Вячеслав Демченко - Торпеда для фюрера
— Что голый, честное слово, — вздохнул Малахов. — Где там твой офицер?
…Капитан-лейтенант береговой охраны, если и не подскакивал на месте от нетерпения и любопытства, то только из уважения к новеньким погонам. Не витые, конечно, как скажем, у корветтен-капитана, но всё-таки и не как у фендрика [67], с серебряным шитьём окантовки.
«Что же там происходит? — тянул цыплячью шею вчерашний фендрик. — От “фрегата” [68] мало чего добьёшься, отмахивается, как будто перед ним всё ещё курсант, а не боевой офицер; по привычке, конечно. А сам даром что надулся как индюк — видно же, понятия не имеет, ждёт, когда позвонят».
Весьма болезненный щелчок по затылку — точно в карты опять проиграл, на задней парте кадетской школы, — вышиб из головы новоиспечённого капитан-лейтенанта шаловливые мысли. С недоумением оглянувшись, он увидел на бруствере траншеи базарно-хитрую физиономию. Грязную, с мыском стриженых волос на лбу, как у пополнения последнего времени, когда общие признаки новобранцев никак не сочетались с опытом и наружностью матёрых мужчин.
— Ты кто? — чуть было не спросил юный офицер, но уже и сам догадался. Так что внутренности оборвались куда-то во франтовато узкие, чищенные до антрацитового блеска, сапоги.
Поэтому, когда физиономия спросила его на уже знакомом, но ещё незнакомом русском языке: — Ты что ли, тут оккупантом будешь? — Вчерашний фендрик набрал воздух в лёгкие, чтобы крикнуть «Allarm», но вдруг с ужасом понял: не стоит.
Русских в окопе было полно. Об этом красноречиво говорил часовой, только что стоявший за плечом с ненавязчивостью истукана. Теперь он беззвучно орал во всю пасть из-под съехавшей на нос каски, при этом как-то противоестественно вывернув челюсть за правый погон. Другой его солдат, что-то чинивший на корточках из своей амуниции, теперь вытянулся на дне окопа во весь рост, продолжая, вроде как, нашаривать маузер на дощатой стене. И русские всё лезли и лезли… Пока в шее капитан-лейтенанта что-то не хрустнуло, точно выключатель, потушивший в глазах свет.
Почти на уровне моря
Граната, прозвенев по рваному, едва ли не дореволюционному асфальту, хлопнула прямо под коляской мотоцикла, оторвав её от чёрного муравьиного тельца «BMW» и ещё выше подбросив пулемётчика с растопыренными руками, — будто всё ещё надеялся он ухватиться за куцый приклад «MG». С лихостью будёновской тачанки кузов «мерседес-бенца» пронёс в буром кирпичном ущелье Войткевича, который привалился задом к покатой крыше кабины и поливал из пулемёта преследователей.
Вот они в очередной раз сгинули в одном из закоулков производственной зоны. Дураков нет, — скоро снова появятся, пытаясь перехватить мятежный «мерседес» в следующем проулке, а пока…
Яков наспех вытер мокрое лицо рукавом с унтерской нашивкой:
— Ну вот, даже убьют впопыхах, без всяких речей и рыданий.
Вскарабкавшись по скошенному пандусу на длинную эстакаду вдоль какого-то пакгауза, загоняя его обитателей в дощатые ворота и сгоняя во двор, точно переполошенных кур, грузовик не столько пронёсся, сколько проковылял, будто инвалид, опаздывающий в керосиновую лавку. Веером разлетелись какие-то ящики с легионерскими орлами, гулко зазвенел целый строй чёрных баллонов со сжатым воздухом. И наконец, грохнувшись с эстакады так, что хрустнули полуоси ведущих колес, не привычный к этаким встряскам и гонкам трехтонный тягач окончательно выдохся. Даже бензобак, сорванный с лонжерона, опасно искря, заскрежетал вперёд машины по булыжникам грузового двора.
Войткевич — то ли выбросило его из кузова, то ли сам выскочил, — оказался рядом с кабиной и рванул на себя дверцу с изрешеченным мешком.
— Ты как?!
Новик не сразу оторвал лоб с налипшими чёрными прядками от кулаков, стиснувших руль.
— Бывало и лучше, — оттолкнулся он ладонями от руля. — Всё, совсем чуток не доехали.
— Не пугайте меня, Саша, — облегчённо перевел дух Яков. — Было так весело, а вы «всё»? Всё только начинается. — И медленно обернулся.
