Мицос Александропулос - Ночи и рассветы
— Господин Марантис, я даю вам слово, что никогда не постучу в ту дверь.
— Напротив, вы должны пойти. Пусть у вас сложится собственное представление об этом человеке. Возможно, что я сказал вам неправду или, в лучшем случае, не сказал всей правды. Omnis homo mendax{[16]}. Но из того, что я вам сказал, я не возьму назад ни одного слова. Я уже слишком стар для того, чтобы подчинять свою совесть страху. Кроме того, у вас хорошее лицо, мой юный друг, лицо честного юноши. А я считаю, что честность и молодость — это как раз те добродетели, в которых больше всего нуждается сегодня наша несчастная страна. Вам предстоит большой и трудный путь, и вы начнете его с познания зла. Идите и не пугайтесь греха. Прежде чем бороться с ним, его нужно познать. Ite, missa est{[17]}.
V
Улица Илии. Над подъездом старинного особняка ясно виден № 6. Это желтый двухэтажный дом с высокими железными воротами. Двор вымощен белыми и черными плитами, как шахматная доска.
Дверь открыта. Молодой мужчина сидит на стуле и читает газету. Увидев Космаса, он встает.
— Кого вам угодно, господин?
— Господина Марантиса…
— Он пригласил вас?
— Нет. Я только вчера вечером приехал из провинции.
— А… Подожди минуту. Вот здесь. Проходи, я доложу господину секретарю.
Космас вошел в просторный холл, стены которого были выложены разноцветной мозаикой. Он насчитал восемь дверей, старинных, тяжелых, украшенных тонкой резьбой. В углу стояло большое зеркало, его поддерживали две черные кариатиды. В другом углу огромная печь из белого металла. Ее никогда не топили. Господин Марантис получил ее в подарок из Сербии. Космас слышал об этом от отца.
— Пройдите, прошу вас.
Одна из дверей полуоткрылась, и в ней появился высокий лысый господин в очках. Другой господин, с газетой в руке, прошел мимо и занял место на стуле.
— Сюда, пожалуйста! — улыбнулся высокий господин. — Из провинции?
— Да. Господин Марантис?
— Нет. Проходите.
Космас вошел в квадратный зал. Тяжелая, развесистая хрустальная люстра спускалась так низко, что почти касалась большого круглого стола. Вокруг сидели шесть человек. Космас внимательно оглядел их: кто же из них господин Теодор?
— Министр сейчас занят, — сказал высокий в очках. — Присаживайтесь. Он, наверно, не знает о вас…
— Я приехал лишь вчера вечером.
— Поездом? — спросил худой и бледный человек, сидевший за столом напротив Космаса.
— Да, поездом.
— Линия Лехека-Патры действует? — Он не стал ждать ответа и тотчас же повернулся к соседу: — Значит, линия в порядке…
— Вы желаете увидеть министра сегодня? — с улыбкой спросил секретарь.
— Да. Если это возможно…
— Одну минуту.
Он пригласил Космаса к своему бюро.
— Обычно министр заранее назначает часы приема, Именно поэтому я не могу… э… обещать вам. Сначала пройдут эти господа, им уже назначена аудиенция на сегодня, а потом, если останется время… Ваша фамилия?
Из бесчисленных блокнотов, которые лежали на столе, он выбрал один и начал писать.
— Обычно министр принимает до двенадцати, но сегодня он очень занят. Именно поэтому я не могу… э… Но он, безусловно, примет вас послезавтра. Министр принимает по понедельникам, средам и пятницам. Запишите, если вам угодно, номер телефона и позвоните мне завтра, я скажу вам… э… в котором часу он вас примет.
Космас начал шарить в карманах, разыскивая карандаш и бумагу. Его мучило желание как можно скорее выбраться отсюда, и предложение секретаря он принял с облегчением.
— Однако если вы не торопитесь, то подождите немного…
— Нет, пожалуй.
— Подождите, подождите. — Секретарь встал. — Эти господа пришли по общему вопросу. И вполне вероятно… э… что вам удастся… Если даже он и не сможет вас принять, то назначит час аудиенции в пятницу.
Секретарь снова улыбнулся и торопливо вышел. Космас сел в углу неподалеку от бюро секретаря, Ему видна была вся приемная.
Одна сторона зала была сплошь заставлена книжными шкафами. Толстые тома в черных кожаных переплетах поблескивали за стеклом. Космас сидел слишком далеко и не мог прочитать золотые буквы, вытисненные на корешках. Он различал лишь номера томов. Очевидно, это были собрания сочинений, но какие именно, Космас так и не узнал, у него не хватило смелости подойти к шкафам. Ему казалось, что едва он переступил порог этого дома, как его язык, руки и ноги одеревенели.
