Джек Хиггинс - Орел приземлился
— Значит, Мерфи еще один вор такого рода, сэр? Что подсказывает вам интуиция?
— Я бы согласился с этим предположением, если бы не пуля в коленной чашечке. Чистая ИРА, и в то же время нутром чувствую, что здесь что-то другое, Фергус. Думаю, мы можем выйти на что-то.
— Хорошо, сэр, что будем делать?
Роган подошел к окну, обдумывая план. За окном стояла обычная осенняя погода: по крышам ползли клочья тумана с Темзы, с плафонов падали капли дождя. Он обернулся:
— Я знаю одно. Этим должен заниматься не Бирмингем. Вы лично займитесь этим делом. Возьмите машину и поезжайте туда сегодня. Захватите с собой картотеки, фотографии — все. Всех известных членов ИРА. Может, Гарвальд покажет нам, кто это.
— А если нет, сэр?
— Тогда начнем расследование отсюда. По обычным каналам. Спецслужба в Дублине поможет, сделает все. Она ненавидит ИРА больше, чем когда-либо, после того как те застрелили в прошлом году детектива-сержанта О'Бриена. Всегда чувства сильнее, когда убивают своего.
— Слушаюсь, сэр, — сказал Грант, — приступаю к действиям.
* * *Было восемь вечера, когда генерал Карл Штайнер закончил обед, поданный ему в его комнату на втором этаже на Принц-Альбрехтштрассе. Куриная ножка, жаренный в масле картофель, именно так, как он любит, салат и полбутылки охлажденного рислинга. Просто невероятно. А затем еще настоящий кофе.
Обращение с ним коренным образом изменилось, после того как он потерял сознание от электрошока. На следующее утро он проснулся на удобной кровати и в чистом белье. Ни подонка Россмана, ни его эсэсовских громил не было. Только оберштурмбанфюрер Цайдлер, приличнейший парень, хоть и эсэсовец. Джентльмен.
Цайдлер не знал, как испросить прощения. Произошла страшная ошибка. В злонамеренных целях была подброшена ложная информация. Сам рейхсфюрер приказал провести полное расследование. Ответственные, без сомнения, понесут наказание. Он сожалел, что господина генерала приходится пока держать под замком. Но всего лишь несколько дней. Он уверен, что генерал понимает ситуацию.
Штайнер прекрасно понимал. Против него были лишь косвенные улики, ничего конкретного. Он не сказал ни слова, что бы ни предпринимал Россман, поэтому дело выглядело чистейшей провокацией с чьей-то стороны. Теперь его держат, чтобы убедиться, что он будет иметь приличный вид, когда его выпустят. Кровоподтеки почти рассосались. Если не считать кругов под глазами, то вид у него хороший. Ему даже выдали новую форму.
Кофе действительно отличный. Штайнер наливал вторую чашку, когда в замке повернулся ключ, и дверь за его спиной открылась. Стало жутко тихо. У Штайнера зашевелились волосы на голове.
Он медленно обернулся и увидел в дверях Карла Россмана. На нем была шляпа с опущенными полями, кожаное пальто, из угла рта свисала сигарета. По обе стороны от него стояли два эсэсовца в полной форме.
— Привет, господин генерал, — сказал Россман, — а вы думали, мы о вас забыли?
Что-то оборвалось внутри у Штайнера. Все стало чудовищно ясно.
— Ублюдок! — воскликнул он и швырнул чашку с кофе в голову Россмана.
— Грех это, — покачал головой Россман. — Вам не следовало так делать.
Один из гестаповцев с силой ткнул концом дубинки Штайнеру в пах, и Штайнер с криком упал на колени. Еще один удар по голове, — и он потерял сознание.
— В подвал, — спокойно сказал Россман и вышел.
Гестаповцы взяли генерала за ноги и потащили его лицом вниз, идя в ногу и не меняя ритма даже на лестнице.
* * *Макс Радл постучал в дверь и вошел в кабинет рейхсфюрера. Гиммлер, стоя перед камином, пил кофе. Он поставил чашку и подошел к столу:
— Я надеялся, что вы уже в пути.
— Я вылетаю ночью в Париж, — сказал Радл. — Как известно рейхсфюреру, адмирал Канарис улетел в Италию сегодня утром.
— Очень жаль, — ответил Гиммлер. — Тем не менее у вас остается много времени. — Он снял пенсне и, как всегда, тщательно протер стекла. — Я прочел рапорт, который вы сегодня утром передали Россману. Что это за американские рейнджеры появились там? Покажите мне где.
Он разложил перед собой штабную карту, и Радл показал Мелтам Хауз.
— Как видите, господин рейхсфюрер, Мелтам Хауз в восьми милях по берегу на север от графства Стабли. Двенадцать или тринадцать от Хобс Энда. В последней радиограмме миссис Грей сообщает, что не ждет с этой стороны никаких неприятностей.
