Анатолий Злобин - Бонжур, Антуан!
— По-какому она говорит? — удивился по-русски Иван. — Я не умею это перевести.
Тереза встревожилась ещё больше, услышав Ивана, и посмотрела на дверь.
— Ах, Тереза, — ответил я по-немецки, — разве не все равно, кто я, если ты просишь спасти тебя?
— Виктор — мой брат, я не обманула тебя, — Николь вбежала в комнату и звонко поцеловала Терезу.
— Как же так, Николь? — упрекнул я её. — Разве ты не сказала Терезе, что я Виктор Маслов, советский лётчик? Вот возьми и почитай, — я достал из папки газету и протянул Терезе.
— О мсье, — продолжала она с мольбой, а глаза у неё такие, что в них смотреть невозможно. — Спасите меня, умоляю вас!
— Виктор, я обещала ей, ты должен, — Николь подбежала ко мне.
Я встал.
— Ени бени рес, квинтер минтер жес, — сурово произнёс я, подняв ладонь над головой Терезы. — Ты спасена, Тереза!
— Он сказал что-то такое, что я не знаю перевода… Но ты уже спасена, — с готовностью сообщил Иван.
— В этом доме тебе ничто не угрожает, — сказал я по-немецки. — Садись, сейчас мы все тебе объясним. Где Антуан?
— Я здесь, — ответил Антуан. — Ставил машину на дворе.
— Вот видишь, я же говорила, что так и будет, — Николь бросилась ко мне. — Я слышала, как мадам Ронсо говорила с кем-то по телефону, кто-то хочет улететь за границу. Тереза шарман, я её полюбила, — жарко шептала она в моё ухо.
— Подожди, Николетт, начнём по порядку. Тащи вина, Иван.
— Откуда ты взялся? — удивился Шульга, схватив Антуана за рукав.
— Я увидел их на дороге, — засмеялся Антуан.
— Мы весь вечер жарили бифштексы и фри, — восторженно тараторила Николь. — К нам нагрянул автобус с голландскими туристами.
— И за это время ты только и успела сказать, что я твой брат?
— Я слушала то, что рассказывала мне Тереза, — Николь нахмурилась. — И я плакала вместе с ней.
— Вы русский? — спросила Тереза, она одна не принимала участия в нашей говорливой весёлости, присела на краешек дивана, изучающе водила глазами по комнате, я то и дело ловил на себе её затаённый взгляд. Я заранее пожалел её, потому что трудно ей сейчас придётся, а изменить уже ничего невозможно.
— Да, Тереза, я русский, — ответил я, твёрдо глядя в её тоскливые глаза, — я прилетел из Москвы.
— Будь осторожен, Виктор, — шепнул Антуан, — мне кажется, она не знает о Мишеле.
— Что же ты молчишь, Тереза? — сказал я. — Присаживайся к столу.
— О чём вы говорите на своём языке? — обиделся Шульга, ставя бутылки на стол.
— Хорошо, Иван, мы будем говорить на твоём языке. Нам нечего скрывать. Иди сюда, Тереза.
Она послушно встала и прошла к столу, надламываясь при каждом шаге и накатываясь, как волна. Я подвинул стул, она села, пытаясь натянуть на колени мини-жюп. Николь беззаботно хлопотала у стола, помогая Ивану. Антуан сел против нас, сцепил кисти рук, подставил их под подбородок.
— Значит, вы не сможете взять меня с собой? — с болью спросила Тереза. Она поникла и прятала глаза: первый непроизвольный порыв её прошёл, а чуда спасения не было. К тому же мы ещё ничего не объяснили ей. И она замкнулась, почувствовав за нашим шумным возбуждением невысказанную тревогу.
— Ты находишься среди друзей, Тереза, — начал я, чтобы успокоить её, и даже попытался под скатертью завладеть её рукой, но она тревожно отстранилась, и я благоразумно отступил на исходную позицию. — Это Антуан Форетье, бывший партизан, друг моего отца и мой друг.
— Мы уже познакомились, — весело откликнулся Антуан. — Мадемуазель сказала, что ни разу в жизни не видела живого партизана. Она их боится.
Тереза промолчала.
— Я тоже партизан, мадемуазель, — подскочил по-хозяйски Иван и сделал ножкой. — Очень приятно познакомиться, мсье Жан Шульга. Мне приходилось бывать в вашем доме.
— Не мельтеши, мсье Жан, — одёрнул я его. — Лучше сядь и переводи. Кто я такой, ты теперь тоже знаешь? Но зачем ты днём звонила ко мне? Кто тебе велел позвонить?
— Мама сказала, что я должна передать… Но я и сама хотела…
— Ах, всё-таки мама, — перебил я, и на сердце сделалось пусто. — Значит, ты рассказала ей о нашем визите?
— Я всегда и обо всём рассказываю маме. Разве это плохо?
— Твою маму зовут Мадлен Ронсо? — хотел бы я отложить такой вопрос, чтобы хоть немного пожить иллюзией, да не получилось, но зато ответ полностью развязывал мне руки.
— Да, — сказала она, и я понял, что давно знал этот ответ, с той самой минуты, как мы промчались мимо «Остеллы». На что же я мог надеяться?..
