Виктор Носатов - Фарьябский дневник. Дни и ночи Афгана

Выслушав капитана, замполит, о чем-то задумавшись, отошел в сторону.

— Ну что орлы приуныли, — весело начал Сергей, подходя к бойцам.

Солдаты расступились, пропуская Царевского в середину.

— А что, товарищ капитан, не спеть ли нам нашу песню, — предложил заставской зубоскал Загидуллин и, не дожидаясь ответа командира, нырнул в проход землянки. Вскоре он вынырнул оттуда с видавшей виды гитарой и тотчас над долиной ласковая и грозная, щемящая солдатское сердце, песня:

… И я тоскую по родной земле,По ее рассветам и закатам,На Афганской выжженной земле,Спят спокойно русские солдаты…

Внезапно с гор подул промозглый, сырой ветер, разгоняя сомкнувшиеся над долиной тучи. Дождь перестал назойливо ныть, прислушиваясь к незнакомой, будоражащей всех вокруг мелодии. Даже солнце, разорвав на мгновение небесные путы, ненадолго позолотило своим лучом струны гитары, и они запели еще красивее и звонче.

К капитану подсел замполит.

— Сегодня вы провели здесь на Афганской земле самое показательное политзанятие, на котором я вместе со всеми был простым слушателем. И думаю, что рано или поздно заслужу свою пятерку, — тихо, так, чтобы услышал только Царевский, сказал он.

Сергей молча, просто, с чувством стиснул его локоть. Они поняли друг друга без слов.

Назавтра было новое, непохожее ни на одно другое, утро, предвещавшее теплый солнечный день и долгожданные вертолеты с письмами, продуктами, боеприпасами и другой всякой всячиной.

— Товарищ капитан, к лагерю подходит банда, — еще в полудреме услышал Сергей и в следующее мгновение он, наполовину одетый, был уже в сапогах, нырнув на ходу, в свежую, пахнущую земляничным мылом, рубашку, он, схватив автомат, и вскоре уже бежал к выходу. Солдаты, поднятые по тревоге, мчались следом, быстро, без суеты, занимая свои позиции.

Сергей, впившись глазами в окуляры бинокля, внимательно осматривал местность.

— Вот они, — процедил он сквозь зубы. Идут без опаски, словно к себе домой, — с ненавистью подумал он.

Банда шла по направлению к их передовому посту, явно из кишлака Ислам-Кала.

— Вот отблагодарили нас, — зло подумал о дехканах Сергей.

Присмотревшись внимательно, он вдруг увидел, что впереди душманов, вооруженных винтовками и автоматами, бодро шагают два старика, его вчерашние знакомые.

— Что-то здесь не то, — подумал он.

За всю свою боевую жизнь он не помнит, чтобы боевики ходили перед позициями их мотоманевренной группы просто так, среди бела дня.

Доложил об обстановке начальнику ММГ майору Калинину. Тот спокойно сказал:

— Ты эту кашу заварил, ты и расхлебывай.

Видя, что солдаты изготовились к стрельбе, Сергей передал команду, без его разрешения не стрелять. Сам вместе с Ермаковым и Усманходжаевым направился навстречу белобородым парламентерам. Увидев, как сотнями стволов ощетинилась мотомангруппа, старики, остановив отряд на месте, к позициям шагали вдвоем.

Встретились на том же месте, где стояли накануне, решая земельный вопрос. Поприветствовав стариков, Сергей спросил о цели их визита.

Ответил старейшина кишлака. Показав назад, где в сотне метрах стоял вооруженный отряд, он сказал:

— Это мой сын Худайкул не давал тебе жизни на перевале. Его с сотней джигитов заставили, под страхом уничтожения кишлака, воевать с вами, чтобы он освободил нашу землю от вас шурави. До вчерашнего дня я был полностью на его стороне. И в затею муллы, который посоветовал обратиться за помощью к вам, я, честно говоря, не верил. Рад, что ошибся. Это я сказал и своему сыну. У нас слово отца — святое слово. Сын со своими джигитами пришел, чтобы просить тебя о милости — разрешить им самим охранять кишлак, и перевал от душманов…

Это была первая значительная победа, которой советские пограничники добились без единого выстрела.

Первый «сюрприз» ждал нас на спуске с перевала. Двигающийся впереди колонны бронетранспортер вдруг вздыбился, из-под колес его столбом вырвалось пламя, громыхнул взрыв. Колонна замерла в ожидании обстрела из очередной засады. Боевые машины ощетинились стволами автоматов и пулеметов. Все замерло в тревожном ожидании.