Гиммлер кивнул головой:
— Ваш ирландец, похоже, оправдывает деньги, которые получает. Остальное зависит от Штайнера.
— Думаю, он нас не подведет.
— Да, я забыл, — сухо продолжал Гиммлер, — у него в этом деле личная заинтересованность.
Радл сказал:
— Разрешите мне узнать о здоровье генерал-майора Штайнера?
— В последний раз я видел его вчера вечером, — Гиммлер говорил истинную правду, — хотя должен сознаться, что он меня не видел. В этот момент он был занят обедом из жареного картофеля, овощного салата и довольно большого бифштекса. — Он вздохнул. — Если бы только потребители мяса понимали, как вредна такая пища! Вы едите мясо, господин полковник?
— Боюсь, что да.
— И курите шестьдесят или семьдесят этих отвратительных русских папирос в день, и пьете. Сколько вы сейчас выпиваете коньяка в день? — Гиммлер покачал головой, складывая лежащие перед ним бумаги в аккуратную стопку: — Впрочем, в вашем случае, думаю, это все равно.
«Есть ли что-нибудь, что эта свинья не знает?» — подумал Радл и сказал:
— Да, господин рейхсфюрер.
— В котором часу они вылетают в пятницу?
— Перед самой полуночью. При благоприятной погоде это часовой полет.
Гиммлер быстро поднял голову. Взгляд его был холодным:
— Полковник Радл, вам должно быть ясно одно. Штайнер и его команда летят по разработанному плану, будет хорошей погода или нет. Это не такое дело, которое можно отложить. Такая возможность, как нынешняя, возникает раз в жизни. Связь с вашим штабом будет работать круглосуточно. Начиная с пятницы, с утра, вы будете посылать мне сообщения каждый час вплоть до успешного окончания операции.
— Будет исполнено, господин рейхсфюрер.
Радл повернулся к двери, но Гиммлер остановил его:
— Еще один момент. Я не вводил фюрера в курс этой операции по многим причинам. Времена тяжелые, Радл, и судьба Германии лежит на его плечах. Я бы хотел, чтобы это был — как это сказать — сюрприз для него.
На мгновение Радлу показалось, что он сошел с ума. Затем он понял, что Гиммлер говорит серьезно.
— Важно не разочаровать его, — продолжал Гиммлер. — Теперь мы в руках Штайнера. Пожалуйста, пусть он это прочувствует.
— Хорошо, господин рейхсфюрер. — Радл подавил нестерпимое желание расхохотаться.
Гиммлер довольно небрежно выбросил вперед правую руку в партийном салюте:
— Хайль Гитлер!
Радл церемонно откозырял и как можно быстрее вышел.
* * *Войдя в свой кабинет на Тирпиц-Уфер, Радл увидел, что Хофер упаковывает его вещи. Радл достал коньяк и налил себе большую порцию.
— Господин полковник здоров? — взволнованно спросил Хофер.
— Знаете, Карл, о чем наш уважаемый рейхсфюрер только что проговорился? Он, оказывается, не докладывал фюреру, как далеко мы зашли в этом деле. Он хочет преподнести ему сюрприз. Ну, не мило ли это?
— Ради бога, господин полковник.
Радл поднял стакан:
— За наших товарищей, Карл, за триста десять человек из полка, которые погибли в Зимнюю кампанию. Не знаю за что. Если вы узнаете, скажите мне.
Хофер уставился на него, и Радл улыбнулся:
— Ничего, Карл, я не сорвусь. Вы проверили время моего рейса в Париж?
— Десять тридцать с аэродрома Темпельхоф. Я приказал подать машину к девяти пятнадцати. У вас много времени.
— А рейс на Амстердам?
— Завтра утром. Возможно, около одиннадцати, но нет уверенности.
— Хорошо. Все, что мне нужно, это плохая погода, чтобы не попасть в Ландсвоорт до вторника. Какая сводка погоды?
— Плохая. Из России идет холод.
— Всегда так, — мрачно сказал Радл. Он открыл ящик стола и взял из него запечатанный конверт. — Это моей жене. Смотрите, чтобы она получила его. Жалко, что вы не можете поехать со мной, но вы должны держать оборону здесь, понимаете?
Хофер посмотрел на письмо, и в глазах его появился страх:
— Неужели господин полковник думает…
— Дорогой мой добрый Карл, — сказал Радл. — Я ничего не думаю. Я просто подготавливаюсь к любому неприятному случаю. Если операция сорвется, то, мне кажется, все, связанные с ней, могут оказаться — как это выразиться? — персонами нон грата. В любом таком случае вы должны полностью отрицать, что знали что-нибудь. Все, что я делал, я делал один.
— Господин полковник, пожалуйста… — хрипло попросил Хофер. На глазах его были слезы.
