Абрам Вольф - В чужой стране
— Да, бывает… — раздумчиво проговорил Шукшин. — В нашем лагере, в Айсдене, был зондер-фюрер Траксдорф. Он много хорошего для русских сделал…
— Я так думаю, что этот Пономаренко нам еще пригодится. Он у начальства авторитетом пользуется, большой специалист.
— У Дядькина разведкой командуешь?
— Разведкой. У меня почти вся разведка из бельгийцев.
— Им легче работать!
— Конечно. Ребята верные. Есть у нас один хлопец, Гарри. Скажи этому Гарри: поезжай, друже, в Берлин, узнай, что там Гитлер замышляет, — поедет и сделает. Он у нас под спекулянта работает… И еще один учитель в разведке, Жан Колл. В Бохолте живет. Этот человек нам великую службу сослужить может, Константин Дмитриевич. У него с жандармерией есть связь. В общем, планы у меня серьезные. Разведку мы развернем!
— Без хорошей разведки здесь действовать нельзя. Пропадем! — Шукшин приподнялся, посмотрел в лицо Кучеренко. — Это очень хорошо, Василий, что мы вместе. — Шукшин положил горячую ладонь на большую, шершавую руку Кучеренко. — Да, это очень хорошо!
* * *Собрание состоялось в лесу, недалеко от села Бохолт. Съехалось сорок с лишним человек. Кроме представителей двух отрядов, прибыли еще делегации от нескольких отдельных групп Шукшин приехал с. Трефиловым, Мариновым и Новоженовым.
После долгого ненастья, как по заказу, выдался теплый, по-весеннему яркий день. Партизаны расселись на склоне пологого холма, поросшего редкими соснами. Командиры отрядов и групп расположились у вершины холма лицом к партизанам. Это был как бы президиум собрания.
Шукшин сидел рядом с Дядькиным на низком пеньке, внимательно всматривался в лица партизан. Тут были и совсем молодые ребята, и люди средних лет, рядовые солдаты, матросы, и опытные командиры и политработники Красной Армии. Многие в хороших костюмах, в шляпах, беретах. Внешне они, пожалуй, ничем не отличаются от бельгийцев, каждый сойдет за местного жителя. Но Шукшин и среди тысячи людей сразу отличит солдата, вырвавшегося из фашистского плена, партизана. Вон полулежит, прислонившись к плечу друга, светлоглазый, большеголовый паренек. Взгляд настороженный, жесткий, между бровями упрямая складка, а лицо мальчишеское. Наверное, ушел воевать прямо со школьной скамьи. А этот вот немолодой усатый боец, что сидит, привалившись широкой спиной к голому стволу сосны, и держит на коленях винтовку, воевал, видать, еще в гражданскую. Какой сосредоточенный, твердый взгляд… А тот, чубатый, должно быть, лихой, отчаянный парень. Сидит, обхватив руками колено, склонил голову набок и чему-то улыбается. Глаза быстрые, озорные. Наверное, с Дона хлопец, из казаков… Да, люди разные, а дела и думы одни…
Дядькин докурил сигарету и обратился к партизанам:
— Будем говорить, товарищи, как нам жить и драться с фашизмом дальше. Вопрос о том, чтобы объединить всех русских которые находятся в здешних лесах. К нам приехал командир партизанского отряда Котовец. Вы знаете об этом отряде, о его боевых делах. Вот он, товарищ Котовец подполковник Шукшин! — Дядькин с уважением посмотрел на Шукшина. Раздались возгласы одобрения. — Так с чего начнем, товарищи партизаны? Может быть, послушаем подполковника Шукшина? Он расскажет нам об обстановке, о наших задачах…
Снова послышались одобрительные возгласы. Шукшин поднялся, неторопливым, пристальным взглядом обвел притихших партизан.
— Товарищи, друзья… — голос Шукшина подрагивал от волнения. — Мы вырвались из плена. Ни зверства фашистов, ни голод, ни болезни, ни пытки — ничто не сломило нас. Теперь мы снова в строю бойцов, снова бьем ненавистного врага! — Шукшин сделал несколько шагов вперед, вплотную подошел к партизанам. — Товарищи! Красная Армия успешно наступает, громит врага на всех фронтах. Большие победы одержаны под Ленинградом и Новгородом, части Красной Армии вышли на западный берег Нарвы, начали освобождать Эстонию… Освобождается от врага Правобережная Украина. Советские войска выходят к Южному Бугу и Днестру. Но каждый метр земли, отвоеванный Красной Армией, обильно поливается кровью наших бойцов. Враг еще силен, оказывает бешеное сопротивление. Союзники медлят, выжидают. Из Франции, Германии, Бельгии, Голландии гитлеровское командование перебрасывает на советский фронт одну дивизию за другой. Здесь, в Бельгии, переформировываются дивизии, разбитые Красной Армией. Можем ли мы, товарищи, спокойно смотреть, как тут отдыхают гитлеровские головорезы, убивавшие наших матерей, детей, отцов, превратившие в руины наши города и села? Можем ли мы спокойно смотреть, как идут на фронт вражеские эшелоны?
