Михаил Колосов - Три круга войны
— Ну как, лейтенант, все в порядке? — нетерпеливо спросил Грачев.
— Все, — сказал лейтенант.
— Воинство что надо! Особенно вон тот, — указал старшина на Гурина. — Шустер! Того и гляди…
Лейтенант, будто не слышал его, скомандовал:
— Равняйсь! Смирно! Напра-а-во! Шагом марш! — и сам поспешил в голову колонны.
Второй эшелон
овобранцы вышли длинной серой колонной за поселок и запылили разбитым большаком на запад. Чем дальше они уходили от родных мест, тем больше проникала в сознание та опасность, навстречу которой они шли, тем тревожнее становилось у каждого на душе. Гурина к тому же еще грызли тоска и обида после стычки со старшиной… Однако все это сложное сплетение чувств перекрывало одно — сознание, что он в рядах армии, в рядах своей родной армии, и идет на фронт воевать, что наконец-то свершилось то, о чем он мечтал на протяжении долгих двух лет оккупации! Когда он об этом думал, ему становилось совсем легко, весь он заряжался чувством бодрости и храбрости, и суровая обстановка, и трудность перехода делались не такими страшными, хотя уже первые километры заставили думать о привале, о воде, о тяжести вещмешка. Пот ручьями катился из-под пилотки, попадал в глаза и ел их, будто рассол.
А мимо, обгоняя колонну, мчались машины, в машинах ехали солдаты, веселые и озорные, кричали пешим:
— Не пыли, пехота!
— Эх, люблю пехоту: сто верст прошел и еще охота!
Хорошо им шутить, сидя в кузове.
Машины, машины с людьми, с грузами. А были среди них и совсем пустые, могли бы и подвезти… Смельчаки или нетерпеливые выскакивали из колонны, догоняли попутку, цеплялись за борт. Но лейтенант строго пресекал такую вольность, возвращал всех ретивых обратно в строй, грозя суровым наказанием. И это Гурину казалось странным и непонятным. Но, наверное, так надо. Надо для дела, для войны. А раз надо, значит, надо подчиняться…
Одна мысль, как молитва, билась в воспаленной голове Гурина: хотя бы не оказаться слабее других, хотя бы вынести все это и не раскиснуть. Не заметили бы окружающие его усталость. Он должен быть сильным, выносливым, иначе зачем он здесь?..
И вдруг понеслась по колонне из головы в хвост спасительная команда:
— При-и-ва-ал!
Повалились все на жухлую, пыльную траву, позадирали ноги, положили их поверх вещмешков — пусть кровь отхлынет.
Пить хочется, глоток бы водички — холодненькой, прозрачной. Не додумался взять с собой. И вдруг откуда ни возьмись какая-то тетка — беженка, видать, — предлагает:
— На вот, солдатик, попей, — и она выпрастывает из сумки большую зеленую бутылку с водой. — Попей, еще холодненькая. Нарочно полотенцем обмотала, чтобы не скоро нагрелась.
Гурин с радостью берет бутылку, прикладывается к ней с жадностью, пьет большими глотками.
— Не пей! Не пей! — кричит издали лейтенант. Подошел поближе. — Зря, мамаша, — упрекнул он женщину. — Губите сына. — Он думал, что это мать Гурина.
— Как же это? — растерялась она. — Вода хорошая — из кринички, сама набирала. И бутылка чистая, мыла как следует.
— Не в том дело. В походе надо стараться как можно меньше пить. Вода расслабляет организм, потеть будет больше и быстро устанет, — объяснил лейтенант и тут же повысил голос, чтобы все слышали: — Товарищи, старайтесь воды не пить. Горло пополощите, и все. Перетерпите, потом охота пропадет. Чем больше будете пить, тем больше жажда будет мучить. Лучше возьмите кусочек хлеба, посыпьте солью и пожуйте. Жажда пропадет.
Женщина внимательно слушала, кивала согласно, но совет о хлебе с солью встретила с недоверием:
— Не может быть. От соленого всегда пить хочется… А насчет воды, наверно, правда. Разгоряченным коням тоже воды не дают.
— Подъе-е-ем!
— Кончай ночевать!
— Старшие групп, проверьте людей.
— Смирно! Шаго-ом арш!
Шли весь день и почти всю ночь. Шли быстро, привалы были редкими и короткими. Вдоль колонны то и дело передавалось: «Не курить!», «Не шуметь!»
И от этой торопливости и затаенности, во время которой только слышно было шарканье многочисленных подошв, в душу Гурина закрадывалась беззащитная тревога. Шли без оружия, а впереди все сильнее и сильнее погромыхивало, и красное зарево передовой уже не только не гасло, но с каждым километром все больше и больше разгоралось.
Холодок близкой опасности пробегал по спине, и солдаты уже сами, без всякой команды, притихли, молча поглядывали на сполохи и настороженно прислушивались к недальним громовым раскатам.
