С шевроном «Вагнер». Автобиографическая повесть - Габыч
Что это было? Спектакль, рассчитанный на бойцов? Дикий разъебал, и ты решил на мне сорвать злость? Не знаю, зачем Ленон устроил этот спектакль, но сделал он это точно намеренно. Если кто-то подумает, что, мол, вот сейчас Габыч вывернет всё грязное бельё наизнанку. Всю подноготную этого «Вагнера» расскажет, весь сор из избы вынесет. Не ждите, не будет этого.
Да ничего серьёзного на самом деле и не происходило. Просто два амбициозных, активных человека со своим видением и мнением делали одно общее дело. Иногда их взгляды совпадали, иногда – нет, но дело всегда на первом месте. Мы договорились с Леноном не врать друг другу. И не врали. В сухом остатке у нас рабочие отношения. Он – мой командир, я – заместитель. Уверенно могу сказать, что даже близко у меня никогда не возникало мысли, что он может сделать какую-нибудь подлость или предательство. Так что не ждите от меня ничего такого. Грязи не будет.
Я оделся, взял свой автомат. И, выбравшись из блиндажа, попиздил на ноль.
Вдали замелькали огоньки сигарет. Вот гандоны! Это поднос шёл и курил. Видно всё это было метров за триста. Невооружённым взглядом.
Я повернул с тропы от блиндажа и пошкандыбал на эту дорогу слёз.
– Что, блядь, жить надоело? – гаркнул я.
– Габыч, здорово! Габыч, всё, поняли тебя! – Огоньки погасли.
81
Дорога слёз была вся разбита и растоптана ногами подноса. Так я себе представлял картину военной дороги. Помню, мама рассказывала, как она в юности принимала участие в массовых сценах в одном советском фильме про войну. Их специально набрали, чтобы они толпой месили глину на дороге. И потом уже снимали камерой эту жижу.
Заработала радейка.
– Циркулярно всем, я – Рысь-шесть! Наблюдаем, куда отработали наши грачи.
Я услышал звук наших сушек, и тут огромный шар начал расти из Бахмута.
– Рысь-шесть, грачи отработали в район ж/д путей, у Андреевки.
– Рысь-шесть, грачи отработали по таким-то координатам.
– Рысь-шесть, Габычу.
– Говори, Габыч.
– Отработали в Бахмут. Красиво. – Это действительно было завораживающее зрелище.
– Приняли тебя, Габыч,
Я продолжил спускаться в свою родную Николаевку. Впереди была баня и несколько десятков часов отдыха. В Николаевке я дождался доставившего провиант и БК Резистора и уехал на его броне в Новолуганку.
Пока я отдыхал, наш третий взвод под командованием Жорика начал штурмовать южный фланг, давая возможность отряду Зомби получить пополнение и приготовиться к штурму Зеленополья с Курдюмовкой.
С парнями Жорика случилась та же история, что и с нашей группой. Парни Жорика упёрлись в пулемётчика, но, в отличие от наших парней, почти сутки безуспешно долбились об него и не могли взять эти позиции, пока слева от них тройка не накатила и не прорвала оборону ВСУ. Тогда и они смогли продвинуться вперёд.
Да простит меня Зомби, но, видимо, это стереотип из-за его позывного. Я всегда накат третьего ШО представлял так: «Стоит третий отряд. Рычит, вытянув руки вперёд. Как в тех голливудских фильмах. Все, как на подбор, машины для убийства. Потом появляется Зомби. Громким голосом оповещает всех о своём появлении и указывает рукой сторону, куда надо двигаться штурмам. И они всем отрядом начинают туда нестись, как лавина, сметая всё на своём пути».
Но получается так, как получается. На войне всё не так, как в фильмах и книжках. И нет какой-то универсальной формулы победы. Воюют люди с людьми. Кому-то везёт больше, кому-то меньше. Вот и весь хуй до копейки. А все рассказы про ножевой бой в окопах и сметающих всё на своём пути, как вулканическая лава, вагнеров, не более чем рассказы.
