Мартин Эмис - Зона интересов
2. Долль: Высшая мера наказания
Я пришел к заключению, что все это было трагической ошибкой.
На заре, лежа в кровати и готовясь еще к 1 погружению в неистовые ритмы Кат-Зет (побудка, умывалка, дизентерия, коврик для ног, перекличка, объекты, желтая звезда, капо, черный треугольник, выдвиженцы, рабочие команды, «Работа делает свободным», духовой оркестр, селекция, лопасть вентилятора, огнеупорный кирпич, зубы, волосы), к столкновению с 1000 вызовов моей способности выкрикивать холодные приказы, я так и этак прокручивал в голове мои всегдашние мысли и, да, пришел к заключению, что это было трагической ошибкой. Я говорю о женитьбе на столь крупной женщине.
И столь молодой к тому же. Ибо горькая правда состоит в том, что…
Конечно, рукопашный бой мне не в диковину, что я, думаю, и доказал на Иракском фронте Великой войны. Однако в тех случаях мне почти всегда противостояли люди серьезно раненные или обессиленные голодом либо хворью. И позже, в мой россбаховский период, я хоть и участвовал в перестрелках и прочем, но до настоящего физического насилия, до мокрых дел мы не доходили, если не считать истории со школьным учителем в Пархиме, да и там на моей стороне было значительное численное превосходство (5 к 1, нет?). Та к или иначе, это произошло 20 лет назад, а с тех пор я вел жизнь достославного чиновника, сидел за письменным столом, и задница моя понемногу перетекала за края жесткого сиденья стула.
Ну-с, я вовсе не утверждаю, что понять, куда я клоню, способен лишь гений. Я просто не могу сделать то, что необходимо для восстановления порядка, согласия и возможности спокойно работать в оранжевой вилле, – не могу отдубасить ее (а затем отволочь гигантскую ведьму в супружескую спальню и там доброкачественно поиметь). Слишком она, мать ее, большая.
Ну а малышка Алиса Зайссер – Алиса не многим больше Полетт. Место свое она знает и идет на попятную, стоит лишь штурмбаннфюреру слегка осерчать!
– Перестаньте хныкать, немедленно. Послушайте, такое происходит все время и по всему миру. Совершенно ни к чему устраивать из-за этого тарарам.
Скамейка, химический туалет, котелок с водой, наконец-то начинающей закипать на принесенной из моей конторы плитке…
– Глядите веселей, Алиса. Аккуратное прерывание беременности. Вам следует отпраздновать его – лежа с бутылкой джина в горячей ванне! Нет? Ну будет вам, улыбнитесь. Вот так. Все уже на ½ в прошлом. Ну что же, пора. Вя-вя-вя-вя-вя. Возьмите себя в руки, юная фрау, сами, без посторонней помощи. Или вам нужна еще одна оплеуха?
…Она принесла с собой немало причиндалов, эта Мириам Люксембург.
И 1-м делом установила раскладной столик (похожий на маленький операционный), постелила на него синюю тряпицу и разложила по ней: шприц, расширитель, зажим, длинную деревянную палку с наконечником в виде острой металлической петли с зубчиками. Инструменты были приличного качества – куда, куда более высокого, чем тот садовый инвентарь, к которому периодически прибегают костоправы СС.
– Померещилось мне, – с совершенным спокойствием осведомился я, – или сегодня в воздухе и вправду запахло весной?
Слегка раздраженная, быть может, тем, что я несколько раз откладывал сегодняшнюю процедуру, Люксембург вымученно улыбнулась; что касается Алисы, во рту которой уже расположился туго натянутый ремень, она ничего не ответила (разумеется, она давно уже не бывала под открытым небом). Облаченная в белую рубашку, пациентка лежала на расстеленном по ее койке полотенце, согнув ноги в коленях и разведя их в стороны.
– Так сколько времени это займет?
– Если все пойдет гладко, минут 20.
– Хорошо. Вы слышали, фрау Зайссер? Какая-либо необходимость поднимать шум и тарарам отсутствует.
Я намеревался испариться, едва Люксембург возьмется за дело, поскольку питаю большую брезгливость ко всему, что касается всякого рода женских отверстий. Однако остался, чтобы посмотреть, как она проводит дезинфекцию и вкалывает обезболивающее. И задержался на время растяжения – с помощью расширителя, походившего на пинцет, но только с обратным действием. Задержался я и на время выскабливания.
Очень странно. Я покопался в моих ощущениях, пытаясь отыскать среди них гадливость, – таковая отсутствовала.
Отвезя Люксембург в Гигиенический институт (и отдав ей бумажный пакет с дополнительными 400 «Давыдофф»), я спросил у нее, сколько времени потребуется малышке Алисе, чтобы снова стать самой собой.
20 апреля мы, конечно, отмечали 54-й день рождения определенного лица. Довольно скромное торжество в Офицерском клубе, почетная роль тамады была предоставлена Вольфраму.
