Роальд Недосекин - Большой Хинган
— Иди к твоей девушке!
Андрей покраснел, уличенный. Нарочито лениво поднялся, сказал «до свидания» и, чувствуя спиною насмешливые взгляды монголок, пошел вслед за Ниной. Незаметно для себя он ускорял и ускорял шаг, пока не поравнялся с нею.
— Ефрейторский салют доблестным связистам, — сказал он, изо всех сил стараясь за привычной нехитрой шуткой скрыть охватившую его робость, смятение. Она благожелательно улыбнулась в ответ, потому что тоже привыкла к незатейливому солдатскому остроумию и, кроме того, знала: этому веселому носатому парню она нравится. Спросила:
— Обратно пойдем пешком? Сколько тут?
— Пара километров от силы, — поторопился заверить Андрей, ровно на половину сокращая расстояние до расположения роты ВНОС.
Она шла плавным, каким-то совсем не военным шагом, чуть наклонив голову. Наверное, такая походка была у нее на «гражданке», когда она носила платье и туфли. Андрей почувствовал, как теплая волна окатила сердце. Он вдруг понял, что только сейчас увидел милую девушку Нину Юршину. Раньше он знал стройную, коротко постриженную, кареглазую связистку. Он не замечал нежных ямочек на щеках, несколько оспинок над бровью, теплой глубины глаз, розовой прозрачности ушных раковин, юной округлости подбородка — тех мелочей внешности, которые делают именно эту женщину единственно желанной и родной.
Перед его глазами вдруг возникла картина: он в новой гимнастерке, в начищенных сапогах, с вещмешком за спиной, а Нина уже в платье и туфлях, подходят к их дому в Ачинске, и он открывает калитку на смазанных петлях и пропускает ее вперед… На крыльце — мать и сестры, они извещены телеграммой… От соседних домов бегут родственники и знакомые — вся улица взбудоражена возвращением солдата, привезшего к тому же непохожую на ачинских девушек жену…
Андрей шумно втянул воздух — у него на минуту остановилось дыхание.
Нина искоса взглянула на него.
— Что же замолчал?
Эх, если бы Андрей в свое время прочитал побольше книжек, почаще ходил в приезжавший в Ачинск театр или, на худой конец, не пренебрегал разными вечерами и диспутами, которые устраивались в школе и рабочем клубе угольщиков!..
Конечно, не сделай он открытия, что Нина Юршина совсем особенная, непохожая на других девушка, на кой бы ему тогда диспуты и театры? Уж он бы сумел развлечь ее разговорами. Ну и пусть она хоть размосквичка, пусть хоть разобразованная… А теперь только махорка и выручала — можно было одну за другой вертеть цигарки и этим оправдывать свою молчаливость. Ну, не ясно разве — охота умной и строгой девушке, которая и говорит-то словно на другом языке — чистыми, гладкими фразами, как в книгах, таскаться с ним по невыносимой жаре? Он как бы взглянул на себя со стороны: самый заурядный солдат, в выцветшей гимнастерке, пыльных сапогах, с коричневым худым носатым лицом… В боевой обстановке, с автоматом и биноклем на груди, он выглядит куда эффектнее. Придумать бы что-нибудь возвышенное, чтобы девушка с удивлением оглянулась на него и в ее карих глазах засветился подлинный интерес. После бы она сказала: «А я и не знала, Андрей, какой ты!..» Но ничего такого, способного поразить воображение, в голову, как нарочно, не приходило.
Тогда Нина заговорила сама. Она рассказывала о доме. Там теперь одна бабушка — мать умерла незадолго до войны, а отец в последние годы вообще не жил с ними. Она хотела, как окончит десятилетку, поступить в ленинградский кораблестроительный институт — в Москве такого нет, — но десятый класс пришлось заканчивать, когда уже началась война… В армию ее призвали в сорок третьем. А бабушка — она не очень старая — работает на заводе, там же и брат Митя.
Андрей все старался понять, как она с ним разговаривает — из интереса или чтобы только не молчать. Нет, похоже, ей хочется рассказать о себе. Именно ему рассказать. И вместе с легкой радостью пришла к Андрею освобожденность. Он заговорил о себе, о своей семье, об Ачинске, о молодой тетке, почти одногодке ему, которая пошла как-то в буфет при железнодорожном вокзале за халвой и не вернулась: через две недели получили письмо, что она познакомилась с хорошим человеком и уехала с ним в Благовещенск…
Когда изморенные жарой, с пересохшими ртами, вконец уставшие, они расставались, добравшись наконец до расположения роты, Нина сказала:
— Буду держать с вашим постом связь — сообщай, как живется!
