Георгий Брянцев - По ту сторону фронта
А с утра боевые группы покинули лагерь и вышли на новогодние задания.
Пушистый иней покрыл деревья и строения небольшого поселка, в котором до войны находился стекольный завод. Густой лес вплотную подошел к поселку. Дым из труб курчавыми столбиками поднимается над домами и растворяется в черном небе.
В натопленной большой избе, где размещаются местные полицаи, только что окончили «работу». На столе горит керосиновая лампа. Старший полицай и его ближайший подручный пересчитывают деньги, отобранные у мирных жителей. Предатели довольны — они собрали приличный куш.
Вот уж скоро два года будет, как они безнаказанно творят свое гнусное дело: грабят стариков, издеваются над измученными женщинами, беспощадно расправляются с семьями красноармейцев, партизан.
Но партизаны все знают и все помнят. Рано или поздно для каждого предателя подойдет черед расплаты.
Полицаи оканчивают подсчет денег и укладывают их в стол. На столе появляется литровая бутылка с самогоном и яичница.
— Садись, а то остынет, — приглашает полицай своего начальника и сам первый усаживается к столу.
Начальник следует его примеру. Отломив изрядную краюху хлеба, он подносит ее ко рту.
Но что это? В комнату вваливается поздний, непрошенный гость. От заиндевелого, ободранного и перехваченного в поясе веревкой зипуна валит пар. Брови и ресницы человека опушены снегом.
— Чего тебе надо? — грубо спрашивает старший полицай.
Вошедший робко оглядывается, дует на озябшие руки, кашляет в кулак, постукивает ногой о ногу и молчит.
— Тебя спрашивают, скотина безрогая, что надо?
— Мы из соседней деревни, — тихо говорит посетитель. — Кто тут будет господин старший начальник?
— Не видишь? Я начальник!… С какой бедой тебя черт принес?
— Дело есть к вам… с жалобой мы…
— А кто это мы?
— Как кто? — удивился вошедший. — Мы — я!
— Ну, так и говори, что «я», а не мыкай, — проворчал старший полицай.
— Да нам все одно, что «мы», что «я». Мы люди темные, неграмотные, — не торопясь, возразил посетитель.
Полицай бросил косой взгляд на стол. Яичница остывает. Вновь поднялась досада против незваного гостя.
— Ну, давай выкладывай, что надо, да и убирайся ко всем чертям, — поторопил он вошедшего.
— Мы можем и побыстрей, — ответил тот. — Мы с жалобой к старшему начальнику. Партизаны доняли, господин начальник.
— Что? Партизаны? Какие партизаны? — взволновался полицай.
— Какие? Самые что ни на есть обыкновенные. Вам-то лучше знать, вы ведь оберегать нас поставлены.
— Где? — заорал полицай и вскочил с места. — Где партизаны?
— Известное дело, где. В лесу, — спокойно ответил гость. — Они каждую ночь у нас ночевать повадились.
Полицай окончательно разозлился. Стынет ужин, соблазнительно блестит на столе литровая бутыль. А тут возись с этим оборванцем.
Кривоногий, коренастый, с лоснящимся от жира лицом, полицай подошел вплотную к жалобщику, заложил руки в карманы и, покачиваясь на широко расставленных ногах, строго спросил:
— А кто ты такой будешь, гусь лапчатый?
— Мы-то?
— Да, вы-то.
— Человек, известное дело, — спокойно ответил гость.
— Документ у тебя есть, сукин ты сын?
— А как же! Это можно показать. Потому как без документа все одно, что без рук. — И гость полез вначале в один, затем в другой карман. Не обнаружив там ничего, он задумался и похлопал себя по ляжкам.
— Ну, шевелись, паршивец! — прикрикнул старший полицай и поднес к носу гостя большой красный кулак.
— Мы и то шевелимся, — произнес посетитель и полез за пазуху.
Перед лицом полицая вдруг что-то зловеще сверкнуло.
— На тебе документ! — И выстрел в упор свалил на пол фашистского наймита. — И ты, гадина, не уйдешь! — Еще два выстрела, и второй полицай сполз под стол.
В комнату влетели дед Макуха и партизан Рахматулин.
— Порядок, товарищ командир! — заметил Рахматулин.
— Деньги из стола в мешок, — приказал Бойко. — Оружие забрать.
— Водочку и омлетик тоже, видать, прихватить надо, — осторожно сказал дедушка Макуха, лукаво поглядывая на командира.
Бойко не возражал.
— Ладно, только быстрей! — коротко бросил он.
Литровая бутылка с самогоном провалилась в карман деда. Яичница вместе со сковородкой, обернутые газетой, ладно примостились за пазухой.