— И мама хотела узнать про нож? Да?
— Мама сказала, что я должна встретиться с вами и передать одну карточку.
И такой ответ уже не был неожиданным. Я потянулся за папкой.
— Тогда слушай, Тереза. Я виноват перед тобой, но всё же попробую оправдаться, — достал из папки нож со злополучной монограммой и положил его перед ней. — Серьёзная причина была у меня, но, похоже, я ошибся. Можешь забрать этот нож и вернуть своей мамочке.
Антуан смотрел на меня с недоумением. Тереза испуганно отодвинула нож.
— Я не хочу возвращаться домой, — просительно ответила она.
— Почему? — я удивился.
Николь подбежала сзади, взъерошила мои волосы.
— Не приставай к Терезе с глупыми вопросами. Сначала выслушай её сам. Ей сейчас очень плохо, ты должен спасти Терезу, я ей обещала, ты ведь все можешь.
— Пожалуйста, Тереза. Ты хочешь что-то рассказать?
— Я слушаю вас, Виктор, — покорно отвечала она, и глаза её погасли. — Я буду отвечать вам, а потом сама приму решение.
— Вот видишь, Николь, — продолжал я. — Тереза сама хочет, чтобы я ей кое-что рассказал.
— Почему ты так решил про нож? — спросил Антуан, сосредоточенно подёргивая себя за ухо.
— Подумай сам, Антуан.
— Итак, я продолжаю. Скажи, Тереза, твоего отца Густавом звали?
— Да, — ответила она с удивлением.
— Я видел его в гробу, — объявил Иван на русском языке. — Я его знал.
— Не вздумай переводить себя, о мудрый Жан, — остановил я его и снова обратился к Терезе. — Ты знаешь, отчего умер твой отец?
— Меня тогда ещё на свете не было. Мама рассказывала: это было зимой, отец пошёл на охоту в лес, простудился там, заболел воспалением лёгких и умер. Его могила находится в Ла-Роше.
Мне сделалось не по себе, хотя иного ответа нечего было и ожидать.
— Слышал, Иван? — усмехнулся я. — Кумекать надо. А теперь для тебя, Тереза. Я тоже не знал своего отца. Скажи ей, что я понимаю, как трудно расти без отца. Но, может, у Терезы были близкие родственники, которые помогали её воспитанию.
— Вы знали моего дядю? — удивлённо спросила она; боже мой, она и в самом деле ничего не ведала. Но я уже не смел отступать: спасение будет жестоким.
— Я слышал о нём и очень хотел бы с ним познакомиться, — продолжал я вполне искренне, посмотрев на Антуана, тот коротко кивнул в ответ. — Его зовут Пьер Дамере, не так ли? И твоя мать просила, чтобы ты передала мне его карточку? Вот эту, да? — Я вытащил из папки визитную карточку Щёголя.
— Нет, другую, — отвечала Тереза без притворства, похоже, она вообще не умела лгать и прикидываться. — Такой карточки я никогда не видела. Но это тоже дядина карточка.
— И мамочка просила это сделать как-нибудь незаметно, да? Не удивляйся, Антуан, сейчас все поймёшь. Так как тебя учила мама?
— Она просила, чтобы я рассказала про дядю…
— А про нож она ничего не говорила?
— Нет, о ноже речи не было.
— А он в самом деле Пьер Дамере? — спросил Антуан, кажется, и он уже начал кое-что понимать.
— Его звали так.
— Вот видишь, — обрадовался Иван. — Она говорит: звали. Значит, Пьер снова переменил свои буквы.
— Мой дядя умер, — ответила Тереза с печалью.
— Почему ты уверена, что он умер? — быстро спросил я. — Кто же тогда сидел в машине?
— Дядя Пьер умер во Франции четыре года назад, — пояснила Тереза. — Он похоронен в Лилле.
— Спрятался под крестом, — изрёк Иван по-русски.
— «Загадочная смерть в Лилле», серия пятая. Конечно, передать нам визитную карточку покойника было для них крайне необходимо. Не волнуйся, Иван. Чем скорее мы отбросим ложные варианты, тем скорее выйдем на правильный путь. Так учит комиссар Мегрэ.
— Ты была на его похоронах? — продолжал допытываться Антуан у Терезы, он тоже не мог поверить в эту смерть.
— Тогда я училась в колледже и не могла поехать. Но в прошлом году я ездила в Лилль к бабушке, мы вместе ходили на могилу. Неужели вы думаете, что он не умер? — испугалась Тереза. — Это невозможно!
— Сейчас проверим, — я положил перед Терезой фо-фотографию братьев Ронсо, взятую у старого Гастона. — Это он?
— Папа! — воскликнула она. — И дядя Пьер. Какие они тут молодые! А это наш дом. Как попала к вам эта фотография? — В глазах её мелькнуло невысказанное подозрение.
— Прочти на обороте, — сказал я.
— Так вы подумали, что он Мишель Ронсо? — взволнованно ответила Тереза. — Но дядя Пьер никогда не был Ронсо. Он был всегда Дамере. Они же были не совсем родные братья, у них только мать была одна, а отцы разные. Как это называется?
