Свен Хассель - Направить в гестапо
— За тебя просто сердце кровью обливается, — съязвил Эмиль.
— Послушай, — сказал Штевер, поворачиваясь снова к нему. — В этой жизни приходится сгибаться под бурей. Когда война кончится и колесо судьбы повернется — так и будет, не сомневайтесь, — я по-прежнему буду преспокойно охранять заключенных. Только уже других. Старых выпустят, новых посадят. А люди вроде тебя — он ткнул пальцем в грудь Эмиля, — люди, которых не принуждали выполнять приказания, как меня, люди, которые наживались, продавая выпивку поклонникам цыпленка[51], скорчат кислые физиономии. Интеллектуалы, мой друг, именуют это «немезис»[52].
Штевер презрительно бросил на стойку две марки и вышел из бистро.
VIII. Казнь
На другой день лейтенанта Ольсена вызвали в кабинет Штальшмидта и вручили обвинительный акт, который требовалось подписать в трех местах. Ему любезно разрешили взять документ в камеру и дали час на ознакомление с ним.
Оставшись в одиночестве, Ольсен торжественно раскрыл документ и стал читать:
«Государственная тайная полиция
Гамбургское отделение
Штадтхаусбрюке 8
ОБВИНИТЕЛЬНЫЙ АКТ
Военная комендатура, Гамбург
Альтонское отделение
Генералу ван дер Осту,
начальнику гарнизона
76 пехотный полк, Альтона
Военный совет 391/X АК против лейтенанта Бернта Виктора Ольсена, 27 танковый полк.
19 декабря 1940 года лейтенант Ольсен был приговорен к пяти годам заключения за неисполнение долга офицера во время службы в 13 танковом полку. После содержания в течение восьми недель в глатцской тюрьме переведен в штрафной танковый полк. В настоящее время находится под превентивным арестом в альтонском гарнизоне по требованию гестапо, отдел IV/2A, Гамбург. Адвоката не имеет.
Я обвиняю Бернта Ольсена в подготовке государственной измены следующим образом:
1. Он неоднократно, пользуясь завуалированными выражениями, пытался подстрекать людей к убийству фюрера Адольфа Гитлера.
2. Он неоднократно делал замечания, наносящие ущерб репутации и доброму имени различных должностных лиц Третьего Рейха, в том числе фюрера Адольфа Гитлера. (Подробности вышеупомянутых замечаний приложены к данному обвинительному акту и помечены «Приложение А».)
3. Путем распространения сплетен и ложных слухов обвиняемый пособничал и помогал врагам Третьего Рейха и подрывал боевой дух немецкого народа.
Я прошу, чтобы обвиняемый был приговорен к смерти в соответствии со статьей 5 Закона о защите народа и государства от 28 февраля 1933 года и в соответствии со статьей 80 пункт 2; статьей 83 пункты 2 и 3; и статьей 91-б.
Подстрекательство к убийству фюрера влечет за собой смертную казнь через обезглавливание по статье 5 закона от 28 июля 1933 года.
Прилагаются следующие документы:
1. Признание обвиняемого.
2. Добровольные показания трех свидетелей:
а) Гарнизонной уборщицы фрау К;
б) Лейтенанта П. из военно-политического отдела;
в) Ефрейтора X. из политической службы военной контрразведки.
Вышеперечисленные свидетели не будут вызываться на судебный процесс. Их письменные показания будут уничтожены после вынесения приговора в соответствии со статьей 14 закона о государственной безопасности.
Данному делу присвоен гриф «Секретно», и все относящиеся к нему документы будут отправлены в PCXА, Берлин, Принц-Альбрехштрассе 8.
Предварительное следствие проводил штандартенфюрер СД[53] криминальрат Пауль Билерт.
Ф. ВЕЙЕРСБЕРГ
Генеральный прокурор.»
Лейтенант Ольсен подошел к окну. Уставился сквозь решетку, сквозь серые, немытые стекла на невообразимую свободу за ним. Впервые увидев напечатанное черным по белому чудовищное требование, чтобы его обезглавили, он внезапно оказался не способен взглянуть в лицо действительности. Это наверняка отвратительный розыгрыш, одна из жутких потуг гестапо на остроумие. В Торгау, он знал, они часто развлекались тем, что назначали десять казней и приводили в исполнение только восемь. Действовали они, исходя из вполне обоснованного предположения, что когда двое последних в списке увидят, как скатились в корзину головы товарищей, они согласятся на любое сотрудничество, лишь бы избежать их судьбы. Это было слабым утешением, но другого найти он не мог.