Через несколько минут звенящей тишины в наушниках раздался хрипловатый, взволнованный голос:

— «Чайка», «Чайка», я «Тридцать девятый», поймал мину!

— Как люди? — тревожно спросил начальник мотоманевренной группы майор Александр Калинин.

— Все нормально, раненых нет, только водителю щеку немного рассекло осколком, перевязываем.

— «Тридцать девятый», самостоятельно двигаться можешь?

Ответа долго не было, но на подбитой машине заработал сначала один, а немного позже и второй двигатель. Осторожно, словно боясь споткнуться, бронетранспортер дернулся сначала назад, потом проехал несколько метров вперед.

Остановился. Стало видно, что второго правого колеса нет, словно бритвой срезало вместе со ступицей и тягами. Но машина могла двигаться вперед, а это в бою самое главное.

— «Чайка», я «Тридцать девятый», — раздался в напряженной тишине голос, — двигатели работают нормально, разрешите следовать с колонной дальше?

— Давай, только пойдешь рядом с машиной технического замыкания.

Пока шли эти переговоры, к подбитой машине направились два бойца с носилками и с ними невысокого роста коренастый офицер — доктор, капитан Алексей Пинчук. Стукнув прикладом автомата по крышке бокового люка и дождавшись, пока его откроют изнутри, он быстро юркнул внутрь. Санитары залегли на дороге, старательно осматривая каждую подозрительную кочку.

А с перевала открывался сказочный вид на раскинувшуюся внизу цветущую долину. После многокилометровой серости горной дороги, взгляд наконец-то отдыхал на изумрудной зелени тополиных рощ, успевших только-только сбросить белоснежный наряд, садов и расстилающихся на земле виноградников, плотным кольцом опоясывающих кишлаки. Плоские крыши немудреных глинобитных жилищ, лишь небольшими островками выделялись на общем фоне буйствующего моря листвы. Не знаю почему, но всегда, когда машина устремлялась по крутой дороге в долину, мне казалось, что еще мгновение, и мы прикоснемся к чему-то необыкновенно волшебному, но всякий раз вместо этого то внезапной засадой, то коварной миной это чувство разрывалось в клочки. И на смену ему приходила бессильная злость к тем, кто мешает жить той или другой по-восточному сказочной долине, кто разрушает и грабит там полунищие кишлаки.

Прошло не более пяти минут, как из бокового люка показался доктор. По сдержанно улыбающимся губам и довольному виду можно было без труда догадаться, что с экипажем все в порядке. Я наблюдаю за его работой давно и потому, мне есть, с чем сравнить.

Однажды на такой же мине подорвалась боевая машина пехоты, и доктор в течение получаса вместе с фельдшером не вылезали из чрева машины. Наружу вынести раненых не представлялось возможным, колонна обстреливалась засевшими в горах бандитами. Закончив свое дело, доктор мешком вывалился наружу. Лицо его за время пребывания в машине осунулось, глаза ввалились.

— Он переживает о каждой нашей ране больше, чем мы сами, и этим обезболивал их нам, — без всякого преувеличения говаривали раненые, отзываясь о врачевательном таланте доктора Леши. Многие из тех, кто прошел через его руки, как о чем-то удивительном вспоминали о том, что уже только одно прикосновение его тонких холодных пальцев, отцовский взгляд голубых как небо глаз вселяли в каждого из них спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. А ведь вера для раненого равноценна жизни.

С момента взрыва не прошло и десяти минут, а колонна уже вытягивалась и, медленно набирая скорость, входила в «зеленку». Дорога, вынырнув из ущелья, вышла на простор зажатой с двух сторон хребтами равнины.

Справа и слева от шоссе, насколько хватало взгляда, раскинулись поля, на которых только-только начинала колоситься пшеница — главное богатство этого горного края. Далеко впереди, залезая уступами в горы, приютился кишлак. Наш путь проходил через селение по кривой и узкой улочке, зажатой высокими глинобитными стенками. Несмотря на то, что утреннее солнце уже поднялось из-за гор и залило долину теплым, золотистым светом, над кишлаком не было видно обычной в это время дымной синевы. Все там словно вымерло, только глухие стены дувалов, окружающие селение по периметру, смотрели на нас выжидающе и угрюмо.

— «Протоны», «Протоны»!.. — послышался в наушниках спокойный голос командира. — Как там обстановка в окрестностях кишлака? — вертолеты, курсирующие над нами, внезапно изменили направление полета и начали кружить над подозрительно замершим кишлаком.

— «Чайка», я «Протон»! — послышался голос командира звена. — От перевала до перевала чисто.