С шевроном «Вагнер». Автобиографическая повесть - Габыч
Я думал про себя, что сам ворвался в этот пиздец и никто тебя за член сюда не затягивал. Теперь осталось начать да кончить. Только и всего. И не трухануть, когда начнётся заруба. Сказать, что я молился, наверное, всё-таки неправильно. Обращался ко всем своим предкам, чтобы помогли мне и охранили. Заднюю дать я уже не мог.
10
Наступил день отъезда. Перед отправкой я позвонил матушке, сказал, мол, что всё хорошо и так далее. Сказал, что связи, скорее всего, не будет, что пока бабки капают маленькими порциями, значит, всё в порядке, я живой. Ну а если большой кусок обвалится, то, значит, извини, доживешь свои годы с деньгами и в достатке.
Пришли автобусы. Нас всех спросили:
– Вы понимаете, куда вы едете?
– Да-а-а! – заорали мы хором.
– Вы понимаете, что вам надо будет делать?
– Да-а-а! – разнеслось несколькими сотнями мужиков.
Как потом показала жизнь, процентов восемьдесят из тех, кто орал, понимало всё только в своих фантазиях и совсем не догоняло, что и зачем. Мы закинули шмурдяки в автобус и загрузились сами. Спустя несколько минут мы тронулись. Ну, в добрый путь.
Пока ехали, вспоминал историю от Тивиса. Как вы помните, он уже бывал за лентой. В ополчении. Поставили задачу их расчёту выдвинуться на позиции и отработать по пидорам из своего инструмента. Честно, даже ни разу не спросил, был ли у них восемьдесят второй или сто двадцатый. Дело, впрочем, вообще не в этом.
Выдвигаются они на задание. Примчали, начинают выставляться. Тут их палят и начинают накрывать артиллерией. Они – кто куда. Начинают окапываться, но потом понимают, что лучше спрятаться за холмик, а один продолжает окапываться. Всё это время по ним работает арта противника. В общем, когда этот тип, единственный, кто окопался, залез в свой окоп, туда прилетел снаряд. Всё. Все живы, кроме него. Вот такой пиздец бывает, братцы. Но это исключение из правил. Как потом показала работа, окапывание – это мать победы и сохранение личного состава подразделения. Об этом будет прилично в моём повествовании.
Дорога была очень долгой. Иногда мы останавливались поссать и покурить. Курить нам, конечно же, было запрещено, но мы успевали сдолбить сигарету-другую, пока другие оправлялись. Несколько часов на границе с ДНР, и потом бескрайние донецкие степи. Красивые до жути. Глядя на эти степи, я соглашался с нашим ленинградским поэтом, певцом, актером Игорем Растеряевым. У России нет никаких границ. У России есть только горизонт. Лучше не скажешь.
Утром мы прибыли в Луганск… или это был не Луганск. Вообще по барабану. Мне были неважны географические названия. Знатоки местностей начнут меня, конечно, поправлять. А мне, повторюсь, по барабану. Мы приехали в страну, где название населённого пункта не определяет твою судьбу. Пройденные метры определяют.
Автобус заехал на какую-то площадку. В окно были видны несколько КамАЗов и Уралов. Также стояли какие-то фургончики, внедорожники и прочий транспорт. С десяток парней проходили досмотр у службы безопасности, видимо, перед отправкой в отпуск. Я подумал: вот есть же живые, даже в отпуск отправляют. И никакие они не сверхлюди из «Вархаммера», а обычные мужики. Помятые, усталые, но вполне себе целые и здоровые. Некоторые даже улыбались. И главное, что я не заметил в их глазах какого-то сверхъестественного ужаса и чувства безнадежности. Скорее, они напоминали заводских мужиков, которые, отпахав смену, возвращались домой с работы. А это значит, что не так уж всё и плохо, как гласили молькинские небылицы.
Мы выгрузились, хотя точнее будет сказать, что нашу толпу размазало по этой площадке. Забрали из грузовика свои рюкзаки. Пролетела команда разобраться по отрядам. И все разобрались. Ну, почти все. Мы стояли, как будто кот наблевал.