Гурина всю дорогу мучили обмотки, они постоянно сползали с ноги, развязывались, волоклись по пыли, пока задний не наступал на этот длинный хвост. Гурин сходил на обочину и, кляня изобретателя этой несуразной обувной принадлежности, перематывал обмотки. Наконец ему надоело возиться с ними, он снял их и запихал в карманы шинели. «Все равно ведь темно, никто не видит, а на привале снова намотаю».
Но ни на первом, ни на втором привале он их так и не намотал.
На рассвете колонна свернула с дороги и пошла степью. Под ногами хрустел сухой бурьян, полынная пыль першила в горле.
Остановились где-то в большой балке, вдоль которой шла чахлая, с проплешинами лесная полоса.
Лейтенант посадил солдат на траву, а сам надолго ушел куда-то что-то выяснять. Возвратился он налегке — без шинели и без вещмешка, словно дома побывал, поднял свою команду и, не равняя и не пересчитывая, повел дальше.
Балка эта вся была набита войсками, почти под каждым деревцем стояли машины, повозки, прямо на открытой местности были оборудованы зенитные позиции — в круглых ямах, задрав к небу длинные стволы, стояли зенитки.
Лейтенант привел новичков в молодую рощицу. Здесь было раскинуто несколько палаток. Одна из них, самая большая, похоже, была штабная — туда чаще всего сновали офицеры. Туда же скрылся и Иваньков. Вышел он минут через пять с другим лейтенантом, подал знак солдатам, чтобы шли за ним, и, не оглядываясь, продолжал о чем-то спорить со своим напарником.
— Ну, а я тут при чем? — оправдывался новый лейтенант. — Я тоже хочу в свою часть. Понимаешь, сказали: пока.
— Знаю я это «пока», — махнул рукой Иваньков и отстал от него. Жестом остановил колонну: — Ну-ка, разберитесь! Быстро, быстро! За мной, шагом арш!
На просторной лужайке их ждали офицеры и сержанты. Они стояли толпой, смотрели на прибывших — видать, ждали их. За ними на разостланных плащ-палатках тремя кучами лежало оружие, брезентовые патронташи, каски.
Тот лейтенант, что спорил с Иваньковым, крикнул:
— Младший лейтенант Алиев! Принимай первый взвод.
Наперед выбежал молоденький чернобровый офицер. На нем было совсем новенькое обмундирование, и сам он, видать, был офицер тоже новенький — только из училища.
— Слушаюсь! — козырнул он. — Первый взвод, на-пра-а-во! — скомандовал Алиев. — Шагом марш! Стой! Налево! Вольно… — и сам расслабился, покраснел вдруг: наверное, первый раз получил подчиненных. Вспотел даже. Оглянулся, позвал: — Сэржант Сычев, принимай первое отделение. — Говорил он с заметным акцентом — немного врастяжку, и иногда вместо «е» у него звучало «э». — Список составь, раздай оружие… — и вдруг запнулся, уставившись на плащ-палатку. Потом обернулся, крикнул: — Товарищ старшина! Старшина Тягач!
Вразвалку подошел старшина — приземистый, скуластый, деловой.
— Ну, в чем дело? Что непонятно?
— Сколько тут? Как его делить? — указал Алиев на оружие.
— Как хотите, так и делите, — развел старшина руками. — На взвод два РПД, четыре ППШ, остальным винтовки. По паре гранат. Ну?
— Всего четыре автомата и два пулемета? — переспросил Алиев недоверчиво.
— Ну! Сколько есть. А что, мало?
— Нэкомплект. Пулеметов мало. Хоть бы еще два. И автоматов мало. Только младшим командирам?
— Ну. Молодежь пока с винтовками повоюет. Между прочим, безотказное оружие, — старшина последние слова адресовал новичкам.
— А мне автомат? — спросил Алиев.
— А вам зачем? У вас пистолет.
— Нэт… Я знаю: пистолет пистолетом, а автомат лючче. Мне уже говорили.
— Найду, — пообещал старшина. — Все?
— Все. Давай, Семенов, — кивнул Алиев сержанту.
Семенов окинул свое отделение взглядом, выбрал самого крепкого паренька, спросил:
— Фамилия?
— Толбатов. Александр.
— Бери пулемет. Первым номером будешь. Ты? — ткнул он карандашом в грудь его соседа.
— Шахов… — отозвался солдат.
— Шахов второй номер. Бери сумки с дисками. И — винтовку. Так. — Нагнулся, поднял подсумок, подал Шахову. — Гранаты в ящике возьмите. Запалы потом я сам раздам. Каски не забудьте и не теряйте. Это касается всех. Бывает, получат каски, нести тяжело, жарко, возьмут да побросают на дороге. А на передовой потом локти кусают: осколочек, пуля на излете — все это, когда в каске, не страшно.
