Дмитрий Калюжный - Житие Одинокова

— Я, товарищ командующий, болен был, — смутился Василий. — А как поживает товарищ военврач, то есть Галина Васильевна? Извините, если зря спросил…

— Нормально поживает, спасибо. Здесь она, на Донском фронте. Если вас ранят, к ней попадёте, как и в прошлый раз. А вы за что в штрафбате?

Василий коротко рассказал, как «братался» с врагом.

— Понятно, комбатом были… А в каком звании?

— Старший лейтенант.

— Партийный?

— Был. Сейчас исключили. И правильно, наверное. Какой из меня коммунист? Я не соответствую, мне христианская идея ближе.

— Немцы тоже христиане, — с интересом сказал Рокоссовский. — Много ли нам с того радости?

— Надо подумать, Константин Константинович, — ответил Вася. — Каждый-то немец, отдельный, он тоже человек. Их бы надо распропагандировать, что их Гитлер — антихрист. Пусть они к нам переходят.

— Интересная мысль! — и Рокоссовский пригласил к дискуссии остальных: — А вы что думаете, товарищи?

— По опыту знаю, — ответил бывший полковник, — что если обращаться к разуму человека, можно многого добиться.

— А какой же разум в религии? — возразил другой.

Саша Смирнов сообщил, что в работах классиков марксизма-ленинизма есть указание на перетягивание врагов на свою сторону через пропаганду наших лучших идей. Один из бывших полковников предложил призвать немца биться с империализмом, чтоб они повернули, так сказать, штыки в другую сторону.

— Это вряд ли получится, — вздохнул Рокоссовский. — Не так всё просто.

— Мы их остановили, — убеждал Василий. — Христос на нашей стороне. Если немцам сказать, что их положение безнадёжно и дальнейшее сопротивление не имеет никакого смысла… Не Гитлеру сказать, нет, а простым солдатам. Вы — командующий фронтом, Константин Константинович. Скажите им.

— Ультиматум им, что ли, отправить? — задумчиво спросил Рокоссовский. — В лучших традициях рыцарского благородства.

— Да, милосердие победителя — это благородно, — согласился Одиноков…

8 января 1943 г.

6-я германская армия, соединения 4-й танковой армии и приданные им части усиления находятся в полном окружении с 23 ноября 1942 года. Части Красной Армии окружили эту группу германских войск плотным кольцом. Все надежды на спасение ваших войск путём наступления германских войск с юга и юго-запада не оправдались. Спешившие вам на помощь германские войска разбиты Красной Армией, и остатки этих войск отступают на Ростов. Германская транспортная авиация, перевозящая вам голодную норму продовольствия, боеприпасов и горючего, в связи с успешным, стремительным продвижением Красной Армии вынуждена часто менять аэродромы и летать в расположение окружённых издалека. К тому же германская транспортная авиация несёт огромные потери в самолётах и экипажах от русской авиации. Её помощь окружённым войскам становится нереальной.

Положение ваших окружённых войск тяжёлое. Они испытывают голод, болезни и холод. Суровая русская зима только начинается, сильные морозы, холодные ветры и метели ещё впереди, а ваши солдаты не обеспечены зимним обмундированием и находятся в тяжёлых антисанитарных условиях. Вы как командующий и все офицеры окружённых войск отлично понимаете, что у вас нет никаких реальных возможностей прорвать кольцо окружения. Ваше положение безнадёжное, и дальнейшее сопротивление не имеет никакого смысла.

В условиях сложившейся для вас безвыходной обстановки, во избежание напрасного кровопролития, предлагаем вам принять следующие условия капитуляции:

1) Всем германским окружённым войскам во главе с вами и вашим штабом прекратить сопротивление;

2) Вам организованно передать в наше распоряжение весь личный состав, вооружение, всю боевую технику и военное имущество в исправном состоянии. Мы гарантируем всем прекратившим сопротивление офицерам, унтер-офицерам и солдатам жизнь и безопасность, а после окончания войны возвращение в Германию или любую страну, куда изъявят желание военнопленные. Всему личному составу сдавшихся войск сохраняем военную форму, знаки различия и ордена, личные вещи, ценности, а высшему офицерскому составу и холодное оружие. Всем сдавшимся офицерам, унтер-офицерам и солдатам немедленно будет установлено нормальное питание. Всем раненым, больным и обмороженным будет оказана медицинская помощь.

