Сергей Фетисов - Хмара
Никифор понимающе кивнул.
— Теперь ось яке дило, — сказал Панас. — Дарья Даниловна посвятила меня в ваши успехи, и скажу я тебе, Митя, що не все нравится мне. Хлеб утопили — молодцы! Машины взорвали — молодцы! А насчет паники, которую зробылы в годовщину оккупации, то я не скажу, щоб гарно було. Давай рассудим с тобой толком: та паника на базарной площади, кому вона нужна, яка от ней польза? Молчишь? Ну то-то! Я вот, грешным дилом, так думаю: польза була б, якбы народ послухаа того гебитса, як вин бреше. Каждый поняв бы, шо вин бреше! А нам того и треба, щоб народ разглядел, де правда, а де брехня. А ще тоби скажу, не наш то метод сеять панику и слухи. Коммунисты всегда боролись за правду и говорили народу правду. И впредь будем тики так! То тебе крепко надо запомнить. Ты же комсомолец?
— Да, — ответил Никифор.
— А в организации вашей много комсомольцев? Не о количестве пытаю, хай то буде военна тайна, а о процентном соотношении, понимаешь?
— Большинство, — сказал Никифор.
Панас довольно улыбнулся и произнес свое любимое:
— То дуже добре.
Отхлебнув глоток из чашки, он продолжал:
— Листовки распространяете — опять скажу: молодцы! Только для каких надобностей у старосты на квартире листовку прилепили? Геройства ради? Пустое то геройство…
Что мог возразить на это Никифор? Ничего.
— А хлеб в скирдах вы прозевали, — говорил Панас. — Могли бы поджечь, когда молотьба шла. Да и сейчас кое-где скирды стоят, не все обмолотили.
— Это мы учтем, — ответил Никифор.
Много все-таки значит слово умудренного жизнью человека, слово старого коммуниста! Послушаешь, и как-то яснее начинаешь видеть свой путь. Чувствуешь, словно бы почерпнул частичку годами накопленного опыта, и сам стал от этого взрослее и умнее.
Не стеснялся Никифор спрашивать совета у Панаса (догадывался он, что то была подпольная кличка), честно признавал перед ним свою неопытность:
— Хорошо бы, товарищ Панас, если б кого-нибудь из коммунистов прислали в нашу организацию. Надежней будет.
Панас отрицательно затряс головой:
— Может, и надежней, только не слид того робить.
— Почему?
— Ваша подпольная организация вже сгуртовалась, идете вы по правильной дорози. Так на що вам няньки? То ж ты, друже, за дядькину спину думаешь сховаться…
— Не об этом я думал, — запротестовал Никифор.
Панас, хитро прищурившись, погрозил ему прокуренным пальцем:
— Знаю, друже Митрий, о чем ты думал… Он закашлялся. Хлебнув глоток, продолжил:
— Плохие мы булы б коммунисты и никудышни руководители, коли б не доверялы инициативи парода, а особливо вашей, комсомольской инициативи. По мне найкраше всего, колы народ та його молодь проявляв сваю инициативу — то я бачу плоды воспитания коммунистов. Ось взять вашу организацию: возникла она без всякой директивы сверху, и я кажу вам: добре, комсомольцы! То ж вы крепко помните завиты отцов, а это — главное.
Панас снова отхлебнул из чашки.
— А потом, — сказал он, — ты сам понимаешь, друже Митрий, у нас каждый чоловик зараз на учете и выполняв свою работу. Со своими задачами вы справляетесь, а ошибки — они у всякого могут быть, даже у опытного. А щоб их було поменьше, будемо важные дела вместе обсуждать, связь по тому адресу, шо я тебе дав, поддерживать… А где дочки Дарьи Даниловны? Щось я их не бачу? — неожиданно спросил он.
— Дарья Даниловна их к родственнице отправила, в другое село, — сказал Никифор. — У нас ведь тут, можно сказать, штаб-квартира…
Ушел гость на рассвете. Никифор проводил его до Мамасарки. Панас пошагал в плавни и растворился в предрассветном тумане.
Расширенное заседание комитета было необычно бурным. Лица пылали. Руки взлетали над головами. Накал страстей был так велик, что Никифору неоднократно приходилось напоминать о необходимости соблюдать осторожность: как-никак подпольная организация, а не очередное комсомольское собрание довоенного времени.
Сыр-бор разгорелся из-за предложения Семена Берова.
— Все, чем мы занимались до сих пор, — заявил он, — детские забавы. Недаром же коммунист из Никополя ругал за панику на базарной площади! И правда: чего мы этим добились? Разве настроение Раевскому испортили… Плевать на настроения гитлеровских прихвостней, нам их убрать нужно — вот это дело! В ознаменование годовщины Октябрьской революции надо казнить врагов народа — Раевского, Эсаулова, Башмака, а также кайенского гебитскомиссара! Местных предателей можно ночью подкараулить, а гебитса гранатами забросать на его квартире. Оружие, слава богу, теперь есть! Хлопцев тоже достаточно!
