Евгений Березняк - Пароль «Dum spiro…»
Летом 1971 года газета «Труд» (орган Центрального Совета профессиональных союзов Болгарской Народной Республики) опубликовала сокращенный вариант книги «Пароль «Dum spiro…»[28]
Вскоре по приглашению окружного комитета Димитровского союза молодежи города Торговище я провел несколько недель в Болгарской Народной Республике.
Накануне Софийское телевидение показало документальный фильм о нашей разведывательной группе «Теперь их можно назвать». В городах Торговище, Русса, София — всюду, где мне пришлось выступать в те дни, я встречал горячий интерес болгарской молодежи к истории, отдельным эпизодам Великой Отечественной войны, в частности, к деятельности группы «Голос».
Запомнилось на одной из таких встреч выступление учительницы с символическим именем Руска Ненова: «Для наших детей советские воины — герои Великой Отечественной войны — образец мужества, пролетарского интернационализма не на словах, а на деле. Мы, — сказала она, — никогда не забудем, кому прежде всего обязаны своим освобождением, свободной и счастливой жизнью».
Побывал я и в братской Венгрии, где встречался с ветеранами Отечественного фронта, с офицерами и солдатами пограничных войск. В Будапеште про Грозу, Грушу, Ольгу расспрашивали как о давних и добрых знакомых. Интересовались венгерские друзья и судьбой наших польских побратимов по оружию — Зайонца, Бохенека, Тадека. Каждая такая поездка, каждая встреча чем-то обогащает, оставляет след в сердце. Однако из всех наиболее врезались в память чилийские встречи. На воспоминаниях о них — отблеск последующих трагических событий.
В составе делегации Министерства просвещения СССР я вылетел в Чили в марте 1972 года по приглашению Министерства народного просвещения.
Москва провожала нас снегом, Алжир встретил разгаром весны, Дакар — тропической жарой. В Сантьяго мы прибыли в первые дни осени.
Работники Министерства народного просвещения Чили стремились показать нам как можно больше, познакомить с теми прогрессивными сдвигами в стране, которые произошли за время деятельности правительства Народного единства. Мы много ездили по стране; были интересные встречи с комсомольцами и коммунистами Чили. Но больше всего запомнились часы, проведенные в доме чилийского коммуниста Рауля.
В Вальпараисо и другие города нас сопровождал ответственный работник Министерства народного просвещения, член Компартии Чили товарищ Рауль. Накануне возвращения в Советский Союз он пригласил нашу делегацию к себе в гости. Встречала нас семья Рауля: его жена, двое сыновей, дочь и невестка. Жена и старший сын тоже коммунисты. Остальные члены семьи — комсомольцы. Рауль-младший — студент университета, автор сатирических рисунков и текстов к плакатам, чем-то напоминающим наши «Окна РОСТа».
У Раулей мы сразу почувствовали себя как дома. На столе традиционное красное вино, остро приправленные национальные блюда. После обеда хозяин «угостил» нас импровизированным концертом. Комнату заполнили гортанные голоса индейцев — казалось, поют какие-то невиданные птицы, вплетая свои мелодии в несмолкаемую песнь океана. Одна мелодия сменяла другую, и на крыльях песни залетела в гостеприимный дом наша «Катюша».
Мы пели «Подмосковные вечера», «Пусть всегда будет солнце», «Дивлюсь я на небо». Последняя очень понравилась Раулю.
— На похожий мотив, — сказал он, — поют у нас одну из песен на стихи Гарсиа Лорки.
Гарсиа Лорка… На какое-то мгновение тревожная тишина воцарилась в комнате. Дочь Рауля Долорес — ей шел 18-й год, и, надо полагать, сердце не одного комсомольца пленили черные глаза красавицы — поинтересовалась, известно ли нам, что Гарсиа Лорка, самый выдающийся испанский поэт XX века, подло убит жандармами Франко в первые дни мятежа.
Лия Анатольевна Ленская — заведующая кафедрой испанского языка Пятигорского педагогического института, уважаемый член нашей делегации и по совместительству переводчик, в ответ прочитала и перевела на испанский «Песнь о Гарсиа Лорке» Николая Асеева.