— Пошли! — скомандовал Бойко.
— Вот тебе и Новый год! — ухмыляется дедушка Макуха, стараясь не отстать от идущих впереди партизан.
Командир отряда Толочко, маленький, подвижной, с нежным, почти девичьим лицом, вел своих людей к шоссе. Он шел во главе группы, пробираясь по лесным сугробам. Хотелось поскорее добраться до шоссе, «поработать» там и к утру возвратиться в лагерь. Чутье подсказывало Толочко, что погода скоро изменится — начнется буран.
Из-под ног командира отряда испуганно взметнулся заяц и бросками подался в чащу.
— Эх ты, пуганая душа! — весело крикнул ему вслед кто-то из партизан.
— Тихо! — вполголоса строго приказал Толочко.
Когда пересекли длинную, узкую лесную поляну, встретили посланного вперед разведчика.
— Ну? — спросил Толочко.
— Есть дело, товарищ командир, — тяжело дыша от быстрой ходьбы, доложил разведчик. — На шоссе в падине засела колонна машин.
— Сколько?
— Восемь.
— Груженые?
— Видать, груженые… закрыты брезентом…
— Немцев много?
— Душ двадцать будет.
— Сколько до шоссе?
— С километр, не больше…
— Веди! — приказал Толочко.
…Вражеские машины растянулись метров на пятьдесят. Большие, тупорылые, они резко выделялись на белом снежном фоне. Передняя, развернувшись поперек дороги, задерживала колонну. Она села на дифер и, завывая мотором, буксовала. Шофер прибавлял газ, раскачивал машину взад и вперед, а она только еще глубже уходила в рыхлый снег.
Вокруг передней машины копошились восемь солдат, они пытались столкнуть ее с места. Остальные грелись у разведенного костра.
Партизаны некоторое время наблюдали за врагом, приготавливаясь к нападению. Затем по сигналу Толочко в сторону костра и к передней машине одновременно полетели гранаты. Раздались взрывы. Партизаны приникли к снегу.
Костер разлетелся. Разбросанные взрывом в разные стороны головешки шипели в снегу. Буксовавшая машина перевернулась набок. Уцелевшие солдаты бросились бежать, но по ним начали бить из автоматов.
Из продуктов на машинах нашли только ящик с консервами. Весь остальной груз колонны составляли мины.
Убитых обыскали. Забрали документы и оружие. Из железных бидонов бензин вылили на кузова машин.
— Поджигай! — скомандовал Толочко.
Лес и дорога озарились огромными факелами. Партизаны быстро углублялись в лес. Пламя разгоралось все ярче и ярче. Когда группа отошла уже за километр от шоссе, раздался первый взрыв.
— Новогодний салют, — громко сказал Толочко и остановился.
Минуту спустя последовал второй взрыв, третий, четвертый…
— Теперь до утра рваться будут, — сказал Толочко. — Пошли…
А в это время отряд Веремчука лежал у железнодорожной насыпи, в снегу, в полусотне метров от разъезда.
Партизаны во главе с Добрыниным и Веремчуком прошли за день и часть ночи пятьдесят шесть километров по глубокому снегу. Веремчук отобрал наиболее выносливых бойцов, одел их в маскировочные халаты, захватил с собой шесть ручных пулеметов.
В пять часов ночи отряд вышел к перелеску, от которого до железной дороги было уже недалеко. Оставшееся до разъезда расстояние преодолевали ползком, по-пластунски.
Отряд должен был выполнить две задачи: взорвать железнодорожный мост, находящийся в полукилометре от разъезда, и уничтожить караульную команду, насчитывающую шестьдесят солдат.
Мост охранялся двумя часовыми, сменявшимися через каждые два часа. Команда жила в длинном бревенчатом бараке, единственном помещении на разъезде. Гарнизон здесь прижился крепко и не сменялся ни разу со времени прихода оккупантов. В зону охраны караульной команды входил перегон между двумя станциями протяжением в тридцать километров. Гитлеровцы выставляли на перегоне подвижные патрули, заминировали подходы к железнодорожному полотну, вырубили лес там, где он вплотную подходил к дороге, устраивали засады на тропах и выходах из леса и время от времени предпринимали «проческу» лесного массива. Они чувствовали себя здесь полными хозяевами.
— Чего это наши молчат? — озабоченно шепнул Веремчук лежавшему рядом с ним Охрименко.
Часть отряда во главе с Рузметовым ушла взрывать мост. Грохот взрыва был условным сигналом для нападения на барак. Все с нетерпением ожидали этого сигнала.
Между тем поднялся и быстро крепчал ветер. Стал падать почти незаметный мелкий снежок.