Как ни заманчиво было предложение Берова, но Никифор все же выступил против.
— Во-первых, — сказал он, — наше выступление будет преждевременным. Оружие у нас есть, это верно! А вот что народу достаточно, тут Беров заблуждается. Двадцать пять человек в нашей организации, а мужчин только девять. На кандидатов, хоть их и полсотни, полагаться пока нельзя. Да и многие из членов еще не проверены на серьезных делах. Так зачем же ставить под удар всю организацию?
— Для этого дела, — перебил Семен, — троих достаточно: я, ты и Орлов, р-раз-и в дамки!..
Никифор остановил его жестом:
— Наша основная задача — создать в селе сильную боевую группу, которая при наступлении Красной Армии смогла бы ударить по немцам с тыла. Чтоб не четырех, а сорок или даже четыреста врагов убрать с дороги наступающих советских войск — вот это будет помощь! А то что: убьем Раевского — на его место посадят Эсаулова или Башмака. Всех троих поубиваем, явится на сцену Карпо Чуриков. И с гебитсом та же история…
Но Семен не соглашался. Его поддерживали Лида и Анка. Отчаянная трусиха Анка вызвалась участвовать в уничтожении Раевского и его двух самых зловредных активистов. Она даже предложила название операции — «Черная месть».
Спор продолжался более двух часов.
— Польза народу от того, что мы ликвидируем сволочей, будет или нет? Ты не виляй, а скажи прямо, — настаивал Семен.
— Будет.
— Ага! Зачем же воду мутить?!
— Погоди. Ты ответь: полезен дождь или вреден?
— При чем тут дождь? — пожал плечами Семен.
— Нет, ты скажи все-таки!
— Смотря когда. Осенью, во время уборки, вреден.
— Значит, ты не можешь дать один определенный ответ? Требуются обстоятельства? А при решении вопроса о гебитсе и Раевском ты не хочешь брать во внимание никаких обстоятельств? Почему?
— Еще одно обстоятельство забыли, — вмешалась Наташа. — Если никого из нас не поймают, так повесят невинных жителей. Как после взрыва немецких автомашин.
В конце концов, охрипнув от споров, решили при первой возможности посоветоваться обо всем с Никопольским подпольным горкомом.
На столе, как всегда во время заседаний комитета, стояли для маскировки бутылки самогона, тарелки с хлебом, солеными огурцами, мочеными яблоками. Яблоки всякий раз поедали, а самогон Дарья Даниловна убирала в шкафчик.
Орлов долго и с тоской рассматривал бутылки, заткнутые вместо пробок кукурузными кочерыжками, и сказал:
— Братцы! До каких же пор они будут торчать у нас перед глазами? Дарья Даниловна уморилась туда-сюда таскать их! Свои нервы не жалеете, так поимейте хоть уважение к труду женщины!..
Прочувствованная речь Орлова вызвала всеобщий смех. Беров, который вообще редко улыбался, и тот захохотал, верхняя приподнятая губа его как-то по-детски оттопырилась, придав лицу странное плачущее выражение. Наташа, Лида и Зоя смеющимися глазами смотрели на Никифора, от которого зависело окончательное решение.
— В самом деле, — сказал Никифор, поддаваясь общему настроению, — почему бы не выпить за успехи нашего ДОПа…
— Слово руководителя, не чуждающегося интересов масс! — воскликнул Орлов.
— Мы не все вопросы решили, — проговорил Никифор, стараясь быть серьезным.
— Ничего. Мы еще решим! — смело заявила Анка.
Никифор мельком поглядел на нее и встретился с лукавым взглядом бархатистых глаз.
Он не доверял красивым. Анка с первого знакомства вызвала у него недоверие только по той причине, что была красива и кокетлива. Потом заметил: она к тому же и трусовата.
Сегодня Анка удивляла его: откуда-то появилась у неё решительность и естественная, без намека на манерничание, живость в жестах и словах.
— Хорошо, — согласился Никифор. — Есть предложение к 7 ноября выпустить красочные листовки. Зоя Приданцева изготовит несколько трафаретов, только прикладывай к листу и закрашивай краской.
— А что там будет написано? — поинтересовалась Лида.
— Вот это сейчас и нужно решить. Кто предложит праздничный лозунг, по покороче.
— Да здравствует Октябрь! — предложила Анка и обвела всех глазами: как, мол?
— Короче не придумаешь, — подтвердил Семен.