По мнению Андрея, эти слова содержали многое…
5
— Встать, смирно! — подал команду проводивший занятия командир взвода управления.
В последние дни поверяющие то и дело посещали роту. На этот раз начальство прибыло высокое: генерал-лейтенант, худощавый, с цепкими светлыми глазами. Его сопровождали два полковника. Одного из них в роте знали: начальник политотдела армейских спецчастей. Генерала и другого полковника видели впервые.
Когда солдаты снова сели за столы, сбитые из досок, генерал тоже присел на край длинной грубой скамьи. Кивнул капитану, чтобы продолжал занятия. Тот рассказывал об одной из новинок японской авиации, реактивном самолете «Бака»: в район действия выводится бомбардировщиком, в носовой части имеет заряд взрывчатки весом в одну тонну, управляется камикадзе, пилотом-смертником.
Генерал, как и солдаты, слушал внимательно. Он снял фуражку и положил ее перед собой на стол. В волосах поблескивала седина. Андрей, сидевший напротив, исподтишка с любопытством разглядывал его. Из штаба армии или, может быть, даже из Ставки? Совсем незагорелый, как все тут, в Монголии; на груди ни одной колодочки; руки крупные, рабочие…
Неожиданно генерал, движение головы как бы попросив разрешения у капитана, заговорил спокойным густым голосом:
— Японцы раздувают культ смертников, объявляют их национальными героями. Специальные подразделения камикадзе есть и в пехоте, и в танковых частях, и во флоте. Что это, высокий боевой дух войск или, наоборот, свидетельство слабости? Конечно, последнее. На примере смертников воспитывают остальных. А этим камикадзе при жизни платят большие деньги, устраивают для них всяческие развлечения, семьям заранее назначают пенсии. Вот и выходит, что жизнь их просто покупают.
Генерал-лейтенант сделал рукой пренебрежительный жест, потом, оглядев солдат, спросил:
— Кто из вас члены партии или комсомольцы?
Больше половины присутствующих подняли руки.
Андрею показалось, что взгляд генерала на секунду остановился на нем. Покраснев, отвернулся. Ну что из того, что он не смог, как другие, поднять руку. Тоже был комсомольцем, но в госпитале потеряли его билет, а в новой части сначала поостереглись выдать, а потом уехал на пост, не напоминал…
— Нам с вами показная жертвенность ни к чему, — проговорил генерал. — Врага надо бить, а самим в живых оставаться! У нас впереди и мирных дел много, правильно, товарищ ефрейтор? — весело обратился он непосредственно к Андрею.
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант! — польщенный, вскочив, отчеканил Андрей.
В этот день перед рассветом впервые прогремела гроза и пролился дождь — хлынул потоком, прогибая тяжестью струй парусину палаток. Молнии — страшное дело — вонзались в землю, как штыки.
Сейчас, в девятом часу утра, небо снова было раскаленнобелесым, но в воздухе еще держалась свежесть. Солдаты выглядели бодро. Генералу, должно быть, понравилась их собранность, то, что они при нем не чувствовали себя скованными. Когда командир взвода объявил перерыв, он не ушел сразу к ожидавшим его в палатке командира роты полковникам, расспросил, как переносится местный климат, не портится ли от жары боевая техника. Прощаясь, спросил:
— Настроение бодрое?
Ниязов, впившись огненным взглядом в лицо генерала, ответил за всех:
— Готовы по первому сигналу!
В середине дня Андрей пошел напиться к видневшемуся неподалеку артезианскому колодцу.
Вдруг он увидел того генерала, что посетил утром роту: стоял в окружении шоферов и старшин, о чем-то разговаривал с ними. Были в этой группе и офицеры, два из них — монгольской армии.
По лицам возвращавшихся к колонне шоферов и старшин можно было догадаться о значительности произошедшего разговора.
— Браток, кто с вами балакал? — шепотом спросил Андрей проходившего мимо рыжеватого молодого шофера.
Солдат, остановившись, окинул его подозрительным взглядом, потом, видимо составив в уме мнение в пользу ефрейтора с двумя медалями, тихо ответил:
— Бис его знае. Голова! Все, как есть, объяснил. Болтнул кто-то — член Военного совета фронта.
— Ух ты! — даже задохнулся Андрей.
Генерал сел рядом с шофером, и «виллисы» тотчас рванули с места. Лицо члена Военного совета выражало удовлетворение объездом частей. Да, сосредоточение войск проходило так, как и предписывал план, материальное обеспечение было хорошим, боевой дух в войсках отличным. Гигантская работа по созданию надежного плацдарма для удара по японским армиям в Маньчжурии с запада заканчивалась.
