Петр Андреев - Военные воспоминания
К Одеру подошли ночью. Дивизия встала на позиции, сменяемой нами другой дивизии. Батареи готовили новые огневые позиции, а управление дивизиона заняло оборудованные предшественниками наблюдательные пункты. НП командира дивизиона и командира 2-й батареи находился на гребне небольшой возвышенности, полого спускавшейся к реке и к огневым позициям. Слева река круто огибала наш левый фланг. Перед нами и далеко вправо, было видно прямое русло Одера.
На западном берегу, прямо перед нами, была видна сильно разрушенная деревня Альткюстрихен, вытянувшаяся улицей вдоль берега реки. Правее деревни был виден мост через реку, упирающийся своим западным концом в ее северную окраину, а слева от деревни до старицы Одера простирался луг. Сама старица, уходящая нашего от левого фланга на северо-запад под углом 45 градусов, с наблюдательного пункта не просматривалась.
Первые сутки взвод был занят привязкой боевых порядков дивизиона и подготовкой данных для стрельбы по площадям и заградительным огням, а затем мы перешли на наблюдательный пункт командира дивизии и приступили к изучению переднего края обороны противника. Погода стояла летняя, теплая, солнечная. Наблюдательный пункт был построен не на склоне высоты, обращенной в сторону противника, как полагалось по науке, а на самой вершине. Таким образом, он должен был просматриваться со стороны противника, проектируясь на линии горизонта своей возвышающейся частью, но, зато, его тыловая часть было скрыта от его наблюдателей. Что нас и устраивало.
Артиллерийско-минометный огонь противник вел редко, да и то, только по переднему краю. Самолеты тоже нас не беспокоили, и мы позволяли себе устраивать отдых под весенним солнцем. Двое наблюдателей постоянно, не отрываясь, находились у стереотрубы, а остальные - командир батареи (командир дивизиона обычно находился в штабе), разведчики и связисты, лежали на лужайке у хода сообщения. Даже дежурный связист с телефонным аппаратом выбирался из укрытия на солнце. Переселилась с огневой на наблюдательный пункт и санинструктор батареи Оля. Никогда не унывающая, всегда с улыбкой на лице, она сразу изменила климат в нашей мужской среде. Вместо грубостей появились смех и шутки. Надо заметить, что Оле приходилось выслушивать очень много довольно оскорбительного, но она, со своим характером, все превращала в шутку и все кончалось миром. Вот и теперь разговоры довольно быстро перешли на тему девственности Оли.
Я уже касался этого вопроса. Все, кто служил рядом с Олей, знали что она всегда вела себя на равных среди мужчин. Одни за эту ее непринужденную манеру в разговорах и поведении считали ее развращенной девушкой, другие же, имеющие больший жизненный опыт, наоборот, ценили ее, как исключение среди других фронтовых девушек.
Вот и здесь, опять кто-то перевел разговор на ту же тему, спросив, скольких из своих сослуживцев, по пути, пройденному от Полесья до Одера, Оля удовлетворила? Ничуть не смутившись, она сказала: «Зачем вы об этом спрашиваете меня. Вы здесь элита батареи - разведчики и офицеры. Кто-то из вас должен был бы быть у меня первыми. Так скажите сами, кто из вас мною обладал?». Все молчали в ожидании, что кто-то признается, то он был счастливчиком.
- Что, нет таких? Так вот, я вам сейчас докажу, что я девственница!
- Оля, как ты будешь доказывать? Нас здесь восемь человек. - Сказал командир батареи, капитан Бондарев.
- Ну, зачем же я буду всем вам доказывать? Я думаю, что вы только мне не доверяете. Себе-то вы сами, мужики, можете поверить? Доверяете вы своему командиру? Нет возражений? Вот и хорошо. Пойдем, командир, в землянку.
Двадцатидвухлетний капитан, никогда не замечавшийся в донжуанстве, медленно поднялся, приказал дежурному связисту оставить свой пост в ходе сообщения у наблюдательного пункта и зашел в землянку вслед за Олей. Оттуда вылетели улыбающиеся наблюдатели. Наступила неловкая тишина. Чувствовалось, что каждый внутренне переживал из-за случившегося, что он не остановил постыдный разговор. Только один, самый старый из нас, сорокалетний разведчик батареи ефрейтор Сидоров укоризненно проговорил: «Как все нехорошо получилось. Ребята, ну зачем же так?». И замолчал.
В это время плащ-палатка, закрывающая вход в НП приподнялась, и оттуда вышел смущенный, с вытянувшимся лицом и опущенными глазами, капитан и за ним, с улыбкой до ушей - Оля.
- Да, ребята, мы посрамлены, - сказал капитан. - Кто бы мог подумать!
- Каждый думает о других, сравнивая их с собой, в меру своей испорченности!
