Поль Сидиропуло - Костры на башнях
— Что, так требуются учителя? — спросила она с подозрением, будто почувствовала в его словах подвох.
— Еще бы! Сразу же после танцев отправимся в Минеральные Воды. Сосватаю, пока не отбили вас у меня…
— К чему такая спешка? — улыбнулась Надя. — Ночью автобусы не ходят. Так или иначе, придется подождать.
— Что вы! Пешком пойдем. А если дорогой устанете — на руках понесу!
Он шутил, но тут же ловил себя на мысли, что так бы и сделал: поднял бы среди ночи водителя автобуса, который возил рабочих комбината, уговорил Махара Зангиева выводить машину. А тот ради начальника цеха, то есть его, Виктора Соколова, отправился бы хоть на край света. Однако сознавал, что такое невозможно, это причуда, и выглядит он в глазах девушки довольно хвастливым, только не мог уже с собой совладать.
— А что такого? Час-полтора, вот и все хлопоты.
— А там? — загадочно спросила Надя.
Они стали встречаться: он сразу же понравился ей. Раз-другой ездили к ее родителям в Минеральные Воды. Однако свадьба чуть было не расстроилась из-за его, Виктора, матери. Обычно добрая, умная и справедливая мать, которая после смерти отца относилась к нему с какой-то болезненной любовью и лаской, неожиданно и, как показалось Виктору, неоправданно воспротивилась этому браку. И причиной всему был пустяк.
В средней терской школе, где Надя преподавала литературу, вел историю Азамат Татарханов. Время от времена после уроков они покидали школу вдвоем, идти им было по пути. Надя снимала комнату в доме Зангиевых, у родителей Махара. Мать Виктора видела Надю и Азамата вместе, когда они проходили мимо больницы и мило беседовали. Ничего предосудительного Виктор в этом, разумеется, не видел; более того, допускал, что Азамату нравилась Надя. И что с того? Важно, что девушка предпочла его, Виктора.
Но мать на это смотрела по-другому. Она продолжала ненавидеть Татархановых, никак не могла подавить в себе эту ненависть и с годами и поэтому-то с неприязнью отнеслась и к Наде, к ее прогулкам с Азаматом.
Нельзя сказать, чтобы Виктор питал особые дружеские чувства к Азамату, хотя они учились в одном классе, часто общались, но чтобы ненавидеть?! Он-то, мальчишка, в чем виноват, что дядька его — убийца старшего Соколова и был злейшим врагом Советской власти?
Мать же болезненно переживала, когда видела их вместе:
— Чтобы больше тебя не видела с ним!
— Мама, ну скажи, при чем тут Азамат? Сейчас сын за отца не отвечает. А тем более — за дядьку, которого, наверно, и в живых-то давно уже нет.
— Он ярый враг! — много раз говорила мать. — А они скрывали его. Он бывал у них, а они скрывали, да, да! Пока не убил твоего отца. Ненавижу! Весь их род ненавижу.
— Но как же Ромео и Джульетта, мама?
— Не шути, сынок.
— Кстати, у Азамата очень хорошая сестра.
— Если тебе приятно расстраивать мать — пожалуйста, можешь продолжать.
Нет, не мать была причиной отчуждения Виктора с Азаматом: много странного, подчас необъяснимого стал со временем замечать Виктор в поведении и в словах Азамата, одноклассника. Ощутимым это стало, когда они повзрослели. Как-то после уроков они вдвоем забрели за город и дошли почти до подножия высокой, с остроконечной вершиной скалы, названной пацанами «каланчой». Никому из сверстников Виктора не удавалось забраться на ее вершину. Виктор поклялся самому себе, что осилит недоступную высоту — и покорил ее на глазах своих товарищей. Это была первая, пусть небольшая, но очень сложная в его жизни вершина. С этого дня началось, собственно, непроходящее увлечение альпинизмом, которое продолжалось и в институте.
А тогда они побросали на траву портфели и легли.
— Ты слышал о моем деде? — спросил Азамат после некоторого молчания.
— Так, — уклончиво откликнулся Виктор. — Немного.
Не хотелось говорить того, что он знал о нем.
— Обидно, знаешь. Как будто и не было человека на свете. А если честно, он был самым уважаемым человеком на всем Северном Кавказе, — не без гордости отметил Азамат и продел сквозь зубы травинку, которую сердито вырвал из земли. — Только теперь вспоминают о нем не все, а так… немногие.