В тот же день из гамбургской комендатуры в альтонскую было отправлено письмо:
«Военная комендатура, Гамбург
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Данное письмо после прочтения двумя офицерами должно быть уничтожено. Получение его требуется подтвердить по телефону.
Тема: Казни вслед за вынесением смертного приговора.
Ожидается, что завтра будет вынесен смертный приговор четырем нижеуказанным военнослужащим:
а) Обер-лейтенанту Карлу Гейнцу Бергеру из 12 гренадерского полка.
б) Лейтенанту Бернту Виктору Ольсену из 27 танкового полка.
в) Обер-фельдфебелю Францу Гернерштадту из 19 артиллерийского полка.
г) Ефрейтору Паулю Бауму из 3 альпийского полка.
Двое из вышеупомянутых будут расстреляны; 76 пехотному полку предоставить две расстрельные команды, включающие в себя двух фельдфебелей и двенадцать рядовых. При казни будет присутствовать врач.
Двое других обвиняемых будут обезглавлены; 76 пехотному полку поручается вызвать из Берлина палача Рёттгера для приведения в исполнение приговора, которое состоится в закрытом дворе Б гарнизонной тюрьмы.
По просьбе обвиняемых будет присутствовать священник.
В обязанность 76 пехотному полку вменяется обеспечить четыре необходимых гроба.
Тела будут захоронены на особом кладбище, ведомство 12/31.
А. ЦИММЕРМАНН
Оберст-лейтенант.»
Лейтенант Ольсен не мог этого знать, но приготовления к его казни были, таким образом, сделаны заблаговременно, до вынесения приговора, даже до начала процесса.
Гуманизму в Третьем Рейхе не было места, его кодекс поведения твердо основывался на бесчисленных пунктах и подпунктах, а не на чем-то столь неосновательном, как гуманность. Малейшее нарушение одного из этого множества пунктов влекло за собой суровое наказание без учета обстановки, в которой произошло, или личности подсудимого. Термин «смягчающие обстоятельства» был слишком нечетким даже для подпунктов и потому во внимание не принимался.
Зал, где проводились процессы, был, как всегда, до отказа заполнен. Все места для публики занимали солдаты; явились они не ради сильных ощущений, не с познавательной целью, не из праздного любопытства, а лишь по той простой причине, что им приказали находиться там. По мнению начальства, присутствие на заседаниях военного трибунала оказывало на них благотворное воздействие.
Ефрейтор Третьего альпийского полка[54] Пауль Баум, бледный, испуганный, ждал решения своей судьбы. Суд удалился на совещание.
Прокурор разбирал бумаги, готовясь к слушанию очередного дела. Интерес к дрожащему ефрейтору он уже утратил.
Адвокат сидел, поигрывая авторучкой с золотым пером. Положив на стол локти, то отвинчивал, то завинчивал колпачок, мысли его блуждали далеко от зала суда. Он думал о своей любовнице; даже не столько о любовнице, сколько об обещанном ею ужине — о говядине с квашеной капустой. Выбор любовниц в те дни был большим, а вот говядина с капустой была предметом роскоши.
Стенографистка, покусывая кончик ручки, задумчиво разглядывала бледного ефрейтора — неказистого, приземистого парня крестьянского типа, с грубыми чертами лица и большими красными руками. Она ни за что не стала бы спать с таким, даже если б все остальные мужчины были убиты. Уж лучше хранила бы девственность.
Неказистый ефрейтор сидел, потупив взор. Принялся считать ступней узкие половицы: приговорят к смерти, не приговорят; приговорят, не приговорят… Окончил счет на неблагоприятном исходе и на миг оцепенел от ужаса. Но тут же вспомнил, что под скамьей есть еще половицы. Стал осторожно нащупывать их ступней. Три — это означало «не приговорят». Ощутив некоторое облегчение, он поднял взгляд и взглянул на белую дверь в углу зала. В нее войдут трое судей, когда решат его судьбу. Крепко зажмурился, мысленно внушая им, чтобы они прислушались к решению половиц.
Весь процесс против этого восемнадцатилетнего парня занял от силы десять минут. Председатель суда задал несколько лаконичных вопросов. Прокурор говорил много, а речь адвоката длилась всего несколько секунд:
— Разумеется, закон и порядок необходимо поддерживать любой ценой, невзирая на человеческие чувства и человеческие слабости. Тем не менее я прошу суд проявить снисходительность и понимание к моему клиенту, оказавшемуся в затруднительном положении.
