Гений разведки - Бортников Сергей Иванович

Ночные заморозки — чуть ли не до середины мая. И вдруг — бац — жара! Причём такая, что к концу весны уже желтеет, а в начале июня и вовсе выгорает — причём дотла, казалось бы, совсем недавно прорезавшаяся трава.

Резко континентальный климат! В отличие от более мягкого (субарктического с чертами муссонного), что преобладает в упомянутой Колыме.

Особенно тяжело привыкают к таким катаклизмам всякие служивые люди: те, кто по долгу службы обязан носить форму установленного (в основном — воинского) образца. Плюс многочисленные арестанты, уркаганы, у которых вместо мундира — засаленный ватник.

Почему?

Ночью даже в телогрейке — дрожишь от холода, а днём, на палящем солнце, хочется сбросить не только фуфайку, но и нижнее бельё.

Хорошо ещё, что работы летом здесь значительно меньше, чем в иное время года. Ведь каждый знает: лес лучше всего заготавливать зимой.

Во-первых, что тракторами, что лошадьми — да любой тяговой силой! — транспортировать по снегу брёвна гораздо сподручнее, чем волочь их по бугристой земной тверди. Соответственно, и риска повредить ценное природное сырьё значительно меньше.

Во-вторых, из-за пониженной концентрации естественных антисептиков — смоляных кислот и эфирных масел — в летнюю пору древесина больше подвержена гниению, а значит, и хранить её сложнее.

А коль так… Веселись, братва, гуляй… Пиши письма мелким почерком да гоняй мяч на недавно разровненной площадке за дальним бараком.

Володька со всей силы пнул правой ногой самодельную, сшитую из лоскутов кожи, сферу, набитую старым непотребным хламом (тряпками и даже бумагой), и в тот же миг разочарованно схватился за голову, умудрившись не попасть с пяти метров в собственноручно сколоченные ворота. И тут с противоположной стороны поля до его ушей лёгкий ветерок донёс зов старого друга Дровосека, игравшего в его команде роль последнего защитника.

— Горбун!

— Ну?

— По твою душу!

— Кто?

— Увидишь!

Подгорбунский повернул голову и, узрев вдали стройную фигуру в новенькой форме защитного цвета, приветливо махнул рукой.

Не узнать заместителя начальника лагеря по культурно-воспитательной работе лейтенанта Степана Карпикова он конечно же не мог. Тот был назначен в их исправительное учреждение совсем недавно, в конце прошлого года, сразу по окончании то ли профильного училища, то ли каких-то специфических курсов, и сразу пришёлся по нраву большинству сидельцев.

Да что там "по нраву"?

Многие его откровенно обожали. За то, что видел в каждом не безликого представителя заключённого контингента (зэка), а живого человека. Божью кровинку.

Со своими проблемами, особенностями характера, "психами и бжиками", как говорил сам Степан Сергеевич, но личность — уникальную, неповторимую, особенную.

Именно этот молодой офицер готовил и подписывал характеристики на всех досрочно освобождаемых узников, в том числе и на нашего главного героя. Такая бумага по тем временам дорогого стоила: "Трудолюбив, сознателен, образован, честен".

О письме своего подопечного "всесоюзному старосте" лейтенант, естественно, знал: перлюстрация в местах лишения свободы — штука необходимая и отменять её никто не собирался. Ни в ближайшее время, ни в долгосрочной перспективе.

Но…

Вся суть проблемы состояла в том, что наш главный герой уже давно подзабыл о своём, как он не раз думал — нелепом поступке и был немало ошарашен, когда замнач по культвоспитработе (так тогда сокращённо звучала должность Карпикова) сообщил радостную весть:

— Ты свободен, Володя.

— Ур-ра! Воля!

Вырвавшийся из его горла крик поддержали ещё сотни молодых (и не очень) узников.

— Ур-ра!!!