Почему ж ты, Испания, в небо смотрела,Когда Гарсиа Лорку вели для расстрела?Андалузия знала и Валенсия знала, —что ж земля под ногами убийц не стонала?!Что ж вы руки скрестили и губы вы сжали,когда песню родную на смерть провожали?!Увели не к стене его, не на площадь, —увели, обманув, к апельсиновой роще.Шел он гордо, срывая в пути апельсиныи бросая с размаху в пруды и трясины,те плоды под луною в воде золотели,и на дно не спускались, и тонуть не хотели.Будто с неба срывал и кидал он планеты, —так всегда перед смертью поступают поэты.Но пруды высыхали и плоды увядали,и следы от походки его пропадали.А жандармы сидели, лимонад попиваяи слова его песен про себя напевая.
Я видел, как побледнело лицо Рауля. В глазах Долорес блеснула слеза, и, больше обращаясь к отцу, нежели к нам, она, как бы продолжая давно начатый спор, горячо заговорила:
— В Чили такое невозможно. Разве найдется хотя бы один чилиец, чья рука поднимется на нашего Пабло? У нас не расстреливают инакомыслящих и не любят крови.
— А разве не чилийцы убили генерала Шнейдера за его верность республике, правительству Народного единства? Ты забываешь, дочка, — голос Рауля звучал убежденно, твердо, — что фашизм отнюдь не явление, присущее лишь той или иной нации. Я лично не вижу никакой разницы между немецкими, итальянскими, испанскими фашистами и подлыми убийцами Шнейдера. Все они одним миром мазаны.
Этот небольшой инцидент за столом чилийского коммуниста хорошо запомнился, ибо имел неожиданное для меня завершение.
Было так. Младший Рауль повел моих товарищей в свою комнату — мастерскую. Мы остались с Раулем одни.
— Мне кое-что известно о твоем прошлом, компаньерос, — заговорил он тихо. — Сотрудник советского консульства, мой добрый знакомый, читал твою книгу, видел фильм о боевых делах «Голоса» в годы войны. Ты боролся в подполье, воевал в глубоком вражеском тылу. Скажу откровенно, как коммунист коммунисту: для меня ваш опыт не просто интересная страничка истории. Я не разделяю чрезмерного оптимизма моей дочери и некоторых ее юных друзей. Более того, подобные настроения, к сожалению, распространены не только среди молодежи. Они вызывают у нас, старых коммунистов, глубокую тревогу.
До вашего прихода у нас, компаньерос, был на эту тему разговор за семейным столом, так сказать, небольшая партийно-комсомольская дискуссия. Я им — свое, они — свое. Я им о годах подполья, преследованиях коммунистов Чили, о камерах пыток в тюрьмах политической полиции в Сантьяго, с которыми мне, увы, довелось познакомиться не с чужих слов, а они: то было давно и не повторится никогда. Чилийская олигархия, дескать, не такая агрессивная, как в других странах. Мятежи военных, террор хунт — привычное явление для Латинской Америки, но только не для Чили. Чили-де совсем иная страна, с давними демократическими традициями, с армией, которая всегда стояла, стоит и будет стоять на стороне конституции и закона. Такой урок мне преподала моя дочь Долорес. Я тоже оптимист, тоже люблю свою страну, свой народ, но мне приходилось бывать в Парагвае, я был солдатом армии Фиделя, не раз смотрел в глаза смерти и знаю: самый воспитанный помещик или капиталист, даже с двумя университетскими дипломами и манерами джентльмена вмиг забывает о гуманизме, любви к ближнему, утонченных манерах, идет на сделку с «мумиями», с черными полковниками, с фашизмом, с самим чертом, становится палачом или подкупает, нанимает убийц и палачей, когда дело касается его собственности, как только народ хочет взять в свои руки его земли, фабрики, заводы, шахты, банки.
— Я, — взволнованно продолжал Рауль, — не стал скрывать свои опасения; вера, оптимизм — это хорошо, но оптимизм, который переходит в самоуверенность и легкомыслие — это уже преступление перед партией, революцией. Мы, коммунисты, ни на миг не имеем права, не должны забывать: до того времени, пока законодательные органы, пресса, телевидение, радио в руках правых, а на командных постах в армии сынки латифундистов и буржуа, воспитанники Пентагона, надо быть готовыми ко всему, держать порох в пороховницах.