Вынырнув из-за стены пакгауза и грузно осев на гусеницы задних пар, посреди площадки замер знакомый бронетранспортер в земноводном ржаво-зелёном камуфляже. Скрежетнул отброшенный щиток и раструб дульного тормоза крупнокалиберного пулемёта поспешно развернулся в сторону друзей, словно на фотографии «В минуту затишья» замерших: один — в пустом оконце кабины, другой — поставив ногу на высокую подножку и с пулемётом наперевес. Хоть перевеса никакого это и не давало. Лента из-под затворной крышки вилась на землю безжизненной сколопендрой, жёлтых «лапок» патронов в ней не было. Да и не успел бы Яков даже вскинуть его для стрельбы.
На рыжий мощеный пятачок один за другим вкатили ещё три уцелевших «BMW», не сводивших с лейтенантов чёрные зрачки пулемётов и автоматов.
— Саша, у вас там гранаты не найдётся? — через плечо поинтересовался Яков. — А то я что-то не в настроении признаваться.
— В чём? — усталым, севшим голосом спросил Новик, будто сейчас это имело какое-то значение.
— Ну что не я «изделие»… — Войткевич коротко присвистнул. — Высадил.
— Что-нибудь соврёшь, долго ли тебе, — откинулся на спинку сиденья Саша. — А гранаты нет, извини. Пристрелить могу, если устроит.
Не поднимая пистолет, он медленно оттянул между колен затвор парабеллума и также, без лязга, повёл его шишечки назад.
— Только не через дверцу, а то ранишь, — также медленно пробормотал Яков. — А мне никак не хочется корчить рожи, когда со мной такие люди станут о деле говорить.
— Это ж какие?.. — повернул голову Новик.
Половина дверцы на бронетранспортере косо откинулась и из утробного его сумрака появилась рука в чёрной перчатке, замершей неживым балетным жестом.
Рука поманила Войткевича…
Та же база, на двести семьдесят метров выше
— Ты ж у нас корректировщик, Антон? Вызывай фронтовую авиацию, — подмигнул Арсений старшему сержанту Каверзеву, сам понимая, что даже в качестве шутки совет его не ахти.
Но ведь, собираясь к орудию на скале, Везунок тоже сказал, вроде как на полном серьёзе, артиллеристскому корректировщику:
— Ты разберись с этой бандурой, Антон, чем чёрт не шутит.
Однако даже если вообразить такое чудо, что по мановению старшего сержанта с наших аэродромов с рёвом поднимутся краснозвездные бомбовозы, то пока это они сюда доковыляют по облакам и облачками зенитных разрывов, от их троицы тут уже останется только замес для колбасы ливерной. Тем не менее…
— Устаревшие у меня позывные, но попробуем, — с неправдоподобной деловитостью подсел к рации Антон.
Малахов с недоверчивой гримасой пожал плечами и снова обернулся к узкому окну, скорее даже широкой амбразуре в бетонной стене, наполовину задвинутой броневым листом.
— Как ты думаешь, почему он нам сказал пока оставаться?
— Потому, что пока… — проворчал Каверзев, сосредоточенно накручивая рукоятки «Telefunken». — Пока он там чего-нибудь не подстрелит, пока немцы не спохватятся, пока мы их придержим, пока он там чего-нибудь не подстрелит, — закольцевал рассеянный ход мысли Антон, напряжённо следя за стрелочками индикаторов.
Малахов попытался уследить за этим ходом, как за иглой, бороздящей чересполосицу грампластинки, но бросил и только заметил, всё о своём:
— Что, ему там и второй номер в расчёт не нужен?
— Там автомат, «Flak», кажется… — по-прежнему озабоченно пробормотал старший сержант. — Он сам очередями лупит, только магазин присобачь. Если понадоблюсь, брось в меня чем-нибудь нетяжёлым, — добавил он, надевая кожаные подушечки наушников.
— Ага… — протянул было Малахов и вдруг закончил: — Ого! — подскочив с низкого откидного сиденья. — Куда это он пальнул?
Словно дизель завёлся с толчка — зачастил где-то над головой Малахова, над бетонным перекрытием зенитный автомат.
Зачастил — но тут же и вырубился, только шелест маховика ещё несколько протянулся в жарком воздухе; и с подобным этому, тоже каким-то железным шелестом, одна за другой пара голубоватых трасс сорвалась со скалы вниз, в тёмное ущелье между пакгаузами. Как-то слишком уж близко, словно прямой наводкой, в упор…
Внизу…
Этому мгновенному свисту не поверили и в кузове «Крокодила», а ведь был ещё миг, чтобы, по крайней мере, выпрыгнуть за борт. Но «Shwere» с гулким скрежетом вдруг подскочил на месте, словно от удара гигантской кувалдой — и снова замер, только теперь изо всех его смотровых щелей и стрелковых амбразур закурился густой серый дым.
С частотой машинописной строки серия разрывов 20‑мм снарядов вздыбила булыжники мощёного дворика и разметала в железный хлам один из мотоциклов; кровь колясочника-пулемётчика брызнула как из ведра.