Он заметил, что люди, сидевшие за столом, время от времени лениво поглядывали на него, но сам избегал смотреть на них и обозревал приемную. Стены были увешаны большими фотопортретами в золотых рамках. Космас узнал лишь двоих. Один был Панагис Цалдарис, объектив фотоаппарата запечатлел его, как видно, в час послеобеденной дремоты; второй — Димитриос Гунарис{[18]}. Покойный отец Космаса был одним из его восторженных почитателей. Он выучил наизусть несколько отрывков из предвыборной речи Гунариса и, вспоминая о нем, вставлял в рассказ полюбившуюся цитату: «Я стою среди вас как простой солдат, призванный вступить в священный бой…» Чаще всего он цитировал именно эту фразу и произносил ее с особым ударением на словах «простой солдат» и «священный бой».
Обращенный к нему вопрос вывел Космаса из забытья:
— Ну как там у вас дела?
Смуглое худощавое лицо, темные очки на ястребином носу, лихие усики, высоко приподнятые брови.
— Как вам сказать… — замялся Космас. — У нас голод.
— Голод! — Было видно, что ответ не удовлетворил худощавого человека. — Ну, а что еще? Меня интересуют люди. Что думает народ?..
— Господин полковник! — прервал его человек, спрашивавший Космаса про линию Лехена-Патры. — Почем будет масло в Каламате дней через пять?
— Дней через пять? Что-то около четырех бумажек.
— А инжир?
— Цены на инжир сравнительно устойчивы. Но я уже сказал вам, дело не в цене. Как перевезти — вот в чем вопрос!
— Не исключено, что нам уступят несколько вагонов.
— В таком случае проблема решена. Но дадут ли власти разрешение?
— С Команде Пьятца все уже урегулировано. Но вот удастся ли достать пропуск комендатуры и, главное, сопровождающих? Без них первый же немецкий сержант задержит наш товар.
— Однажды мы так уже погорели… Господин Алексопулос, наверно, помнит.
— Еще бы! Операция с изюмом…
— Вся беда в том, что Красный Крест хочет отдать эти вагоны народным столовым. Сейчас разгорелся настоящий бой. Комендатура обещает вагоны Красному Кресту, а Команде Пьятца — нам.
— Ну так что же? — раздраженно спросил полковник. — Что вы предлагаете, господин Куртис?
— У господина Павлопулоса есть блестящая идея, — ответил Куртис.
Павлопулосом оказался тот самый мужчина, который первым обратился к Космасу.
— Чего-чего, а идей у нас куры не клюют! Но в данном случае идеи у меня нет, все мои надежды я возлагаю на… — И Павлопулос протянул руку в сторону соседней комнаты.
— На Теодора? Вы хотите, чтобы Теодор обратился в комендатуру? — спросил секретарь, который только что вернулся в зал.
— Нет, дорогой Панос, — успокоил его Павлопулос, — ты меня не понял. Было бы глупо требовать такой услуги от министра. Но дело тут несложное: немецкая комендатура обещала вагоны Красному Кресту. Ну что ж, пусть он их и забирает. Только с одним условием: уполномоченными он сделает нас. А тут уж мы используем Командо Пьятца.
— Значит, вагонами придется поделиться с Красным Крестом? — вставил Алексопулос.
— А разве у нас есть другой выход? Иначе мы рискуем потерять все.
— Погодите, погодите! — вмешался секретарь. — Если вагоны дадут Красному Кресту, то он отдаст их столовым. И тогда… Нет, я не вижу смысла в вашем проекте.
— А между тем все очень просто, милый Панос! — сказал Куртис. — Нужно, чтобы кое-кто позвонил в Красный Крест, — и дело в шляпе. Вся загвоздка в том, чтобы обработать Красный Крест.
— Кто там из наших?
— Майор Папацонис! — воскликнул полковник. — Он служил у меня в полку.
— Есть тут еще один плюс, — вставил Павлопулос. — Команде Пьятца дает нам вагоны до Ахайи. А если удастся уладить дело с Красным Крестом, мы получим их до Каламаты.
— Давайте подытожим, что будем предлагать, — сказал Алексопулос.
— Как говорил Ненес. Через Красный Крест. Папацонис там держится крепко, — отозвался Куртис.
— За майора можно не беспокоиться, — снова вставил полковник. — Достаточно телефонного звонка или открытки от Теодора. К тому же я лично знаком с Папацонисом.
— Папацониеу тоже будет непросто. Еще не известно, сумеет ли он…
— Об этом не печалься, Мимис. Подбросим еще один кусок. Как говорится: «Там, где хватает еды на восьмерых, достанет и на девятого».
