Аркадий Сахнин - Тучи на рассвете (роман, повести)
Для блага корейского народа, говорил учитель Ясуда Харама, японцы построили здесь электростанции, заводы и фабрики, чтобы корейцы могли получить работу.
Но народ в Корее темный, и совесть в нем не развита, поэтому находятся неблагодарные люди, которые не понимают, как много для них делается добра.
Ясуда Харама был опытным преподавателем. Чтобы пояснить свою мысль, он всегда приводил примеры.
— Если у ребенка заболит зуб, — говорил он, — и врач начинает сверлить этот зуб, неразумное дитя сопротивляется, и кричит, и смотрит на доктора, как на врага, хотя доктор желает ему только добра. Родители уговаривают ребенка, чтобы он набрался терпения и был покорным. Но тот упрямится и не хочет терпеть боли. И тогда, во имя доброго дела, его держат за руки и все же зуб вылечивают. То же самое и с корейцами, — улыбается, обнажая большие квадратные зубы, Ясуда. — Япония хочет корейцам только добра, а они, по своему невежеству, не хотят набраться терпения, не хотят быть покорными. Но от этого хуже только им.
Так говорил Ясуда Харама. И, чтобы проверить, как ученики поняли урок, спрашивал:
— Что нужно для счастья корейцев?
И все отвечали, что самое главное для корейцев — набраться терпения и быть покорными, благодарить великую Японскую империю.
Каждый раз на уроке морали Ясуда рассказывал новые истории, и все яснее становилось, что без Японии корейцы давно бы погибли. Империя открыла для корейских детей народные школы, а в средних школах уже сейчас дети благородных родителей могут учиться даже вместе с японцами, и скоро таких школ будет много, надо только набраться терпения. И о чем бы ни рассказывал Ясуда, становилось ясно, что надо набираться терпения и быть вежливыми и покорными, и тогда все будет хорошо.
После урока исправления корейской совести появлялся учитель истории Такасима. И от него Пан Чак узнал, что Япония — самая могущественная страна, узнал, как побеждала она во всех войнах, какие храбрые у нее флотоводцы. Он узнал, что история заранее определила судьбу самураев: они должны стать хозяевами во всем мире, и если кто вздумает сопротивляться им, обязательно погибнет.
На уроках японской религии синто, которую должны были принять корейцы, учитель рассказывал о всесильной богине Аматерасу, родоначальнице японских императоров. Вот почему император — это полубог. Он призван лишь передавать людям на землю волю Аматерасу. Значит, все, что говорит император, — это божья воля.
Один раз в неделю школьники изучали иероглифы и арифметику. Эти уроки давал учитель-кореец Ким Хва Си. Он не был таким образованным, как японские учителя, и платили ему поэтому немного. Конечно, будь он рыбаком, его заработок был бы больше, но для этого у него не хватало сил. Ученики любили его, потому что он разговаривал с ними, как с равными.
Особенно любили его отстающие. Их было пять человек, все уже большие — лет по пятнадцать-шестнадцать. Четверо из них — дети рабочих, и только Пан Чак оказался из семьи рыбака. Все остальные школьники пришли из богатых домов, и, если они отставали, им нанимали учителей. А этими пятью директор школы был недоволен и все грозил, что выгонит их из-за того, что они плохо знают японский язык.
И вот тогда Ким Хва Си вызвался дополнительно заниматься с пятеркой бедняков. Занятия проходили интересно, хотя учитель был очень рассеян. Он то и дело забывал, что надо говорить по-японски, и сбивался на корейскую речь. Сначала Ким Хва Си говорил, что это от старости он все забывает, хотя и не выглядел очень старым. Потом, чтобы не создавать путаницы, учитель и вовсе перешел на корейский язык.
И в первый же день, когда кончились занятия и учитель велел идти по домам, к нему подошел Пан Чак.
— Вы никому не рассказывайте, что говорили по-корейски, — зашептал он, — а то плохо вам будет.
— Спасибо, сын мой, — улыбнулся Ким Хва Си, — я рад, что ты все понимаешь, объясни это и другим ученикам.
Пан Чак попрощался с ним и побежал догонять товарищей. За углом школы, где двое должны были свернуть, он остановил всех и грозно сказал:
— Если кто обмолвится, что учитель говорил по-корейски, пусть тогда прощается с родителями.
Но ребята и сами понимали, что говорить об этом нельзя, и были горды доверием, которое оказал им Ким Хва Си.
На следующий день пятеро отстающих снова задержались после уроков и опять разговаривали по-корейски, и все они были взволнованы, и старый учитель видел, что мальчики сумеют сохранить тайну.
