Василий Ардаматский - Я 11-17. Ответная операция
Закончив речь, Барышев нажал кнопку звонка, и в кабинет вошла женщина с подносом, уставленным рюмками с коньяком.
— За ваши славные дела! За нашу общую победу! — крикнул Барышев и наметанным броском осушил рюмку.
Когда все выпили, Барышев по очереди расцеловался с каждым курсантом, приговаривая:
— С богом, милый… С богом, милый…
Именно в этот момент в кабинет вошел Гарц. Он остановился у двери, обвел всех бешеным взглядом.
— Что здесь происходит? — спросил он сиплым от злости голосом.
— Отмечаем… выпуск первой группы курсантов, — неуверенно ответил Барышев. — Может, и вы, мистер Гарц, скажете им свое напутственное слово?
Гарц остановил взгляд на Субботине:
— Почему курсанты до сих пор не выехали?
Субботин встал:
— Господин председатель хотел поговорить с курсантами. Я думал…
— Мне не интересно, что вы думали! Банкеты устраивать рано! — Гарц оглянулся на Барышева. — Нет другого повода для пьянства?
“Господин председатель” молчал, переминаясь с ноги на ногу.
— Немедленно на аэродром! — приказал Гарц.
— Мне ехать? — робко спросил Барышев.
— Там банкета не будет. Будьте любезны, оставьте меня со старшим инструктором.
Кабинет быстро опустел. Гарц нацелился в Субботина злобно прищуренным взглядом:
— Это форменное безобразие, господин Скворцов! Подозрительное безобразие, если хотите знать! Скандал за скандалом, а вы по этому поводу устраиваете банкеты?
— По-моему, люди, которых я готовлю, еще не дали вам основания для разговора со мной в таком тоне, — строго и с достоинством проговорил Субботин.
— Да? Вы в этом уверены? Может, вы хотите знать, что случилось с вашим готовым на все храбрецом Барковым?
Субботин молчал: зачем ему знать подробности? Важно, что с Барковым случилось то, что должно было случиться.
— Молчите? — выкрикнул Гарц. И вдруг, точно воздух из него выпустили, он опустился в кресло и надолго замолчал…
— Вы проверяли радиоподготовку людей? — устало спросил он.
— Да.
— Хорошо проверяли?
— Несколько дней занимался только этим. Все работают с рацией уверенно.
— Такой идиотизм! Такой идиотизм! — Гарц всплеснул руками. — Я твердил этим самоуверенным господам: Баркову нужна собственная рация! Нельзя — габариты не позволяют! Сунули человека вслепую, а теперь подняли визг и крик!
— А что, собственно, случилось? — осторожно спросил Субботин.
— Что? И ваш храбрец и подводная лодка канули в неизвестность! Вот что! Может, вам этого мало, господин Скворцов?
Субботин пожал плечами:
— Мало ли что могло случиться… Вы же сами учили меня спокойно относиться к потерям.
— Потеря потере рознь! Ваш Барков — ерунда! А вы понимаете, что такое потеря подводной лодки?
Субботин кивнул головой.
— Но может оказаться, что Барков на месте? И действует?
— А как это узнать? — крикнул Гарц. — Как? Сидеть и ждать, пока сами русские сообщат об успехах вашего храбреца?
Субботин промолчал.
Гарц встал:
— Сейчас же перебирайтесь на аэродром. Лично проследите за парашютной тренировкой. Я тоже приеду туда.
Гарц быстро вышел из кабинета. Через минуту его автомобиль промчался по аллее парка.
48
Этот аэродром официально считался законсервированным, а действовал круглые сутки. Здесь не было сформированных воинских соединений, но в ангарах и на поле всегда находилось десятка два военных самолетов.
В баре штабного здания с утра до вечера галдели летчики. Они были и в военной и в штатской одежде. На втором этаже находилась командная группа, возглавляемая полковником, которого все летчики панибратски звали “толстый Бит”. Это был флегматичный грузный человек и явно не авиационный офицер. Всеми летными делами руководил молоденький майор Лавенс.
Самолеты улетали отсюда в Берлин, в Афины, в Белград, в Стокгольм — словом, во все концы света. Днем и ночью здесь стоял рев турбин и моторов.
Субботина вместе с курсантами поселили в стандартном домике, стоявшем на краю аэродрома. Только он осмотрелся, явился разбитной американский сержант, доложивший Субботину, что он шофер машины, прикрепленной к его группе.
— Полковник Бит просит вас немедленно явиться, — сказал сержант. — А меня зовут Поль. Если хотите, зовите меня маршал Поль. Я ужасно люблю высокие звания…
— Ну что ж, вези меня, маршал Поль! — рассмеялся Субботин.
В кабинете полковника находился Гарц. Когда Субботин вошел, Гарц сказал:
— Это руководитель группы.
