Южный ожог - Александр Александрович Тамоников
Захрустели ветки, из-за деревьев стали выскакивать люди, в упор стреляя по кустам.
– Живой наш капитан! – Голос, кажется, принадлежал лейтенанту Коваленко.
Шубина подхватили под мышки (он упорно не хотел расставаться с автоматом), куда-то поволокли. Тащили долго: он успел потерять сознание и снова очнуться. Тот же разреженный лес, пушистые елочки. Теперь его тащили двое, их лица расплывались.
– Постойте… – прохрипел Шубин. – Я сам могу…
– Да будет вам, товарищ капитан, терпите. – Голос точно принадлежал лейтенанту. – Пока еще ходить научитесь, нас точно оприходуют…
Лучше бы не каркал! В лесу вдруг вновь началась стрельба.
– Падайте, мать вашу! – заорали знакомые голоса. – Здесь яма!
Коваленко с силой толкнул Шубина, и тот покатился в низину. Коваленко же прыгнуть не успел, и этот момент капитан запомнил на всю жизнь. За спиной у лейтенанта взорвалась граната, он вздрогнул, как-то странно посмотрел на командира и покатился вниз. Кто-то бросился к нему, перевернул на спину.
– Убили лейтенанта, вот гадство!
Грохотало со страшной силой. Стреляли все кто мог. К сожалению, Шубин к этой категории не относился. Руки были ватные, они просто не могли ничего держать. Но он пытался приподняться, принять участие в баталии. Состояние улучшилось, но позднее, когда закончился бой и установилась хрупкая тишина. Его подняли несколько человек, он пошел сам, а сбоку лишь поддерживали. Жизнь возвращалась, он мог уже не только идти, но и бежать. Впрочем, постоянно куда-то заносило, но на этот случай рядом имелись верные товарищи…
Уже не стреляли. Продолжался муторный кросс. Все мозговые усилия уходили на то, чтобы не споткнуться. Смутно помнился короткий привал, Глеб обводил глазами присутствующих. Размытые пятна превращались в знакомые лица: сержант Прыгунов, Леха Кошкин, красноармейцы Ярцев, Васильченко, Бандурин… Все, что осталось от трех полностью укомплектованных взводов. Все пятеро пристально смотрели на командира, словно ждали чего-то. Грязные, всклокоченные, в потеках и брызгах крови.
– Вы в порядке, товарищ капитан? – строго спросил Прыгунов.
– Теперь да, – пробормотал Глеб. – Сам пойду… Где мой автомат?
– Вот, держите. – Кошкин с готовностью положил ему на колени «ППШ». – Я же вам в оруженосцы не нанимался, верно? Сами таскайте свое железо, в нем все равно патронов нет.
Ноги держали, в голове случались прояснения. Но хоть тресни, он не мог понять, как долго они шли. Подступали сумерки, но день еще не кончился. Месяц март на дворе, опомниться не успели, как световой день стал длиннее, а холод перестал быть мировой проблемой.
Они выходили к Северскому Донцу, но явно не в том месте, где переправлялась 61-я армия. От опушки снова бежали, работал приобретенный инстинкт – открытые пространства лучше преодолевать бегом. «Наука» не подвела – только добежали до обрыва, как в спину ударил пулемет! Казалось, немцы были везде! Что им надо? Банальная месть: зуб за зуб, око за око? Разведчики нырнули под обрыв – он был невысокий, около метра. Река, как назло, имела широкое русло. Лед фактически растаял, только у берега что-то плавало. На дальнем берегу виднелся причал, какие-то утлые домишки – и ни одной живой души. За постройками чернел лес.
Бойцы лежали под обрывом, угрюмо смотрели, как из леса выбегают и сразу ложатся немецкие диверсанты. Как минимум дюжина уже показалась, сколько еще их в лесу?
– Вот суки, плодятся как мухи, – раздраженно пробормотал Бандурин. – Что делать будем, товарищ капитан? Вы вообще с нами?
– Уймись, а то схлопочешь, – поморщился Глеб. – У кого остались патроны? Одолжите диск.
– Держите. – Леха Кошкин сунул в руки Шубина снаряженный магазин. – Будем считать, что взаймы. Не забудьте вернуть.
Немцы приближались короткими перебежками. Различались их лица – напряженные, злые. Еще одна компания выбралась из леса, присоединилась к первой.
– Медом им тут намазано, – не мог угомониться Бандурин. – Шляется всякая шантрапа по нашей земле… Как думаете, товарищ капитан, устоим? Их вроде немного.
– Нас тоже немного, – заметил Ярцев.
– Еще как немного, – поддержал Прыгунов. – Но ничего, отработаем, как всегда. – Он лег поудобнее, приготовился стрелять.
– Странно как-то. – Васильченко то и дело озирался. – Вроде на том берегу должны быть наши, нет? Это ведь примерно тот район. Наши не только у переправы, они весь фронт должны держать – на десятки километров. Почему их нет? Может, вплавь, товарищ капитан? Плевать, что вода холодная. Или вброд, если глубина позволит? Как-то не уверен, что сегодня подходящий день, чтобы умереть.
– Без меня, – испугался Бандурин. – Я воды боюсь.
– Не успеем, – вздохнул Глеб. – Это целая история – переплыть в марте реку. Даже если оставим здесь кого-нибудь умирать, Бандурина например, все равно не успеем. На стремнине всех перестреляют.
– Да уж, это так, – согласился Кошкин. – Хотелось бы еще чуток пожить… Ладно, повоюем еще. – Он тоже начал пристраиваться для ведения огня и вдруг засмеялся: – Не грустите, товарищи. После нас хоть вечная память останется, а эти суки просто передохнут.
«Золотые слова», – подумал Шубин. Он чувствовал какую-то невероятную безучастность ко всему происходящему. И остальные чувствовали. Даже Васильченко – повздыхал и начал гнездиться. Немцы шли перебежками, вели огонь. Разведчики пока не стреляли, подпускали ближе. Патронов осталось с гулькин нос (Бандурин выразился емче – в лучших традициях покойного Павленко). Немцы преодолели половину пространства, когда раздался берущий за душу вой. Мина упала именно там, где следует – между первым и вторым. Фашисты не успели присесть, хотя что бы изменилось? Разлетелись части тел. Еще две мины упали чуть дальше – тоже неплохо. А потом началось светопреставление. Прибережная зона покрылась разрывами, грохотало везде, вплоть до леса. Это продолжалось минуту. Минометная батарея разместилась на левом берегу, но вела себя довольно скромно, в глаза не бросалась. Разведчики снова взобрались на косогор и осмотрелись. Весьма необычно, Шубин по-прежнему ничего не чувствовал. Шевельнулась мысль: «А ведь не забыл про нас генерал» – и
