Андрей Серба - Тихий городок
— Вижу, что вы большой знаток уставов и по праву занимаете место коменданта, — сухо заметил Шевчук. — Однако давайте закончим разговор о поручнике и аковцах. Вы указание «Смерша» армии о том, что бригадой «Еще Польска не сгинела» занимаются польские товарищи, а военная комендатура обязана оказывать им в этом содействие, получали?
— Так точно, получал и знакомился.
— Тогда почему не выполнили его?
Комендант щелкнул замком сейфа. Достал с полки папку, раскрыл ее. Медленно начал читать:
«…В случае появления в повяте и гмине вооруженных отрядов и групп Армии Крайовой или других организаций, враждебных ПКНО,[29] коменданту надлежит принять немедленные меры к их разоружению. В случае сопротивления враждебных элементов и при исчерпывании против них всех других средств комендант обязан как крайнюю меру применить военную силу…» — Майор захлопнул папку, положил ее на прежнее место в сейф. — Это абзац из инструкции для военных комендантов, подписанной Военным советом фронта. Считаю инструкцию более серьезным документом, чем указание — телефонограмму армейского «Смерша». В соответствии с требованиями инструкции были разоружены и задержаны аковцы, проникшие в город и отказавшиеся сдать оружие добровольно.
Шевчуку захотелось выругаться. Легко живешь, комендант! Эх, если бы то, что происходило в Польше за последнюю четверть века, можно было расписать по инструкциям и разложить по полочкам! Не удастся это! Уж он, Шевчук, это знает как никто другой… Помнит, как в двадцатом году большие московские чины от политики делали ставку на революционность польского пролетариата и гнали Красную Армию без пополнения и боеприпасов на Варшаву и Львов. А они, чекисты Заброда и Шевчук, доказывали, что реальная обстановка в Польше такова, что шовинизм и антирусизм возьмут верх над классовым сознанием. Так и случилось… Не забыл и то, как в двадцать шестом году после заговора Пилсудского против правительства Витоса кое-кто из важных кремлевских политиков хлопал от радости в ладоши: «Ура! Наконец-то в Польше революция!» А контрразведчики Заброда и Шевчук вылили на них ушат холодной воды: не революция это, а правый переворот. И опять оказались правы… А под каким соусом припомнили все это Шевчуку в тридцать седьмом году после ареста и обвинения в работе на польскую разведку! До сих пор удивительно, как ему разрешили вернуться в армию «по списку Рокоссовского»[30]… Так что не все в Польше так просто, как в твоих инструкциях, комендант.
— Вы рано закрыли свой сейф, товарищ майор.
Шевчук достал из офицерской сумки официальный бланк «Смерша» с несколькими машинописными строчками и печатью, положил на стол перед комендантом. Тот внимательно прочитал документ.
— Можете получить задержанных аковцев в любое удобное для вас время, товарищ подполковник, — сказал комендант и встал. — Полагаю, наш разговор подошел к концу?
— Так точно, товарищ майор. До свиданья…
«Ну и наградил господь комендантом, — подумал Шевчук. — А я еще собирался говорить с ним о дежурной сотне. Нет уж, капитан, поступим так: я выколачиваю тебе на трое суток роту солдат-железнодорожников, а с майором ты разбирайся сам».
В приемной он не удержался, чтобы снова не подойти к дежурному офицеру.
— Благодарю за услугу, лейтенант. Давно с майором служишь?
— Второй год. Начинал сержантом в его сотне.
— Как, притерся к нему? Сдается мне, что характерец у майора далеко не подарок.
— Это для тех, кто его не знает. А на самом деле — командир что надо… Правда, за дело взгреет по всем правилам, зато своих казаков и офицеров никакому начальству в обиду не даст.
— А как он с дивизионными особистами живет? К примеру, с капитаном Дроботом?
— Да они дружки — не разлей вода. Капитан в особистах всего полгода, а раньше, до последнего ранения, у нас в полку тоже батальоном командовал.
— Все ясно, лейтенант. Еще раз спасибо.
Прежде чем отправиться на свой этаж, Шевчук закурил, прислонился спиной к перилам лестницы. А ты не так прост, капитан Дробот, о своей дружбе с комендантом не обмолвился и словом. Все равно нужно иметь этот факт в виду, кто знает, может, ваша дружба еще пригодится…
Способность дикого зверя — чувствовать опасность нутром — Шершень приобрел в горах Италии. Там вместе с усташами Анте Павелича отборные боевики ОУН во главе со Степаном Бандерой и Романом Шукевичем обучались разведывательной и диверсионной деятельности у лучших специалистов этого дела во всей тогдашней Европе: офицеров немецкого абвера и агентов ОВРА.[31] И когда позже, перед вторжением вермахта в Польшу, он был направлен в «Центральную академию для членов ОУН» по адресу: Берлин, Мекленбургишештрассе, 75, ему, по сути дела, нечего было делать: в живописнейших горах Тироля Шершень уже был в совершенстве обучен владению холодным и огнестрельным оружием, пользованию взрывчатыми веществами и средствами радиосвязи, подделыванию документов, правилам конспирации и налаживанию подпольной деятельности.
