Шамиль Ракипов - О чём грустят кипарисы
Я тоже навестила Клаву однажды. Она была в подвешенном состоянии, встретила меня ослепительной улыбкой и в ответ на моё приветствие радостно объявила:
— У меня сегодня зашевелился мизинец…
Серебряковой сделали множество операций, не раз ломали неправильно сросшиеся кости рук и ног, удивляясь её воле, терпению, жизнерадостности. Всё вынесла. Выписавшись из госпиталя осенью 1946 года, заново научилась ходить. Окончила педагогический институт. Но и на этом не успокоилась — защитила диссертацию, вышла замуж, родила двух дочерей. Сейчас она живёт в Башкирии, преподаёт в школе историю. А её бывший штурман Тося Павлова живёт в Тамбове, тоже учительница, у неё трое детей.
За успешное выполнение боевого задания в сложных метеорологических условиях и за проявленные при этом мужество и отвагу Серебрякову и Павлову наградили орденами Красного Знамени.
В марте войска 1-го Белорусского фронта в своей полосе полностью очистили от противника побережье Балтийского моря. Наш фронт тоже выполнил поставленную задачу: 30 марта советские воины освободили Данциг, завершив разгром немецких войск в Восточной Померании.
До Берлина рукой подать, но мы понимали: к последнему, решительному бою надо подготовиться основательно. Фашисты, находясь на краю гибели, стремились любой ценой продлить своё существование, удержать свой последний плацдарм. Поэтому район между Одером, Нейсе и Берлином был основательно укреплён, приспособлен к длительной обороне. Здесь сосредоточено около миллиона солдат и офицеров, более 10 тысяч орудий и миномётов, полторы тысячи танков и штурмовых орудий, 3300 боевых самолётов. Берлин опоясан тремя оборонительными обводами, в самом городе более четырёхсот мощных железобетонных оборонительных сооружений, улицы перегорожены баррикадами. О захвате Берлина мечтали и наши союзники. В своих военных мемуарах Черчилль признаётся, что в марте 1945 года он считал «главной и подлинной целью англо-американских армий» взятие Берлина.
В освобождённых советскими войсками странах назревала революционная ситуация, это очень не нравилось Черчиллю и не только ему. В муках рождалась новая Европа.
Накануне решающего наступления наш полк был награждён орденом Суворова III степени. Мы в это время базировались на аэродроме Бухгольц, расположенном северо-западнее Берлина, и, естественно, рвались в бой.
Берлинская операция началась перед рассветом 16 апреля. В ней участвовало два с половиной миллиона советских воинов, путь к победе им прокладывали более 40 тысяч орудий и миномётов, 6300 танков и самоходных артиллерийских установок, 3255 «катюш», 7500 самолётов.
Наш полк в штурме Берлина не участвовал. Немножко обидно. В эти дни, вернее ночи, мы бомбили порт Свинемюнде.
25 апреля вся берлинская немецкая группировка оказалась в кольце наших войск. Ожесточённые бои не затухали ни днём, ни ночью. Гитлер и его приближённые всё ещё на что-то надеялись. 29 апреля фюрер узнал о бесславном конце Муссолини: итальянские партизаны схватили и расстреляли его, а труп повесили вниз головой для всеобщего обозрения. Возможно, это ускорило конец Гитлера. 30 апреля он отравился цианистым калием. В этот день бойцы Загитов, Лисименко и Минин первыми ворвались на крышу рейхстага и укрепили там Красное знамя корпуса, а поздно вечером разведчики Егоров и Кантария при поддержке автоматчиков водрузили над рейхстагом Знамя Победы. Это был 1410-й день Великой Отечественной войны.
Ночь тысяча шестьдесят вторая
В начале мая мы перелетели на аэродром, расположенный возле деревушки Брунн. Разместились в удобном двухэтажном доме. За окнами — большой парк, озеро. В течение трёх дней не получали никаких заданий. Берлин взят, других подходящих для нашего полка целей командование, видимо, не находило.
Вечером восьмого мая мы поужинали, спели Гимн и легли спать. Среди ночи услышали фанфарные крики дежурной по части — старшего техника эскадрильи Риммы Прудниковой:
— Победа! Подъём! Ура! Победа!..
Я вскочила, крепко обняла и расцеловала девушку.
Все выбежали в парк и начали палить из пистолетов, автоматов, винтовок, ракетниц. После каждого выстрела я шептала, глотая слёзы:
— За Лейлу… За Женю Рудневу… За Галю Докутович… За Таню Макарову… За Веру Велик…
Девушки кричали и прыгали, обнимались и плакали, пели. Ко мне подошла Рачкевич, спросила:
— Отстрелялась?
— Да, две обоймы израсходовала.
