выстрел.
— Как же выстрелишь без сжатого воздуха? — спросил Мазнин.
— Я обдумал. Воздух высокого давления возьмем у запасной торпеды.
Они втроем подобрались к торпеде, лежащей на стеллаже, и с помощью плоскозубцев, зубил, отверток попробовали присоединить к клапану гибкий шланг. Работали в темноте на ощупь. Неожиданно по пальцам ударила резкая струя воздуха. Запирающий клапан вырвало, и воздух, от которого зависело спасение, со свистом вышел в отсек.
Давление резко возросло. Трудно стало дышать. Кровь стучала в висках. Пришлось через люк стравить немного воздуха.
Неудача не обескуражила моряков. Решили добыть сжатый воздух из боевой торпеды соседнего аппарата.
Первым делом обезвредили торпеду и стали действовать со всеми предосторожностями. После длительной возни воздух наконец поступил в боевой клапан. Но выстрела сразу не получилось. Торпеда ушла лишь после четвертой попытки и легла на грунт где-то рядом.
Путь в море был открыт. Предстояло самое трудное: проползти внутри трубы диаметром пятьдесят три сантиметра.
— Кто пойдет первым? — спросил Никитин. Но ни один из товарищей не откликнулся. Как проползешь в такой узости почти семь метров?
— Ладно, попробую я, — сказал Никитин, хотя плечи у него были не уже, чем у товарищей, скорей — шире. — Если застряну, вытягивайте за трос.
Он нашел буй и привязал к нему трос с узелками. Затем напомнил, что сразу из глубины всплывать опасно: можно получить кессонную болезнь.
— Держитесь за трос и останавливайтесь у каждого узелка, — посоветовал торпедист. — Я сам просигналю, когда всплыву. А сейчас — переодевайтесь в чистое.
В прежние времена моряки стали бы молиться, а советские парни, надев свежие тельняшки и трусы, запели «Интернационал».
Кончив петь, Никитин открыл крышку торпедного аппарата. В отсек хлынула вода. Казалось, она затопит его мгновенно. Но поднявшись над трубой сантиметров на сорок, вода больше не прибывала. Ее напор сдерживала воздушная подушка. Давление внутреннее и наружное уравнялось.
Надев маску, Никитин ушел под воду и пролез в тесную трубу.
Толкая головой буй, отталкиваясь руками и вихляя всем телом, Никитин медленно продвигался вперед. От непривычных усилий ему стало жарко. Сердце бешено колотилось, стучало в висках. Трудно было втягивать легкими поступавший по трубе кислород, но торпедист не давал себе отдыха, продолжал ползти.
Наконец семиметровая труба кончилась. Никитин выпустил буй и, держась за пеньковый трос, стал дышать полной грудью. Теперь следовало подниматься вверх не спеша.
В отсеке ждали сигнала более получаса. Зиновьев, державший трос, не чувствовал рывков.
— Не случилось ли что с Никитиным? — встревожился он. — Может, фрицы схватили его?
— Да нет, какие фрицы? — возразил Мазнин. — Наш остров виднелся, тут свои.
Подождав еще несколько минут, Зиновьев сказал:
— Давайте выбираться без сигнала. Первым пойдешь ты, Мазнин. У тебя плечи покатые. В случае чего — подсобишь.
Мазнин ростом был меньше других. Он довольно легко заполз в трубу и минуты через две очутился у наружного конца торпедного аппарата. Там он стал поджидать товарищей. Но те почему-то не показывались.
Обеспокоенный краснофлотец вернулся в отсек. Вынырнув из воды, он снял маску и спросил:
— Что же вы застряли? Боитесь, что ли?
— Да не боюсь я, — в сердцах ответил Зиновьев. — Мареев упирается, не хочет маску надевать. Сдурел, прямо сдурел!
Они вдвоем принялись уговаривать упрямца, а тот, отталкивая их, кричал:
— Удушит! Это удавка! Не буду… боюсь!
Тогда они его встряхнули и, силой запихав в рот загубник, быстро надели маску и включили прибор.
Глотнув кислороду, Мареев притих и как бы успокоился.
— Вот так бы давно! — похлопав товарища по плечу, похвалил Мазнин. — Не трусь, ползи за мной. Смотри, как это делают.