Он попросил разрешения у директора школы и впредь помогать этим отстающим ученикам и с тех пор собирал их каждый день.
Свой урок он начинал с повторения того, о чем японский учитель говорил в классе. Вот, например, на уроке морали Ясуда рассказал, что все изобретения на полуостров завезли самураи и что до их прихода в Корее умели только работать на земле, да и то плохо.
— Как лучше запомнить урок господина Ясуда? — спрашивал Ким Хва Си. — Проще всего пользоваться примерами, как и поступает господин Ясуда. Пример легче вспомнить. Ну вот, скажем, в тысяча четыреста третьем году в Корее появилась книга, написанная не рукой, а отпечатанная в типографии. Металлические знаки, из которых набирали слова, были изобретены и сделаны корейцами, а книга напечатана в Сеуле. И только спустя пятьдесят лет книгопечатание появилось в Европе.
Потом Ким Хва Си объяснил, как устроена астрономическая обсерватория, и добавил, что такая обсерватория создана в Корее раньше, чем в других странах.
Старый учитель рассказал, как японцы научились у корейцев разводить шелковичных червей, как переняли производство фарфора, искусство составлять немеркнущие краски, строить храмы.
Ким Хва Си говорил, а глаза его были закрыты. И когда он умолк, стало совсем тихо, потому что молчали все. Но Пан Чак не выдержал.
— Почему же Ясуда врет? — закричал он. — Почему он говорит, что корейцы ничего не изобрели?
— Успокойся, сын мой, — ласково ответил Ким Хва Си. — И ты так говори ему, если он тебя спросит. А сам знай правду. И если представится случай, расскажи о ней таким же, как ты.
… Каждый раз после вечерних занятий Ким Хва Си напоминал отстающим ученикам, что они должны внимательно слушать японских учителей и быть вежливыми. А то, что им будет непонятно, пусть спрашивают у него.
Как-то вечером, поясняя утренний урок японского учителя, Ким Хва Си рассказал о походе в Корею американской эскадры в 1871 году.
— Об этом походе, — сказал учитель, — писали все газеты: и наши — тогда еще выходили газеты на корейском языке, — и американские, и японские.
Неожиданно выяснилось, что этот поход близко касается Пан Чака. Он внимательно слушал все, что говорил учитель.
— Семьдесят лет тому назад, — начал Ким Хва Си, — когда Корея еще не была под властью самураев, из нью-йоркского военного порта вышла эскадра и взяла курс к японским островам. На флагманском корабле «Колорадо» был поднят флаг командующего флотом контр-адмирала Джона Роджерса.
Ким Хва Си и ребята сидели на циновках тесным кругом, и учитель так хорошо рассказывал, что вскоре Пан Чак как бы перестал слышать слова, и его воображению представлялись события, будто он видит все, о чем говорит учитель.
Вот эскадра пересекла Тихий океан и бросила якорь на рейде порта Нагасаки. В Японии ждали прихода военных судов Соединенных Штатов и приготовили все необходимое для дальнейшего плавания. И пока снабжались корабли, команду обучали десантным операциям. Матросы практиковались штурмовать скалистые острова, офицеры проверяли карты Желтого моря.
Через две недели эскадра снова тронулась в путь.
Впереди шел флагманский корабль «Колорадо» под командованием капитана первого ранга Купеда, за ним «Аляска» и «Венеция» во главе с капитанами Блэйком и Кемберли. Замыкали колонну «Монокаси» и «Паллос» с опытными морскими офицерами Маккри и Рохуэллом на капитанских мостиках.
И рыбаки с острова Кочжедо и Чечжудо, с Чиндо и Начжю, с Когундо и Анминдо и с сотен других островов видели, как величественно и торжественно плывет эскадра, огибая Корейский полуостров, и как плещутся на реях красивые голубые флаги, все в звездах, будто небо. И все видели длинные стволы орудий, закрытых брезентовыми чехлами, и кожаные донышки чехлов, обращенные к ним.
Эскадра шла мимо островов и заливов, мимо гаваней, бухт и якорных стоянок, вдоль изрезанных берегов Желтого моря, все дальше в глубь внутренних вод Кореи.
Рыбаки, присев на корточки, крестьяне, разгибая спину на рисовых полях, женщины, что стирали на камнях белье, заслоняли руками солнце и смотрели на корабли и голубые флаги, на черные стволы орудий, на которых уже не было чехлов, и смотрели друг на друга.
Они настороженно вглядывались в морскую даль, откуда корабли приближались к ним, и облегченно вздыхали, видя, что эскадра проходит мимо. Они провожали ее взглядом и снова брались за работу. И долго еще потом поглядывали в ту сторону, где виднелся только далекий дымок от кораблей.