— А я десять ракет. Смотрю на девушек и вспоминаю, какими они были в сорок первом, когда принимали присягу. Такие юные, серьёзные. Это было седьмого ноября. До сих пор звучат в душе взволнованные голоса: «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Красной Армии, торжественно клянусь не щадя сил и самой жизни сражаться до полной победы над врагом…»
Клятва исполнена. Повзрослели мои деточки. Вот Марина Чечнева. Что это за танец она исполняет?
— По-моему, вальс-чечётку.
— Потрясающе. Помню, в Энгельсе у неё что-то не ладилось, расстроилась. Раскова её подбодрила: «Верю, у тебя будет на груди два ордена». Маринка глаза вытаращила. И надо же — пять орденов.
Да, юные комсомолки превзошли все наши ожидания. В полку было вначале десять коммунистов, сейчас — сто восемьдесят!
Повзрослели и, на мой взгляд, стали ещё краше. Как-то Раскова объявила ночью очередную боевую тревогу — на одевание три минуты. Прошла вдоль строя, скомандовала, как обычно: «Разойтись!» Вижу; недовольна, спрашиваю, в чём дело. Она усмехнулась, говорит: «У некоторых сапоги на босу ногу, к тому же не на ту ногу, под шинелью у одной нет гимнастёрки, у другой брюк. Что делать, комиссар?» Кормим, говорю, неправильно, не ложкой надо, не вилкой, а с конца копья. Раскова улыбнулась, через несколько дней снова подняла полк ночью, но уже не отпустила досматривать сны, — а скомандовала: «На аэродром шагом марш!» Это в январскую ночь. Урок пошёл на пользу… Девушки налетели на нас, потащили танцевать. Опьянённые великой радостью, запахом цветущей сирени, мы угомонились только к утру. Завтрак проспали. Днём ходили по парку и не знали, куда себя девать. Майское солнышко, тишина, мир… Потом был праздничный обед. Столы расставили на лужайке. Надели сшитые по нашему заказу военные, с погонами, платья и туфли. Бершанская поднялась, провозгласила тост:
— За нашу Победу!
Мы выпили до дна — по полному стакану… Через несколько дней полк перевели в красивое курортное местечко Альт-Резе — на отдых. Однажды утром отправились на экскурсию в Берлин. Я прихватила с собой заранее приготовленную баночку с белой масляной краской. Помните, я рассказывала, Таня Макарова и Вера Велик просили меня: если они погибнут, написать их имена на здании рейхстага. Пришла пора выполнить священный завет подруг.
В пути сделали остановку, чтобы перекусить, разложили на салфетках бутерброды. Откуда ни возьмись — немецкие дети. Отдали им все свои припасы и двинулись дальше.
Город полуразрушен. На улицах трудятся немцы, взявшие в руки вместо оружия кирки и лопаты. Отсюда война выползла и сюда вернулась, как бумеранг.
Вот и рейхстаг — мрачное, некрасивое здание. Огромный каменный куб с четырьмя башнями по углам и колоссальным куполом, высотой 75 метров. На колоннах и стенах надписи. Свободное место наверху — не дотянуться, внизу — неинтересно, мы ведь лётчицы.
— Надо подняться на крышу, — предложила я.
У парадных дверей стояли часовые, мы прошли беспрепятственно. С трудом выбрались на крышу. От купола остался лишь скелет, все стёкла выбиты. Я подошла к большой женской статуе, в руку которой было вставлена красное знамя.
— Это богиня Победы, — уверенно заявил кто-то за моей спиной. — Ну и махина.
На постаменте этой статуи я и написала имена погибших девушек.
По решению западноберлинских властей здание рейхстага позднее отремонтировали, купол и башни были снесены, все надписи стёрты или заштукатурены. Но память заштукатурить нельзя.
24 мая исполнилось три года с того дня, как полк прибыл на фронт, мы решили торжественно отметить эту дату. Послали приглашение Константину Константиновичу Рокоссовскому, он бросил все дела и приехал с группой генералов. Увидел волейбольную площадку, предложил:
— Сыграем? Моя команда против вашей?
Мы с удовольствием согласились и обыграли генеральскую команду с разгромным счётом.
Осталось рассказать немногое.
Героями Советского Союза стали ещё девять лётчиц и штурманов полка: Марина Чечнева, Раиса Аронова, Нина Худякова, Зоя Парфёнова, Нина Ульяненко, Лариса Розанова, Полина Гельман и я.
Четвёртая часть лётного состава полка — Герои Советского Союза! Явление уникальное. В годы Великой Отечественной войны это высокое звание было присвоено 93 женщинам.
На счету Ирины Себровой 1008 боевых вылетов — это абсолютный мировой рекорд. Более тысячи поединков со смертью, и в каждом — победа.