Виктор пожал плечами: он не мог сначала понять, с какой стати заговорил о деде Азамат, потом сообразил. Как раз в этот день учительница истории рассказывала о комбинате, приводила пример из местной жизни — вот, мол, как преображается родной край, считающийся до революции глухим и необжитым. Ныне здесь добывается ценная руда, вольфрам и молибден. «А вы знаете, — сказала историчка восторженно, — кто был у нас первым секретарем райкома партии? Алексей Викторович Соколов. Под его руководством был построен комбинат и вырос наш поселок в городок. Это был удивительный человек. Я его лично знала, — гордо заявила учительница. — Он был необыкновенно отзывчивый, внимательный к людям, добрый…» Историчка перечисляла его заслуги, именно это она выделила особенно: «Его заслуги перед Родиной — огромны!» Она поведала классу много такого, чего прежде Виктор не слышал ни от отца, ни от матери.
Что же задело Азамата? То, что рассказывали о его, Виктора, отце и предали забвению его деда? Что же доброго сделал он людям?
— Неужели ты на самом деле ничего не знаешь о моем деде? — Азамат откусил кусок травинки и сплюнул брезгливо, — Ни за что не поверю! — Он поднялся и, сложив по-турецки ноги, сел и уставился с недоверием.
— Расскажи, если не секрет, — предложил Виктор и тоже поднялся. — Может быть, это государственная тайна… — Он, похоже, решил позлить сверстника.
— У деда моего никакой тайны не было. Все знали, кто он и какую пользу принес людям. И если бы жил… сколько бы еще сделал. А скажи, дома, заводы, которые построил дед, он взял с собой в могилу? Разве все это не осталось людям? — Азамат махнул рукой: чего, мол, доказывать, если тебя упорно не хотят понять.
Лицо его в черных волосах, густо заструившихся на смуглых раскрасневшихся щеках, было недовольным.
— Да какие это заводы! — бросил Виктор насмешливо. — Примитивные кустарные производства. Все держалось на горбе рабочих. По двенадцать, четырнадцать часов работали, — продолжал он без особого желания. — Эксплуатировал людей. И наживался.
Азамат минуту таращил глаза, удивленно приоткрыв рот с черными тонкими усами, потом ринулся в бой:
— Он нажил? Да, нажил? А где оно, богатство? — На тонкой шее вздулись вены.
Смешным, глуповатым показался он Виктору.
— Забрали, конечно. И земли и все остальное, как и у других богачей. А как иначе?
— Забрали. Было, значит, если забрали?! — Азамат полез бы, наверно, драться, да Виктор был здоровей физически и быстро скрутил бы его в бараний рог. — А что, скажи, взять у тех, кто ни себе, ни потомству? Видел, какие дома построили в центре Владикавказа? Разве только для себя купцы и прочие строили?
— За чужой счет, — не уступал Виктор.
— А комбинат кто строил? Люди! Учительницу послушать — только об отце твоем и толкует. Других не было. Ладно. Что без толку болтать. Кроме себя, никого больше не видите. — Он вскочил на ноги, схватил портфель и побежал, быстро перебирая длинными, костлявыми ногами.
После окончания школы совсем оборвалась их непрочная к концу учебы дружба, а при встрече они лишь сухо делились новостями, да и то не всегда.
Что касается Нади, то откуда ей было знать, что мать его, Виктора, с такой неприязнью относилась к Азамату, и простое провожание воспринимает как предательство или измену. А Виктор, естественно, воздержался что-либо по этому поводу сказать Наде, чтобы не показаться законченным ревнивцем.
Но однажды был поражен ее упреком.
— Знаешь, Виктор, каждый человек должен отвечать за свои поступки. Излишняя суровость, несправедливое отношение ни к чему хорошему не приводили и не приведут. Ну, скажи, в чем вина Азамата? Только в том, что дед его был баем, а дядька абреком? А он? Поверь, человек от недоверия к нему замыкается. Чувствует свою неполноценность. И может в конце концов на весь свет обозлиться. Вот ты из-за чего-то перестал с ним дружить? И мне не велишь поддерживать с ним нормальные товарищеские отношения. А между тем он очень хорошо о тебе отзывается. Ты можешь не объяснять, я ведь вижу…
— Согласись, уж если затеяла о нем разговор, — сдержанно возразил Виктор. — И он не все, очевидно, рассказал, а лишь то, что выгодно ему. Кстати, он не считает своего деда врагом. Напротив, этаким благотворителем.
— Может быть, — согласилась Надя. — Мы достаточно взрослые люди, чтобы во всем разобраться. Я вот колебалась, оттягивала, однако чувствую, должна рассказать тебе… Год назад посадили моего дядю. Брата моей мамы, — уточнила она. — Честнейший человек, председатель колхоза. А его как врага народа… И все, представляешь?! Сразу же изменилось отношение. Товарищи даже отвернулись от его семьи. У дяди два сына… Нет, Виктор, не могу я так. Работать в одной школе и не разговаривать, отворачиваться при встрече…