Через несколько дней я вернулся на передок. Мы продолжали метр за метром продвигаться вперёд. Ленон поставил мне задачу: пойти и присмотреть позицию для расчёта Янтаря. Они работали на «Утёсе». К этому времени мы уже хорошо продвинулись, и сектора огня изменились, поэтому позиция Янтаря стала бесполезна.
Я выбрался из блиндажа. Вышел на шоссе и, вслушиваясь в тишину, начал продвигаться на юг. Ну как продвигаться. Назовём это продвижение крадущимся шагом. Вот я справа оставил террикон, прошёл перекрёсток. Увидел тот самый родной блиндаж, где нас с Хелдрейком и Гарнизоном чуть не похоронили хохлы стволкой.
Я сосредоточил всё своё внимание на западной стороне от шоссе и продвинулся ещё метров пятьдесят-сто за перекрёсток. И тут как въебёт что-то под моей правой ногой. Блядь, чем-то ещё меня обсыпало. Я опускаю глаза, смотрю на свою правую ногу и не могу поверить. Нога на месте! Больно, конечно, пиздецки! Ну, думаю, ладно, сверху берец целый, но стоит мне поднять ногу, там мясо и нет ничего под кожей берца.
Рядом выскакивают парни из тройки. Утащили меня под голые кусты. Пока на одной ноге с их помощью я прыгаю в укрытие, чувствую, что ничего не течёт.
Кладут они меня в какую-то яму. Начали осматривать ботинок. Подошву разорвало на хрен. Потом стаскивают с меня берцу. Ступня увеличилась раза в два.
– Да это пидоры лепестки дня два как скидывать с птиц начали, дорога протралена, – говорят мне парни.
Я ногу подогнул, смотрю, пятна от ожога. Главное, чтобы не насквозь. Чтобы эта дрянь от лепестка внутрь не попала.
– Ленон, Ленон, Габычу.
– Говори, старая каракатица!
– Ленон, походу я «триста». На лепесток наступил. Нога на месте.
– Габыч, ну как так-то? Ты где?
– С помощью парней из тройки двигаюсь к пятьсот второй, – отвечаю Ленону.
– Так ты ещё и двигаешься? Может, ты себе сам УЗРГМку под ноги кинул?
– Ленон, иди ты! Ты же знаешь, я такой хуйнёй не занимаюсь.
– Так, всё, жди на пятьсот второй. Сейчас к тебе Лето примчит.
– Принял.
Я уебал себе промедол. Наконец-то узнаю, что это за отрава. Жду эффекта. Ни хрена не происходит. Как болело, так и болит.
– Так, хлопчики, ждать нечего, давайте на перекрёсток, к разбитому медпункту хохлов, – сказал я парням.
Парни подхватили меня под руки, и мы попрыгали. Допрыгав до пятьсот второй, я отправил парней по укрытиям восвояси. Сам сел и остался ждать Лето. Ступню поставил на землю. На холодной земле боль чуть успокаивалась. Я молил только об одном. Чтобы максимум, так это кости раздробило, и всё. Тогда можно ногу будет в гипс и обратно трудиться. Чтобы никакой сраной эвакуации на большую землю.
Появился Лето с эвакуационной командой. Они были из взвода Алота. Лето на кой-то болт начал мне бинтовать пятку. Я молча смотрел на то, что он делает. Ну, ему виднее. В дальнейшем я усомнился в его квалификации, но парни из их взвода сказали, что он кучу народа спас. Ладно, хуй с тобой.
– Обезболиваться будешь? – спросил Лето.
– Да, давай. А что у тебя? – спросил я. – А то я промедолом поставился, и ноль эффекта.
– Какая-то хохлячья хуйня.
– Давай, лупи, попробуем.
Лето воткнул мне шприц в здоровую ногу и выдавил туда лекарство.
– Габыч «триста»! Габыч «триста»! – затрещала радейка.
Меня взвалили на носилки.
Считайте меня конченым упырём, но я не снял броню и автомат не отдал. Так и пошли, медленно и печально.
82
Я плыву на носилках. Смотрю на это донецкое ноябрьское свинцовое небо. Тучи бегут. И сам про себя думаю: «Как же так, Габыч? Куда ты своим ебальником вертел, что не увидел эту зелёную хуйню?»