Сейчас он чувствовал опасность. Впервые этот неприятный, ничем не объяснимый холодок в груди появился у него часа два назад, когда их тройка перебиралась вброд через бурную горную речушку. После этого он несколько раз пытался обнаружить причину поселившейся в душе тревоги, но все его старания и самые хитроумные уловки оказались безрезультатными. Будь у него больше людей, он давно применил бы уже не раз оправдавший себя способ: разбил их на три-четыре группы, прикрылся ими с тыла и флангов, а сам молниеносным броском ушел далеко вперед или в сторону. Однако сейчас их всего трое, а опасность рядом. И вряд ли исходит она от зверя — война научила всё живое в лесу и горах держаться подальше от человека.
— Привал, хлопцы, — проговорил Шершень, останавливаясь на краю маленькой прогалины посреди густого орешника.
Пока два его боевика-телохранителя раскладывали небольшой бездымный костерок и разогревали на нем консервы, Шершень, стараясь делать это незаметно, внимательно огляделся по сторонам. Ничего подозрительного… Заросли кустарника, отдельные могучие грабы, россыпи камней и обломки скал. И все-таки опасность притаилась рядом, буквально в двух шагах. Ею был насыщен воздух, она давила на виски, жгла кожу на лице, заставляла колотиться сердце. А Шершень верил своим ощущениям: он был слишком опытен и умудрен жизнью, чтобы ошибиться.
Что же делать? Может, потихоньку предупредить обо всем боевиков и одновременно всем ударить по сторонам из автоматов? Смысл? Неизвестный противник, без сомнения, держит их на прицеле и, пресекая попытку уйти из-под его контроля, ответит огнем на огонь. А погибать Шершню никак нельзя… Где же выход? Думай, друже эсбист, хорошенько думай. И не пори горячки.
Телохранители позвали его перекусить, и он, ничем внешне не проявляя своей тревоги, вместе с ними поел, хлебнул из фляжки несколько глотков самогона. Но когда все трое были готовы выступить в путь, сказал:
— Теперь, хлопчики, расстанемся. Временно… Так надобно… Встретимся вечером у Зеленой криницы. С богом.
Боевики направились по склону горы влево, а он двинулся по неглубокому каменному распадку вправо. Шел медленно, осторожно, бесшумно, выбирая направление так, чтобы солнце постоянно светило ему в спину. Все надеялся, что сзади или сбоку раздастся треск или шорох, а может, скользнет впереди отброшенная фигурой зазевавшегося преследователя тень. Однако ничего этого не происходило. А чувство тревоги между тем не исчезало.
Он привел незримого врага к большой поляне. Посреди нее располагался лесной хуторок. Три-четыре крепких бревенчатых дома, россыпь хозяйственных построек, загоны для скота… Высокие изгороди, журавель над колодцем, поленницы дров под тесовыми навесами.
Остановившись на границе леса и поляны, Шершень затаился за деревом и какое-то время наблюдал за хутором. Затем приблизился к старому трухлявому пню, присел возле него. Подозрительно огляделся вокруг, достал из-за пазухи свернутый в трубочку листок бумаги и быстро сунул его в едва приметное отверстие под пнем. Засыпал отверстие опавшими листьями и, пригнувшись, не спеша потрусил от поляны в лес.
«Сейчас, хлопчики, вам надобно меня брать, — спокойно рассуждал он. — Куда и зачем я шел, вы уже выведали и установите за мнимым пнем-тайником наблюдение. Теперь требуется не упустить меня, по вашей прикидке, связника. Так поспешайте, хлопчики, поспешайте!»
Неизвестные преследователи словно услышали слова Шершня. Он только собрался прошмыгнуть мимо раскидистого куста лещины, как из-за него навстречу выступили трое. Пятнистые маскхалаты, кубанки со звездами, кинжалы и пистолеты на поясах. У того, что посредине, в руках автомат, у двух других — дегтяревские пулеметы, у всех пальцы на спусковых крючках… Казаки-пластуны! Те, что за несколько дней обжили эти леса и горы как собственное подворье и уже уничтожили не одну группу боевиков, привыкших чувствовать себя в здешних местах хозяевами. Значит, чутье не подвело Шершня.