Ваш ответ ожидается в 15 часов 00 минут по московскому времени 9 января 1943 года в письменном виде через лично вами назначенного представителя, которому надлежит следовать в легковой машине с белым флагом по дороге разъезд Конный — станция Котлубань. Ваш представитель будет встречен русскими доверенными командирами в районе «Б» — 0,5 км юго-восточнее разъезда 564 в 15 часов 00 минут 9 января 1943 года.

При отклонении вами нашего предложения о капитуляции предупреждаем, что войска Красной Армии и Красного Воздушного флота будут вынуждены вести дело до уничтожения окружённых войск, а за их уничтожение вы будете нести ответственность.

…Ноги шагали автоматически, глаза не могли уже больше видеть это сплошное белое марево, тело мертвело от холода. Шли вперёд уже неделю. Энтузиазм первых дней контрнаступления не то что угас, а просто на него не осталось сил. Никакого жилья здесь не было, бойцы шли без возможности хотя бы иногда отогреться. Враг был окружён, да только в «котёл» угодила такая крупная его группировка, что требовалось её рассечь надвое. Этим они и занимались: рассекали армии немцев и итальянцев. Короткие остановки делали редко, лишь чтобы поесть и поспать.

После взятия кургана, по-военному — высоты 1215, старший лейтенант Одиноков был освобождён от дальнейшего отбытия наказания приказом комбата Рытова. Его оставили на Донском фронте. Батальона, правда, не доверили, он теперь опять командовал ротой. Сыграло ли в его освобождении мнение комфронта Рокоссовского — Василий не знал, одному Богу это известно. А вот о чём Василий знал наверняка, так о том, что ультиматум немцам послан был, но их командующий Паулюс от него отказался. Зато рядовые немцы в плен сдавались толпами…

Сейчас он об этом думать не мог. Думалось вообще плохо. Холод убивал. Редкие стычки с врагом тоже убивали. Смерть была повсюду, а компенсировать потери личного состава нечем…

Василий смахнул рукавицей снег с глаз. Лицо замотано башлыком, незащищёнными оставались только глаза, а снег на них уже не таял, он скапливался сугробиком на башлыке и переносице. Глянул в сторону: редкая цепочка бойцов, то припадающих к земле, то вскакивающих, движется по заснеженному полю вслед за десятком танков. Пробежала, а вернее — медленно проползла равнодушная мысль: «Хиловатый у нас боевой порядок…» Глянул назад: за жиденькими цепочками бойцов тянулись орудия прямой наводки. За ними — остальная артиллерия.

Слава Господу, впереди — танки, и пушкари с нами. Без них бы — ну чисто наступление под Москвой! Только не лес, а в основном степь. «Скоро всю страну ногами перемерю», — подумал он. Пехоты мало, вся надежда на артиллерию, что она прошибёт вражескую оборону, а пехота — что пехота? — пехота обеспечит защиту захваченного рубежа. Уже неделю одно и то же: артиллерия пробивает путь, пехотинцы и танкисты идут вперёд, некоторые — закрепляются в «коридоре», остальные продолжают путь.

— Старшой, табак е? — скрипит слева чей-то простуженный голос. Ответил бы, что курить вредно, поддержал бы шуткой, но — нет сил на шутку. Бросил коротко:

— Не.

Залегли. Впереди виднелись запорошенные снегом доты. Застрочил пулемёт. Враг был так близко, что слышались команды на немецком языке.

— Где связист? — спросил Василий.

— Ползёт, — ответили ему.

Можно хоть ненадолго лечь — хоть в снег, хоть куда — и не шевелиться. Вдруг станет теплее…

Кто-то раньше него успел сообщить о препятствии в штаб. Над головами с рёвом промчались самолёты штурмовой авиации, с ходу «обработали» позиции врага. Хорошо лётчикам: им сверху всё видно!..

Господь на нашей стороне. Но свой путь нам придётся проделать самим… Встали, пошли — немцы опять стреляют. Нет, ребята, это вам не сорок первый год. Погодите ровно секундочку… Раз — секундочка прошла, — по немцам ударили «Катюши».

Василий припомнил, как начиналась эта неделя. Хотел усмехнуться, но кожа лица так задубела, что усмешки у него не получилось. Тогда настроение было радостное. Тревожное, но и — радостное, да. Какой-то кураж, предчувствие чего-то значительного, мощного вызывало дрожь во всём организме. Вот — сейчас! Сейчас! Начнётся! И мы!..