С трудом, но мы всё же построились, и когда Хрусталь, а встречал нас именно он, нас спросил: «Вы кто?», мы жалобно проблеяли: «Шестой отряд!» Точно не знаю, кто он. Этот Хрусталь. Вроде начальник отдела кадров бригады. Но это неточно.
– О! Шестой отряд – это хорошо! Шестой отряд всегда идёт вперёд! – сказал Хрусталь, и было видно, что он нами доволен.
Сказал он это дружелюбно, по интонации, но после его слов я сразу подумал: где же тут ловушка? Вроде всё было максимально прилично. Даже погода стояла хорошая. В этот момент я себе уже представил, как мы идём вперёд, как нас косят огнём хохлы, но мы продолжаем тащить себя вперёд, а нас выкашивает сотнями, и мы, блядь, все геройски умрём! И нацарапаем на стене какого-нибудь сарая слово «Дошли!»
Как же тебе повезло! Воу! Просто замануха, мать его! Да, проснулся мой внутренний Габыч, который на самом деле был маленько трусишкой, только необходимо было очень постараться, чтобы это увидеть. Некоторые парни носили африканские панамы от солнца и тёмные очки, кто-то дрочил на снарягу, пытаясь спрятать за них своих внутренних демонов. А я? Я был примерно одинаковый. Дождь ли, солнце, снег или грязь. Как есть, так есть. Я никогда не пытался обманывать себя. Абсолютно бессмысленное занятие.
Потом нам рассказали про «пятисотых». Что «пятисотых» у нас в организации нет. Кто хочет «запятисотиться», тот проходит психологические курсы и с поправленной психикой возвращается в строй. Короче говоря, чтобы вы понимали, измена тогда внутри меня бушевала, как этот грёбаный ураган Митч в девяносто восьмом в Гондурасе. Кто не понял, загуглите ураган Митч в Гондурасе. Там был матушки мои какой трындец! Из хорошего могу сказать, что это был пик моих истерик. Далее они пошли на убыль и вскоре вообще исчезли.
11
Мы загрузились. То ли в КамАЗ, то ли в «Урал», не помню. Пока ехали, я наблюдал активное движение самого разного транспорта с буквами «Z», «O», «V» и в небольшом количестве блокпосты. Впрочем, больше ничего не напоминало, что уже восемь лет на этой земле идет война, а уже почти как с полгода – активная часть боевых действий.
Пара-тройка часов дороги, и грузовики остановились у какого-то здания. Бывшее здание то ли техникума, то ли путяги. Света не было, окна частично заколочены. Зашли в это здание, прошли в какое-то полутёмное помещение, кинули шмурдяк и стали ждать.
Мелькали лица в дверном проёме. Прошло минут десять-пятнадцать, и в зал зашли четверо. С нами заговорил мужчина с бородой, на вид мой ровесник. Тогда я даже не мог себе представить, какое участие он сыграет в моей судьбе и судьбах других наших парней. В том, что большинство из нас вернулось живыми и целыми, его огромнейшая заслуга. Человек с огромным опытом ведения боевых действий и железной волей при достижении результата. Он – как филиал Немезиды на земле.
С нами говорил командир шестого штурмового отряда Дикий. Это был кабардинец, выше среднего роста, крепкий, с короткой прической и убийственным взглядом. Когда он на тебя смотрел, то возникало такое чувство, что на тебя наводили артиллерию. Уже несколько позже мы узнали, что если Дикий что-то сказал, то надо делать. Все его слова сбывались. Если ты ослушался и не выполнил распоряжения, то ты погиб или ранен. Об этом я ещё не раз обязательно упомяну в своей истории. Потому что мне довелось стать непосредственным свидетелем таких случаев. И вот кто уж как минимум должен быть внесён в золотую летопись Кабардино-Балкарской Республики, так это он.
Его имя (которого я, кстати, не знаю) по любому должно стоять
