С шевроном «Вагнер». Автобиографическая повесть - Габыч
Потом мы стояли в стойке, поворачивались в разные стороны с автоматом, опустив ствол книзу и никак иначе. Потом разворачивались и имитировали стрельбу: сидя, стоя, лёжа. Потом перезаряжались одной рукой. К часу дня мы уже изрядно затрахались и, как только подвернулась возможность, сразу же сквозанули на обед. После обеда мы уже никуда не пошли, а дружно проебали занятия по топографии и корректировке арты. Мы, конечно, ещё те засранцы, но вышеупомянутый Стоун – это провал. Тип вообще нами не занимался, решая какие-то свои вопросы. Поэтому чувство совести нас особо не мучило.
Вечером нам сказали, что мы переезжаем в полевой лагерь, и мы потащили свой шмурдяк в сторону полигона. Я по-прежнему был в своих голубых кроксах, которые к этому времени были уже, скорее, мышиного цвета. От грязи.
Помимо этого было ещё посещение медика-женщины. Для медосмотра и заключения годен не годен. Нас сразу предупредили: заходишь, здороваешься, молчишь. При входе в кабинет на порог не наступать, не наступать на порог ни в коем случае, совсем не наступать, даже в мыслях чтобы этого не было. Если хоть одно из условий будет нарушено, то она может развернуть всю пришедшую группу и отправить обратно.
«Ничего страшного, – говорила она, – зайдут в другой день».
Но, положа руку на сердце, говорливых и не понимающих, куда они попали, типов хватало. Поэтому я понимаю, что такая жесткость с её стороны была оправдана.
Нам повезло. В нашей группе концентрация дегенератов была минимальная. По итогу медосмотр был пройден без эксцессов. В моём обходном красовался штамп: «Ограниченно годен».
Контракт я подписал на четвёртый день, жетон получил – на пятый. Судя по всему, для организации, ядро которой до недавнего времени состояло максимум из трёх тысяч личного состава, было непривычно работать с таким огромным наплывом людей, желающих стать штурмовиками.
Когда ты впервые связываешься Компанией, то тебе говорят, что взять из документов и личных вещей. Кроме рыльно-мыльного, тапок и кроссовок говорят, что, в общем, ничего и не надо. Потом, когда ты уже прибыл и распределён, тебя начинают подпрессовывать, мол, какого хрена нет наколенников, налокотников, ремня, берц и так далее.
«А что у тебя со снарягой?» – такие вопросики очень часто начинают возникать, как бы сказать, между делом. И для долбоящеров есть магазин со снарягой на территории.
По слухам, один армянин оделся в этом магазине под жетон. Тысяч на пятьсот. Хотя, опять же, по слухам, версии колеблются от трёхсот до семисот. Лично я думаю, что правда где-то посередине. Охуеть можно. Впрочем, мне плевать, деньги-то не мои. Нет, конечно, он был великолепен. Мультикам, сбросы, панамка, красивые берцы, очки, прочая хрень, до жопы. Как в рекламных роликах, весь фарш. Он был алмазом среди таких, как я. Потом, я слышал, он пошёл в роту охраны, или что-то вроде этого.
Сам я только один раз зашёл посмотреть в этот «лакшери бутик» красивых военных вещей и сразу же оттуда свалил. Больше я туда не возвращался. Ценник раза в два выше, чем на гражданке. Спрашивается, на хрена под несуществующие деньги что-либо приобретать за ценник ЦУМа? Естественно, ничего я себе там не купил. Я же не ебанат. До моего первого магазина было около полутора тысяч километров.
9
Мы переехали в лагерь. Улеглись кто где, так как Стоун не решил вопрос со спальными местами. Завтра уезжали парни из 7 ШО, и места освободятся. Как раз тогда я и познакомился с Хэтчем. Это был русак из Кабарды, нормальный тип, мы с ним сразу спелись. Я всегда поразительно легко и быстро находил парней похожего со мной мышления.
У него был припрятан телефон. Вопросы со звонками отпали сами собой. Дальше по очереди расположились Пробел, Артишок и Зеланд, но плотно общаться я начал с Апкой, Тивисом и Кетоном. Это были мужики моего возраста и уровня ебанутости. Активные, злые, дикие типы, более-менее понимающие, где мы находимся и куда двигаемся.
Тивис – сибирский татарин, уже участвовавший в боях за ополчение в качестве бойца расчёта миномёта. Тогда ему надо было скрыться от федерального розыска, и он ничего лучшего не придумал, как поехать на войну на Донбасс. Апка – с Кубани, морпех в одну из чеченских войн. Кетон когда-то был омоновцем, неплохим снайпером. Входил в десятку на соревнованиях по России.
Вместе мы сидели и слушали от своих соседей, как те ворвутся в войну и всех победят, захватят танки и получат огромные премии. А потом в Москве после парада героев на Красной площади с кучей орденов и медалей будут жрать омаров в ресторане. На ужине президента в Кремле. Мы со всего этого орали и пёрлись в открытую. Сами парни, естественно, совсем не догоняли, в какой ад мы попадём.
Утро в лагере начиналось с кофе, сигарет и похода на завтрак, поскольку столовая по месту ещё не была готова к эксплуатации. В готовности её к работе мы приняли самое рьяное участие. Потому что, посетив пару занятий по круговой обороне, работе в тройках, швырянию гранат и проходу по тропе разведчика, мы осознали, что надо проводить время с какой-то большей пользой. Прежде всего для самих себя. И, зацепившись за Гену, коменданта полевого лагеря, мы благополучно проёбывались, помогая ему. Организовывали и собирали дополнительные палатки в лагере, таскали буржуйки с одного угла столовой в другой и занимались другими очень важными вещами.
В один прекрасный день после обеда нас построили возле располаги на фильтре и задали вопрос: «Кто имеет опыт ведения боевых действий?» Откликнувшимся сказали, что информацию доведут в один из последующих дней. У меня, естественно, никакого опыта не было. Я же к этому моменту благополучно простыл, кашлял и температурил, поглощая барбитуру, которая была у коллег в наличии. Про санчасть я спросил один раз и после услышанной о ней информации решил не посещать.
На следующий день, опять после обеда, нас построили, и Стоун зачитал позывные уже имеющих опыт парней.
– Готовьтесь, в пятницу уезжаете! – сказал им Стоун.
– Я не готов. Можно ещё побегать? – раздался голос в строю.
– Чего там готовиться? – переспросил Стоун.
– Ну я же это, четыре года на диване лежал, – ответил голос.
Стоуну было, конечно, похуй. Я же к тому моменту уже устал находиться в лагере. Прошло восемь дней моего пребывания в Молькино, и я понимал, что если пробуду ещё дней пять, то тупо заберу документы и уеду к хуям. Домой, в Севастополь. Так меня это всё утомило.
– Стоун, меняй единицу на ноль, я поеду, – крикнул я.
Стоун молча принял информацию. Разница в жетонах с тем персонажем у нас была всего в одной цифре, поэтому вопросов не возникло.
Нас направили на склад получать снарягу. На складе мы получили снарягу: горку, берцы, перчатки, панамки, очки, шмурдяк и прочую ебулу. Все такие нарядные переоделись и стали чувствовать себя рексами. Я первый раз за восемь дней снял с себя свои грязно-голубые шлепанцы и обул свои лапы во что-то другое.
Лагерь был переполнен слухами вроде того, что «сто двухсотых в десятом отряде», или что «две недели за лентой ставят тебя в один ряд с героями ВОВ», если, конечно,