Несмотря на очевидную схожесть характеров и прежде всего невероятную любовь к разного рода авантюрам, Подгорбунский конечно же не был д’Артаньяном. А комиссар Попель, к которому его направил умирающий Полковник, графом де Тревилем (несмотря на некоторую созвучность фамилий).

И страна действия не та, и времена всё-таки иные. Не самые аристократические, недостаточно благородные, что ли?

Эпоха строительства коммунизма! А что такое этот самый коммунизм? Правильно: советская власть плюс электрификация всей страны, если следовать (а как же иначе?) заветам Ильича… О воспитании каких-либо выдающихся личных качеств речь при этом не идёт.

Пока.

(Моральный кодекс строителя коммунизма появится значительно позже — после XXII съезда КПСС.)

Однако, как бы там ни было, рекомендационное письмо своё действие возымело.

Осенью Володю призвали в РККА. Срок службы в технических войсках, а именно в танковые (с 1936 года — автобронетанковые), по его же настоянию, определили Подгорбунского — в то время составлял всего лишь два года… И с этого момента в документах нашего героя начинается бесконечная путаница.

Кавардак. Невероятная бюрократическая неразбериха. Во все века и времена свойственные нашим доблестным войскам (и не только).

Всё дело в том, что согласно данным из открытых источников Владимир проходил срочную с 1936 по 1938 год, а в послевоенных воспоминаниях его высокого покровителя — бригадного комиссара, а затем и генерал-лейтенанта танковых войск РККА товарища Попеля упомянут один очень интересный и, прямо скажем, чертовски странный эпизод, не то, что бы полностью опровергающий это утверждение, но изрядно корректирующий сроки службы.

Цитирую по книге "Впереди — Берлин!"[17]:

"Впервые мы повстречались ещё до войны в городе Стрый. Неожиданно в танковую дивизию прислали "пополнение в единственном числе": бывшего беспризорника Подгорбунского…"

Но ведь раньше этот населённый пункт, как и вся Западная Украина, не входил в состав СССР, а, значит, никакой Красной армии там и близко быть не могло.

Стрый — райцентр Львовской области[18], где накануне войны базировалась 12-я танковая дивизия РККА (командир — генерал-майор Тимофей Андреевич Мишанин; он погибнет 30 июня 1941 года). Скорее всего, именно в этой части — № 6116 — и проходил срочную службу Подгорбунский. Штаб же всего 8-го механизированного корпуса под командованием генерала Дмитрия Ивановича Рябышева находился ещё западнее — в Дрогобыче, одно время даже бывшем областным городом.

Следовательно, их встреча никак не могла состояться раньше 17 сентября 1939 года. А к тому времени Владимир уже должен быть по-любому демобилизован!

Так, может быть, уважаемый военный мемуарист имел в виду кого-нибудь другого, чьё имя и фамилия случайно совпали с данными нашего главного героя? Мало ли таких на просторах необъятной Руси?

Ан нет! Достаточно взглянуть на следующий абзац тех же комиссарских воспоминаний: "Сын партизанского командира, погибшего в армии Сергея Лазо, он воспитывался в детдоме "Привет красным борцам"".

Тут уже без вариантов, хочешь не хочешь, — наш "курилка"!

Непременно следует уточнить, что сам Николай Кириллович Попель в то время, вне всяких сомнений, действительно находился во Львовской области. Войну он встретит в качестве заместителя командира 8-го механизированного корпуса по политической части, а чуть позже возглавит наспех сколоченную "подвижную группу", которая ещё долго будет оказывать ожесточённое сопротивление врагу под славным городом Дубно[19], о чём нынче писано-переписано, и о чём я сам подробно поведал почитателям в наполовину документальном (как всегда!) романе "Фриц и два Ивана"[20].

Следовательно, никаких оснований не верить товарищу Попелю у меня лично нет.

Но тогда выходит, Владимир тоже принимал участие в освободительном походе 1939 года?

А раз так, то, возможно, призвали его не в 1936-м, а в 1937-м?