— Мы тут зря не сидим! — выкрикнул чубатый парень и поднял над головой автомат. — Мы их бьем, бьем, товарищ подполковник!
— Плохо! Плохо бьем! — Шукшин зло, с силой взмахнул кулаком. — Нет, товарищи, уничтожать отдельных гитлеровских солдат и офицеров, гестаповцев, нападать на мелкие группы противника — этого мало. Мы должны так развернуться, чтобы у врага земля под ногами горела, чтобы ни днем, ни ночью, ни одного часа не знал он покоя. А для этого надо прежде всего объединить отряды и группы русских партизан, подчинить их одному руководству…
— Правильно! Верно! — послышалось со всех сторон.
— Объединившись, мы станем сильнее и своей борьбой воодушевим, поднимем бельгийцев, научим их, как надо бить оккупантов… Бельгийцы — храбрый народ, фашистов они ненавидят. Но тут, в провинции Лимбург, борьба еще по-настоящему не развернута. Мы поможем патриотам поднять народ… Бить врага надо всюду, не ждать, когда он придет в леса, а искать и уничтожать беспощадно. Немец, убитый в Бельгии, не попадет в Россию… Так? Так! Но истреблять живую силу врага — это еще не все. Надо подрывать вражеский тыл, срывать снабжение гитлеровской армии. Германия испытывает большие трудности в горючем, в угле. Много угля идет из Бельгии. С заводов идет вооружение, машины… Надо пускать под откос эшелоны, останавливать движение на дорогах. Будет от этого помощь Красной Армии, фронту? Будет, товарищи, и очень большая.
— Маловато нас тут, товарищ подполковник… — послышался голос.
Шукшин повернул голову, встретился взглядом с молоденьким светлоглазым пареньком.
— Мало, говоришь? Да, пока мало, ты прав. Но батальон может быть сильнее дивизии! Об этом еще Лев Толстой говорил. Мы должны сделать свою часть такой, чтобы она была сильнее корпуса, сильнее целой вражеской армии! — Шукшин замолчал. Достал из кармана сигареты и, закурив, проговорил: — Наш отряд согласен объединиться с другими отрядами и группами, подчиниться единому командованию, которое мы тут изберем. Это я заявляю от имени всех. А теперь слово за вами!
— А как с оружием? Оружие будет? — раздалось сразу несколько голосов.
— Оружия много у врага. Значит, будет оно и у нас. Брать надо оружие!
— Верно, товарищ подполковник! Возьмем, чего там! На то мы и партизаны! — зашумели кругом.
Дядькин, взявший на себя обязанности председателя, поднял руку, требуя тишины.
— Так какое наше решение, товарищи партизаны? Кто хочет сказать?
— Разрешите мне, товарищ лейтенант! — поднялся немолодой коренастый партизан. — Красноармеец Дресвянкин… — назвал он себя, как это принято в армии, и, обращаясь к товарищам, заговорил негромко, спокойно — Подполковник Шукшин сказал правильно. Нам нужна одна партизанская часть, одно командование. Мы, люди военные, хорошо знаем, что растопыренными пальцами не бьют. Надо собраться в один кулак. И о дисциплине я хочу сказать. Без твердой дисциплины мы ни жить, ни бороться не сможем. А среди нас находятся люди, которые думают, что партизану дисциплина не нужна. В общем, товарищи, так: я за то, чтобы объединить отряды и чтобы командование было единым. У меня все…
— Я хочу сказать! — порывисто поднялся невысокий, ладный парень, сидевший в окружении большой группы партизан. Он сжимал в руке черный берет, ветерок трепал его мягкие льняные волосы.
— Давай, Братка, давай! — подбадривали товарищи.
— Я вот что хотел сказать, товарищи партизаны. Как нам тут доложил товарищ подполковник, Красная Армия наступает здорово. Вовсю наступает. Может получиться, что фашистская Германия вместе с извергом рода человеческого Гитлером скоро окочурится. Без нас с вами, выходит, врага-то разобьют! Вот какая, Братка, история может получиться…
— Ближе к делу!
— Конкретнее!
— Вот я про эту самую, про конкретность-то, и говорю, — заторопился парень, боясь, что ему не дадут договорить. — Врага разобьют, а мы с чем домой возвернемся, с какими итогами-показателями? Вот она, конкретность-то какая… Понял, братка? Гитлеры, будь они трижды прокляты, всю жизнь нашу изломали. Как они только над нашими людьми не измывались, сколько городов наших и деревень пожгли да порушили… Так им, стервам, пощады нету и быть не должно. Всех их, подлюг проклятых, убивать надо, чтобы ни одного фашиста на семя не осталось!
