Осень добровольца - Григорий Степанович Кубатьян
— Как бы не отошёл вообще! Промедолом нужно уколоть, — разведчик роется в аптечке. — В правое бедро попало? Значит, надо колоть в левое плечо.
Чтобы освободить плечо, снимаю разгрузку и бушлат… На морозе холодно, меня потряхивает от озноба. Кружится голова. Штанина — вся красная от крови.
— Ты ещё и в броне?! И так еле идёшь…
— Забыл про неё. Нужно было выкинуть…
— Не нужно, — сказал Алекс. — Я понесу.
Сам он, чтобы избавиться от лишнего груза, оставил сумку с гранатами от подствольника парням, сидевшим в окопе. А теперь готов взвалить на себя моё барахло.
— Удачи, парни! — разведчик растворяется в ночи.
Промедол действует — и я могу подняться на ноги.
Раз, два, три, четыре… Раз, два, три, четыре… Считаю шаги про себя. Нужно переставлять ноги — и не думать. Я — автомат, предназначенный для ходьбы. Как часы с маятником. Тик-так, левой-правой.
Небо начинает светлеть. Впереди видны дома.
— Вон остановка. И «Урал» стоит! — подбадривает меня Алекс.
На остановке сидят несколько человек. Всех ранило сегодня ночью. Мне уступают место на бетонной тумбе, но сидеть я могу с трудом. Больше всего хочется сползти на землю и лечь в изнеможении, не обращая внимания на пластиковые стаканчики, окурки и прочий мусор.
— Всё, поехали! — водитель открывает борт «Урала».
Инвалидная команда, столпившись у машины, поддерживает и подсаживает друг друга. Меня кое-как втягивают на борт.
Размещаемся на пыльных скамейках и оружейных ящиках.
Я с грустью смотрю на свой автомат — он измазан в глине. Может быть, лёжа полвека в промасленной бумаге, он надеялся попасть в чьи-то более умелые руки. Чтобы истреблять врагов и собирать почётные зарубки на прикладе. А со мной благородное оружие превратилось в костыль!..
Дорога разъезжена танками, разбита снарядами. Мы трясёмся и катаемся по кузову, будто в барабане огромной стиральной машины, только работающей — наоборот: выберешься из неё грязнее, чем забрался.
В минуты, когда меня не бьёт о борт и боль ненадолго отступает, я смотрю наружу, на мелькающие красивые пейзажи. Трава, подсолнухи, кусты чертополоха — всё покрыто инеем, сверкает на утреннем солнце. Скоро зима.
★ ★ ★
Идти в горы и подниматься на большую высоту — опасно. Но необходимость серьёзной подготовки, временные и финансовые траты пугают так, что вы никуда не едете.
Поэтому я сначала ввязываюсь, а проблемы решаю потом. Иногда жизнь подтверждает мою правоту. А иногда нет.
Мы с Юрой Болотовым отправились на велосипедах в Тибет. Для нас это была первая велоэкспедиция и первый горный поход. Мы читали о горной болезни, но решили, что к нам это не относится. Мы поедем на велосипедах: очень медленно, а значит, акклиматизация произойдёт сама собой.
Прилетели в Урумчи, купили горные велосипеды. Неделю или две ехали по Синцзян-Уйгурскому региону, затем въехали в Тибет.
Кабины редких встречных грузовиков были украшены свастиками, а радиаторы — белыми шёлковыми шарфами-хатаками, которые буддисты дарят ламам в знак почтения. Такие шарфы ламы благословляют и возвращают дарителям — на счастье и в качестве оберега. В Тибете обереги есть почти у всех. Позже мы поняли, почему.
Пейзажи сменились. Казалось бы, те же горы, только формы и краски ярче, сочнее.
Красота гор коварна. Про здешний перевал Чирагсалди Ла рассказывали страшное. От высотной гипоксии здесь погибали туристы, а несколько лет назад сгинул отряд китайских срочников. Под воздействием горной болезни люди совершают безумные поступки, впадают в эйфорию, сбегают с маршрута, рвут на себе одежду — и очень сложно угадать, в какой момент это может случиться. Но зловещий перевал мы счастливо миновали и поднялись ещё выше.
К концу дня устали, а впереди был новый высокий перевал. Собрались поставить палатку на поле у дороги, как вдруг увидели тяжело поднимающийся в гору грузовик. Если в Тибете живёт чёрт или его местный аналог, то именно он дёрнул нас махнуть грузовику рукой.
— Поднимемся на перевал на грузовике, а вниз скатимся, — предложил я Юре. — Сэкономим силы и время. А то, пока в гору заберёмся, дальние перевалы снегом завалит!
Юра согласно кивнул. Грузовик остановился. Мы закинули велосипеды в кузов и сели в кабину. Грузовик раскачивался из стороны в сторону, и меня укачало. Водитель и его напарник без конца курили, так что в кабине было нечем дышать. Я почувствовал дурноту, голова кружилась, содержимое желудка рвалось на свободу.
Грузовик остановился в деревушке Сумжи на высоте 5080 метров.
Тибетская бабушка из ближайшего дома напоила нас горячим молочным чаем и разрешила поставить палатку возле её дома. Можно было поехать дальше, но сил продолжать путь не было. Я с благодарностью выпил жирный солоноватый чай, с трудом залез в палатку, закрыл глаза и… на следующий день не проснулся.
Мы были утомлены, замёрзли, в последние дни плохо питались. Но главное — не успели акклиматизироваться.
Почти четыре дня я пролежал без сознания. Только две сцены, будто застывшие снимки, сохранились в памяти. Первая: улыбающееся семейство нарядно одетых тибетцев перед открытым входом в нашу палатку. Они что-то протягивают: кажется, вод}' и белые паровые булочки на тарелке. Вторая: я в холодной темноте, а Юра пытается надеть на меня тёплый свитер и засунуть в спальный мешок.
Возможно, мне не хватало воздуха, и я пытался освободиться от одежды, чтобы облегчить дыхание. Не помню.
На четвёртый день я пришёл в себя. Голова ужасно болела. Я не мог ни говорить, ни думать, ни стоять на ногах. Полчаса потратил, чтобы надеть кроссовки. Зашнуровать не получалось — шнурки выскальзывали из пальцев. Цепляясь за забор, отошёл от палатки на несколько метров. На этом мой поход закончился. Что-то случилось с вестибулярным аппаратом — я не мог удержать равновесия. И ступней не чувствовал — онемели.
Юра все эти дни сохранял сознание, но чувствовал себя разбитым, больным и помочь мне не мог. Он рассказал, что пару раз тибетцы приносили воду и еду, а потом перестали.
— Э! Э! Ни хао ма? — прозвучал вопрос на китайском.
Он означает «как дела?» и считается вежливым, но задали его строго. На нашем пустыре появились китайские военнослужащие с базы неподалёку. Их позвали тибетцы, увидевшие, как я ползаю по двору. Солдаты подхватили меня под руки и отвели на базу. Заботу о моём здоровье взяла на себя армия КНР. Армейский врач принёс чемодан с лекарствами. Там были завёрнутые в бумажки шарики, сухие стебли, чуть ли не крылья летучих мышей.
— Хао-бухао? — опасливо посмотрел я на эту коллекцию снадобий.
Дескать, безопасные ли эти лекарства? Хорошие ли?
— Хао! Хэнь хао! — ответил доктор,
