Георгий Ключарев - Конец "Зимней грозы"
— Что с твоим водителем, Козелков? — нерешительно нарушил общее молчание комбриг.
— Каблук пулей оторвало, а сам жив, — расклеил спекшиеся губы разведчик. — Не пойму, как мы тут и целы?.. А предполье-то у них за деревней!..
— Молодец! Потом доложишь подробно. А броневичок в музей поставим. Куда он кроме теперь годится? — отходя, оглянулся Карапетян.
* * *За свежим бруствером наблюдательного пункта 2-го стрелкового батальона хорошо просматривалась неширокая пойма реки Карповки, начинавшаяся прямо от железнодорожной насыпи. По другую ее сторону повсюду был враг. Правее темные корпуса сгоревших семидесяток и немецких танков отмечали путь дневной попытки пробиться за реку. Танки различались уже с трудом. Сумерки стерли пастельную полоску ясного неба, накладывали быстро густеющие сиреневые мазки на панораму поймы. По всей шири открывавшегося за насыпью простора искрились и перебегали соцветия ружейно-пулеметного и автоматного огня. Трассы туго взвизгивали над головой и вдруг упираясь в бруствер, обдавали брызгами подмерзшей земли. Где-то правее, на разъезде, они били о рельсы, гудевшие затем низко и долго, как струны гигантского контрабаса. Прильнув к окулярам стереотрубы, Кочергин провел шкалой делений по белевшим свежим снежком скирдам соломы и кровлям деревни Карповки. Они не отражали больше отблесков артиллерийского огня. Он обратил на это внимание Мотаева.
— Да, да! Там противотанковая батарея была, — наклонился Мотаев к трубе, — та, что две семидесятой сожгла. У самой реки… Где же она, черт возьми?.. Надо ж, в балочке! Вперед выдвинули, хамилы! А наглеют!
Кочергин прижался ухом к его голове. Сгустки разрывов мин и снарядов, перешибая грохот стрельбы с нашей стороны, временами наглухо закладывали уши.
— Вперед, говоришь? Полезут, стало быть, счас!
— Полезут? Не-ет! Опередим!
Мотаев подался вперед. Мерцание немецких ракет выхватило из сгустившейся черноты его профиль, и Кочергин потянул капитана вниз: алым взмахом тут же рубанула воздух пулеметная очередь. Тот ругнулся, что здесь, на насыпи, каждый как на полигоне — мишень. Помедлив, вслух подумал, что, может быть, предпринять атаку с двух сторон?.. За разъездом давешний мост разрушен нашими артиллеристами, но дальше за деревней есть еще один мост — через реку Червленую… Отсюда и под ним пройдем! — решил Мотаев, делясь с Кочергиным.
— Едва ли той дыркой воспользуешься. Местечко, верно, пристреляно, — возразил лейтенант.
— Если так, и там через насыпь! Раз легкие танки не проходят, на средних пойду…
— На тридцатьчетверках?
— Да. На них и в деревню прорвемся! А там только б закрепиться…
— Без пехоты? Солдат ночью не поднимешь! — оглянулся Кочергин на лязг шанцевой лопаты. — Тогда снова безрезультатные потери, как у Орлика!
— Безрезультатные?.. — резко оглянулся Мотаев. В долгой паузе почувствовалась острая досада.
— Эх, Юра! Потери действительно немалые. Но «безрезультатные»… Вот чушь сморозил! — все более резко звучал его голос. — Ты штабист, должен понимать! Корпусу необходимо срочно получить как можно более точное представление о глубине и силе обороны немцев по реке Карповке, о характере этой обороны… Э-эх!
Он зло сплюнул, глотнул воздух и запальчиво добавил:
— На карту нанесены огневые точки противника, ориентиры, ходы сообщения и многое что другое уточнено разведкой боем! Наконец, активными действиями мы сковали здесь черт-те сколько вражьей силы. Это ты принял в расчет? «Безрезультатные»… Надо ж! Чтоб тебя! — он взял Кочергина за плечо. — Ну, поболтали, Юра, и будя! Давай-ка со мной…
— Вас к полевому, товарищ капитан! — подскочил младший лейтенант с петлицами артиллериста.
«Из минометчиков, верно, — отметил Кочергин. — Не к этим ли ребятам меня было определили? Делал свое бы, чему обучен… А капитан-то распсиховался!..»
— …со мной, в танк! — прервал его мысли Мотаев, — Возьму за башенного стрелка, давно обещал! — бросил он через плечо. — А сюда Гаспаряна с рацией попрошу, наводить будет. Сейчас с ним и с комбатом увяжу и… в бой!
Пальба неуловимо изредчалась. Послышались чьи-то голоса. Мотаев почти тотчас вернулся. Он улыбался.
— Пойдем, пойдем, Юра! Мертва теория без практики! Не забыл, чьи слова? То-то!
Чувствуя, как быстро учащаются удары сердца, лейтенант, пригнувшись, поспешил за ним.