– Dem Prophet der Deutschen Status, Selbstachtung, Prestige, und Integritat restauriert!
– …Einverstanden.
– Der Mann der seinen Arsch mit dem Diktat von Versailles abgewischt!
– …Ganz bestimmt.
– Der Grosster Feldherr aller Zeiten!
– …Richtig[104].
Единственным, помимо меня и молодого Вольфрама (милый юноша в итоге слегка перебрал), участником празднества, откликавшимся на тосты с живым энтузиазмом, была моя жена.
– Итак, – пробормотал я, – ты прониклась духом празднества.
– Прониклась, – пробормотала в ответ она.
Ханна, по обыкновению, разыграла целый спектакль. Разодетая как уличная девка, она ободряла множеством выкриков (слишком громких) каждого, кто произносил тост, а затем сменила их на сатирическое хихиканье, направленное на подрыв владевшего всеми настроения благопристойной торжественности. Я закрыл глаза и поблагодарил Господа за то, что Фриц Мебиус уехал в отпуск.
– Да, я прониклась духом празднества, – сказала она, – потому что, если нам повезет, оно будет последним. Интересно, как этот жалкий, мелкий дрочила покончит с собой? Полагаю, он уже разжился какой-нибудь гнусной пилюлей – припрятал на черный день. Тебе тоже 1 дали? Они их всем своим ключевым дрочилам выдают? Или ты недостаточно ключевой?
– Государственная измена, – сохраняя спокойствие, сказал я, – более чем заслуживающая высшей меры наказания… Да, именно так. С шуточками пора кончать.
Интересно будет посмотреть на ее лицо.
На сей раз аспергегиллёз – грибок в легких.
Школа верховой езды о возвращении Мейнрада и слышать не желает, поэтому я предложил продать его нечистоплотному погонщику мулов – на убой. Результат? Боже милостивый, нескончаемый девчоночий вой. Сибил в этом отношении ничем не лучше Полетт. Они практически переселились в грязный загончик Мейнрада, гладят его по боку, а он лежит себе и тяжко дышит.
А знаете – мне не хватает Дитера Крюгера!
Я и мои деревенские мордовороты прекрасно провели время наедине с ним – в 33-м, в камере, которую ему отвели в Дахау. Ах, мысленно я перебрасывал дружищу Крюгера из тюрьмы в тюрьму, из лагеря в лагерь, оставляя там, где мне, черт дери, хотелось. А когда приблизилась война, что же, я отправлял его выравнивать дюны в Штуттгофе, рубить камень в Флоссенбюрге, ковыряться в глиняных карьерах Заксенхаузена. О, я попросту измочалил Крюгера, изобретательно расширяя его страдания (одиночное заключение, каторжная команда, голодные пайки, медицинские опыты здесь, 75 ударов плетью там). Так или иначе, я, похоже, малость увлекся, перестарался, понятное дело, и мне перестали верить. Участь Крюгера была единственным, что давало мне власть над Ханной. В прежние денечки из нее удавалось даже выжать с помощью дружищи Крюгера странно страдальческое согласие на перепихон. Ах, какими далекими кажутся мне теперь эти экстатические соития.
Мне не хватает Дитера Крюгера.
– На фейерверке будете? – спросил Фриц Мебиус. Мы направлялись к его кабинету мимо сидевших за своими столами делопроизводителей. Бункер 11: Гестапо.
– Девочки будут. Я полюбуюсь им из сада.
Ни слова о Ханне, ни слова о супружеской дисциплине: Фриц хмуро обдумывал дело, которым мы сейчас занимались.
– Как провели отпуск? – спросил я (дом Мебиусов стоял посреди того, что осталось от жилого квартала в центре Бремена). – В забавах да потехах?
– Вам бы все шутки шутить, – устало ответил он, просматривая 1-ю страницу донесения Руппрехта Штрюнка. – Выходит, этот ублюдок и есть их координатор?
– Так точно. Капрал Дженкинс указал на него, а затем Штрюнк нашел в его инструментальном шкафчике календарь.
– Хорошо. Ах, Пауль. Стекол в окнах нет, электричества нет, воды нет; чтобы посрать, как ты привык делать поутру, приходится дожидаться полудня. Да еще тащиться 4 квартала, чтобы набрать ведро воды для смыва.
– Да?
– И все говорят лишь об одном – о картошке. – Он перевернул страницу, что-то подчеркнул. – Моя женушка до того довела меня этими разговорами, что у меня и вставать перестало. И мамаша ее ничем не лучше. И сестра. Картошка.
– Картошка.
– А в бомбоубежище, Исусе Христе, видели бы вы, как они смотрят на чужие бутерброды. Глазами едят, Пауль. Бутерброды гипнотизируют их. Жалкое зрелище. – Мебиус зевнул. – А я-то отдохнуть надеялся. Как же! Ладно, пойдемте.