- Извини нас, Оленька, за нашу глупость, - сказал Сидоров. Ты всем нам преподала большой урок.
Увлекшись деликатным разговором, не заметили, как совсем рядом оказался командир дивизиона, майор Грязнов со своим ординарцем. Разговор закончился и все заняли свои места.
Майор поздоровавшись, пригласил командира батареи, и. о. начальника разведки ст. сержанта Митягова и меня зайти к нему, и сам направился к наблюдательному пункту. В ходе сообщения, Митягов, придержав меня, чтобы отстать от Грязнова и Бондаренко, сказал: «Какая девушка, какая решительность! Видно, она больше не могла терпеть это круглосуточное зубоскальство. А Бондарев, вместо того, чтобы пресечь издевательство над своей подчиненной, пошел на такое…». Подошли к НП, разговор прервался и больше к этой теме не возвращались.
Через несколько дней, на второй день после форсирования Одера, Сергей Митягов был назначен адъютантом командира полка полковника Авралева, вместо погибшего в первую ночь за Одером мл. лейтенанта Андреева и мы с ним встретились только в Зондерхаузене, в Тюрингии. И никто из нас, свидетелей отчаянного поступка Оли, не мог представить, что жить ей отпущено всего пятнадцать дней.
Последний день серьезных боев. Немцы удерживают город Нойруппин. В наших руках г. Альтруппин. Между городами два озера, соединенных двумя параллельными каналами. Наступает вечер. Идет бой. Наша пехота переправилась через второй канал. Немцы, оставив арьергард, покидают город. Получаем приказ сниматься и двигаться вперед. 2-я батарея уже на колесах. Пушки на форкопах, расчеты в кузовах машин. Разрыв последнего в этот день, и последний в этой войне на участке наступления нашего полка, снаряда, осколок в голову - и Оля убита. Задерживаться нам было нельзя. Тут же, на огневой позиции, еще не остывший труп положили в ровике, накрыли шинелью и засыпали землей. Батарея двинулась на переправу - дальше преследовать отступающего противника.
Просмотрев журнал наблюдений, майор остался крайне недоволен результатом нашей работы, и был прав, так же, как были правы и наблюдатели. Виноваты были немцы, хорошо окопавшиеся по западному берегу реки и не желавшие себя демаскировать. Майор сообщил, что ночью будет попытка внезапным броском небольшой группы разведчиков захватить плацдарм на западном берегу. Для того чтобы при необходимости (а плацдарм планировалось взять внезапно, без артподготовки) оказать огневую поддержку, необходимо выдвинуть наблюдательный пункт к самому берегу реки, а мне, правее него, организовать пункт сопряженного наблюдения. Ст. сержанту Заборскому было приказано протянуть на новые НП связь.
Ночь прошла в работе. Окапывались, маскировались. Устанавливали стереотрубы и брали отсчеты, чтобы привязать новые пункты к местности. К утру все было готово. Но противник, как и мы, молчал, только частые осветительные ракеты с западного берега освещали наш передний край.
Солнце было еще за горизонтом, но уже заметно светало, когда сильный автоматный огонь на стороне противника поднял нас, уже устраивавшихся вздремнуть, на ноги. Небо без единого облачка. В окуляры стереотрубы уже был четко виден западный берег реки и окопы. Там шел бой. Через некоторое время на бруствере окопа появились два человека. Первый свалился с бруствера и как-то боком бросился с берега к воде. А второй взмахнул автоматом, как бы для удара прикладом и свалился, видимо, сраженный пулей. От берега отвалила лодка. Противник открыл по ней бешеный автоматный огонь. Загукали наши ротные минометы, зашипели снаряды нашей баратеи. Вдоль окопов стали хорошо видны разрывы мин и снарядов.
Лодка приближалась к нашему берегу. До берега оставалось несколько десятков метров (ширина Одера в этом месте 350 метров), как вдруг весла замерли, и солдат свалился на дно лодки. Течением лодку стало сносить на север, но солдат в ней был жив. Он усиленно греб рукой. Лодка, далеко отнесенная течением, уткнулась в наш берег. К ней сразу же бросилось несколько солдат и раненого унесли в укрытие.
В тот же день от офицеров пехотного полка мы узнали, что в операции участвовало около 20 разведчиков и все они, кроме одного, погибли. Операция была рассчитана на внезапность. Да и плавсредств у нас не было. С трудом нашли четыре лодки. Если бы плацдарм занимали батальоны, очевидно, что, как и на Днепре, переправлялись бы опять на плащ-палатках и просто вплавь. Тогда из-за отсутствия плавсредств утонуло солдат и офицеров больше, чем погибло от пуль и снарядов. Редко кто мог в обмундировании и с винтовкой или автоматом переплыть широченную реку с быстрым течением, да еще и в холодной воде (в октябре).