«Ишь, разволновался! Как все дебютанты, верно, — внутренне усмехнулся он тут же. — Что ж, назвался груздем…»
Нащупав ногами откинутый кронштейн сиденья, Кочергин опустился в люк башни тридцатьчетверки и оперся на казенник пушки, устраиваясь поудобнее.
— Длительного вояжа не предвидится, подними сиденье-то! Стой ловчее и не зевай, слушай команду! А ватник сбрось, жарко будет! — ободряюще наставлял его Мотаев. — Я сейчас тебе все напомню, чему успел у нас нахвататься… Здесь бронебойные — вся сторона, — провел он рукой по гнездам с унитарными патронами пушки. — Тут — осколочные, а тут — фугасные. Их беречь будем — в комплекте всего десяток. Не суетись, не напутай! Запомни: в бою некогда разглядывать, каким снарядом заряжаешь!
Кочергин вертел головой, внимательно осматривая казавшееся ему сложным оборудование тесного боевого отделения танка.
— Наш башенный стрелок остается, ребята, — пояснил Мотаев. — Вместо него вот лейтенант Кочергин пойдет. Впервой на танке — хоть в нашенской ушанке! — хлопнул он ладонью по его шлему. — Практику приобретает в качестве рядового, но сам по себе — начальство! Так что учтите!
Возбуждение Мотаева передалось всем. Смеялись дружно.
— Ты, Володя, — приказал капитан стрелку-радисту Князеву, — случись что, меня заменишь. В качестве командира машины. Командование боем переходит к лейтенанту Вулыху. Порядок обычный.
С этими словами он поднялся на свое сиденье и, высунувшись из люка, наклонился влево от его открытой крышки, держа в правой руке ракетницу.
— Всем приготовиться! — раздалась команда Мотаева. — Давай, Степан, на малом, вдоль насыпи. Да не газуй ты!
Машина, вздрогнув, поползла вперед.
— За башней, за башней держитесь! — снова послышался голос Мотаева. — Без десанта танкистам труба, а будете торчать по сторонам, быстро вас растеряем… Скобы берегите! Не выпускайте!
Показалось, что над головой хлопнула пробка от шампанского. На позеленевшее, как газон под весенним солнцем, днище танка легли угольные тени. Мягко закрытый люк прервал шипящий треск ракеты. Мотаев опустился на командирское сиденье. Кочергин заглянул в триплекс бортового перископа башни. В режущем глаза зеленом свете ему предстал алый накал концов выхлопных труб, затем медленное вращение ленивца и передних катков соседней машины. Они ее обгоняли. Ракета погасла, и все исчезло.
«До чего же слеп танк!» — с новым чувством оглядывал лейтенант тесноту стальной коробки.
Сзади, быстро набирая обороты, все яростнее рокотал дизель. Машина наклонялась вправо, поднимаясь по насыпи.
«Маловато конструкторы над зрением танка попетрили! Ночью экипажу совсем худо приходится!»
— Есть обзор! — неожиданно резко прозвучал в наушниках голос капитана, прильнувшего к окулярам панорамы. — Вниз, Степан, сразу полный давай!
Водитель выжал фрикцион, включая передачу. Мотор взвыл, и Кочергина плотно прижало спиной к опорному кольцу поворота башни, затем его бросило вперед. Танк резко накренился по ходу и снова выровнялся.
«Перемахнули!» — оперся на кольцо Кочергин, чувствуя, как уходят в сторону его ноги.
Капитан, прицеливаясь, энергично вращал маховики поворота башни и вертикального угла наклона пушки.
— Вижу огонь из блиндажа, фугасным заряжай! — обожгла слух команда.
Выдернув из гнезда магазина тяжелый унипатрон, Кочергин загнал его в казенник и невольно отпрянул вправо. Затвор тут же мелькнул в рамке гильзоулавливателя между ним и Мотаевым и медленно встал на место.
«Нет, не дотянешься! — заряжая пушку по команде уже осколочным, покосился Кочергин на окуляры панорамы. — Обидно, так ничего и не увижу! Надо бы вместо Князева! Рацию-то знаю», — мелькали обрывки мыслей.
Машина резко замедляла ход и снова рывком устремлялась вперед, неожиданно разворачивалась, подскакивала, проваливалась, ударяясь днищем о что-то твердое, скрежещущее. Временами казалось, что танк делает сложные движения в трех плоскостях, не касаясь земли, но она тут же напоминала о себе многотонными ударами снизу, от которых ребра шлемофона с силой стукались о крышку люка, а ноги отрывались от днища. Степан, ловко орудовавший рычагами управления, и Володя, уже сменивший диск своего пулемета, оказывались то впереди от него, то справа, и снова описывали стремительный полукруг в другую сторону.
«Вот где постигаешь относительность движения! Они сидят, а я как белка в колесе! А ведь все наоборот кажется. Поспевай за ним», — косил Кочергин на Мотаева, быстро крутившего маховик поворота башни.
