Марина - Алия Амирханова
О смерти друга Эдуард Петрович узнал от плачущей жены Алексея Николаевича, которая ему и позвонила. Он поднял на уши всех своих спецов, так что Кондратьева через два дня арестовали на выходе из самолёта Москва – Ташкент и доставили в Москву, в тюрьму на Лубянку. Этой же ночью во время допроса Кондратьев признался, что нанял человека, чтобы убить Алексея Николаевича. А ещё через три дня при попытке к бегству был убит и сам киллер – исполнитель этого страшного преступления, а Кондратьева Александра нашли повесившимся в своей камере.
Через десять дней Марину с ребёнком выписали из роддома. Её встречали Эдуард Петрович с женой, соседка Клава, подруга Таня. Поздравления, цветы. Эдуард Петрович с женой домой к Марине не поехали: рана от потери друга была свежа и кровоточила. Марина с ребёнком и Таня с Клавой, взяв такси, поехали домой, где их уже ждала, накрыв стол, Лидия Яковлевна. За столом в десятый раз поздравляли, дарили подарки.
– Маринка, думала уже, как сына назвать? –спросила захмелевшая соседка Клава.
– Да. Хочу назвать Семёном. В честь отца мужа.
– Интересно, а где сам отец семейства? У него тут сын образовался, а он и в ус не дует! – пьяная Клава не преминула вспомнить Лёню.
– Лёня в загранкомандировке.
– Где?
– В Америке.
– Надо же. …Америку мы знаем, – Клава снова потянулась за рюмкой.
– Всё, с выпивкой кончаем. Переходим к чаю. Ребёнку покой нужен, – Лидия Яковлевна, заметив, что Клава и её муж изрядно напились, забрала у Клавы рюмку и вылила остатки спиртного в бутылку. – Одна бутылка всего была, кто ж думал, что так напьётесь.
Таня принесла с кухни торт, а затем чашки с чайником.
– А я-то думаю, куда Лёня запропастился? В роддом не пришёл. Уже подумала, не разошлись ли. Теперь понятно. Выслали? –шёпотом спросила Таня у Марины.
Та ничего не ответила, а лишь кивнула головой. Больше к Лёне не возвращались. Попив чаю, Лидия Яковлевна стала выпроваживать гостей.
– Всё, милые, праздник окончился. Начинаются суровые будни. Ребёнка кормить надо, подмывать, пеленать…
Первыми ушли соседи, забрав с собой закуски и бутылку с оставшейся водкой. Всю грязную посуду Таня помогла выносить на кухню.
– Я буду посуду мыть, – Марина повязала фартук.
– Конечно! – Таня повернулась к ней, заслоняя собой раковину. – А то некому помыть! Ты ребёнка кормила? Грудь вся раздулась, и платье вокруг сосков мокрое.
– Так он спит. Не просит.
– А ты предложи сама, не соседка же, – в разговор влезла Лидия Яковлевна, пришедшая из комнаты с последней грязной тарелкой.
– Иди, милая, отсюда. Ребёночка покорми, пелёнки проверь. А то как не родная… Растерялась?
– Лидия Яковлевна, вы и стол накрыли, а теперь и убираете. И Таня устала. Одна я на всё готовенькое…
– Лидию Яковлевну с собой забирай. Она действительно устала, – Таня командовала и продолжала мыть посуду.
– Иди, Марина. Иди. Всё равно работать тебе не дадим. Мешаешь только.
Лидия Яковлевна слегка подтолкнула Марину в сторону комнаты.
Когда она вошла, Сёмушка спокойно лежал в своей кроватке. Он лежал с открытыми глазами, но не плакал. Весь такой строгий, серьёзный, и взгляд Марине показался очень осмысленным.
– Ты мой хороший! Я понимаю, что ты испачкался. Ничего, родной, мы сейчас помоемся и сразу же будем кушать.
Марина двигалась быстро. Они с Лёней сразу решили, что и подмывать ребёнка будут в собственной ванночке. Вычищенная, та стояла на табуретке и ждала своего маленького пациента. Марина принесла кувшин тёплой воды и положила Сёмушку на правую ладонь. Лидия Яковлевна поливала из кувшина, а Марина ловко и быстро подмыла. Малыш даже пикнуть не успел. Через пять минут чистенький Семён старательно сосал мамкину грудь.
– Лидия Яковлевна, не трогайте ванночку. Сейчас Сёмочка уснёт, и я всё сама уберу.
Таня стояла рядом и заговорщицки шептала.
– Маринка, а я, кажись, того, забеременела.
– Здорово! Когда успела?
– Задержка у меня. Уже как две недели срок прошёл. Месячные так и не пришли. А мой Славик почти месяц уже дома. Операция прошла успешно, чего тянуть.
– Ничего тяжёлого не поднимай. Береги себя, питайся хорошо. Первый месяц особенно опасен.
– Да знаю я, знаю.
– Ничего ты не знаешь! Вот сегодня целый день на ногах.
– Ну и что? Я хорошо себя чувствую. Не забывай, мне до декретного ещё пахать и пахать.
Марина положила спящего Сёмочку на кровать и укрыла фланелевым одеяльцем.
– Пойдемте чаю попьём. Толком и не ели, – Лидия Яковлевна пригласила девчонок к столу.
– Да, сейчас, только воду вылью. Вы с Таней садитесь.
Марина в этой же воде сполоснула пелёнки от нечистот, а потом только слила воду в унитаз. Она была хорошей хозяйкой. Работа кипела у неё в руках.
Семён спал, а они – три женщины – сидели за столом, пили чай с пирогами и говорили о своём, о женском.
– Лидия Яковлевна, где ваши дети? Наверное, уже и внуки есть?
– Нет, Танюша, нет. Война забрала у меня женское счастье. Выкидыши поначалу были, потом муж и вовсе бросил.
– Что ж, такой плохой муж вам попался?
– Да нет, не плохой. Жизнь его сломала. Он ведь во время войны в плен попал. За плен фильтрационный лагерь полагался. Как только проверили, опять на фронт отправили. После войны к нам в деревню приехал. Трактористом был. Его семья погибла. Поженились. Жить начали, всё хорошо, но детей нет.
Промучились мы с ним три года, а потом он гулять начал, а я в Москву подалась. На завод пошла. В общежитие жила. Как-то у начальника цеха жена сильно заболела. Рак у неё случился. Начальник знал, что я одна одинёшенька, вот он меня и пригласил сиделкой у них поработать. Я согласилась. Полтора года его жена промучилась. А я всё время при ней была. Хорошая женщина. Всё о муже беспокоилась. Сыт ли, обстиран ли. Мне говорила: ты, Лидушка, лучше за мужем моим присмотри, нежели за мной. Я, чтобы её успокоить, и за ней ухаживала, и для мужа её готовила, стирала, и убиралась.
Как её не стало, меня к себе взяла жена Эдуарда Петровича, Зинаида Александровна.