Полковник Бит кивком показал Субботину на стул и, провожая его сонным взглядом, сказал:
— Мне все ясно. Каждому вашему человеку мы дадим по два тренировочных прыжка. Один — днем, одни — ночью. Не больше. У меня здесь не школа парашютистов. Кормить ваших людей будем.
— Их нельзя кормить в общей столовой, — вставил Гарц.
Полковник раздраженно повел плечом:
— Да знаю я! Они будут получать еду в термосах прямо дома. Срок главных полетов прошу согласовать со штабом “Зет”. Мы возим не только по вашим адресам и перегружены чертовски.
Полковник повернул свое оплывшее лицо к Субботину:
— Практически летными операциями занимается майор Лавенс и его люди. С ними и держите связь.
На другой день курсанты совершили по первому тренировочному прыжку с парашютами. Их поднимали в воздух по два человека. Субботин летал вместе с ними и наблюдал за прыжками. Все курсанты порядком трусили. Субботин видел это и радовался. Пожалуй, меньше других выказал трусость Константин Ганецкий. Он прыгал в первой паре. Когда они покинули самолет, инструктор по прыжкам прокричал Субботину:
— Лапша, а не парни! Второй чуть получше!
Это относилось к Ганецкому.
Во время ночной тренировки дело дошло до того, что один курсант не захотел прыгать. Упершись руками в края открытой в темень двери, он не трогался с места. Инструктор что-то кричал ему в ухо, но тот только мотал головой. Тогда инструктор согнутым локтем ударил курсанта в спину. Его тело обмякло, прогнулось. Точным движением инструктор сбил его руки с двери и пинком в спину сбросил с самолета. Просто непонятно, как после этого курсант сообразил открыть парашют. Но инструктор был уверен, что откроет.
— Такой трус непременно откроет — можете не сомневаться! — сказал он Субботину, брезгливо вытирая платком руки.
Одного курсанта пришлось довольно долго искать в окрестностях. Несмотря на то что аэродром подавал специальные световые сигналы, курсант, снижаясь, потерял ориентировку и пошел в сторону Мюнхена. Только выбравшись на шоссе, он сообразил, где находится, и на попутной машине приехал на аэродром.
Субботин в это время на машине продолжал поиски курсанта. Почему-то обычно оживленный и болтливый шофер угрюмо молчал.
— Что так мрачен сегодня маршал Поль? — весело спросил Субботин.
Поль ответил не сразу. Попетляв по проселочным дорогам, они снова выехали на шоссе и остановились. Поль выключил фары, и их окутала теплая летняя ночь во всей своей тихой красе. Поль вздохнул:
— Смотрю я, шеф, на вашу работу и ничего не понимаю.
— Что ж тут непонятного, маршал? Люди прыгают с парашютом и теряют ориентировку. Их надо искать. Вот вся премудрость.
— Благодарю вас, шеф, за объяснение, — церемонно произнес Поль. — Но мне непонятно другое. Я на этом аэродроме скоро год. Кого только не возил на своем “виллисе”! Болгар, греков, албанцев, поляков, венгров — и не упомнишь. Насколько я понимаю, всех их мы зашвыриваем домой. И все они, как и ваши парни, почему-то прыгать домой боятся. Эх, если бы русские затеяли швырять домой американцев, да я бы первый с песней полетел к своей девочке, по имени Сесиль!
Субботин молчал — нужно быть предельно осторожным. Особенно сейчас.
— Ну что ж, видимо, маршал Поль далеко не все знает, потому и не понимает. Расскажи лучше про свою девчонку. Кто она? Ждет ли тебя?
— В письмах они все ждут, — тихо засмеялся Поль.
— Она работает?
— Когда уезжал, работала на швейной фабрике. Но последнее время в наших газетах что-то очень часто пишут о том, как необычайно высок уровень нашей жизни — наверняка пахнет безработицей.
— А кем ты был дома?
— Кем я мог быть? Шофером! Гонял по Бостону фургон торговой фирмы “Эйлис”. — Он опять вздохнул: — Жить можно было.
— Служить еще долго? — участливо спросил Субботин.
— Долго… Когда в дивизии был, служилось легче. Товарищи… Понятное, ясное дело. А тут… — Он махнул рукой. — Если бы не “Подснежник”, удавиться можно. Может, поедем, шеф?
— Поехали, маршал.
“Подснежник”… Так назывался придорожный ресторанчик вблизи аэродрома. Посматривая сбоку на шофера, Субботин думал, случайно ли упомянул Поль о “Подснежнике”. Дело в том, что со вчерашнего дня этот ресторанчик стал для Субботина местом явки для связи со своими. Все же, скорей всего, Поль болтал по простоте душевной. Но все равно нужно быть начеку…
