Евгений Березняк - Пароль «Dum spiro…»

Пароль «Dum spiro…»

ПРЕДИСЛОВИЕ

Идут годы. Уже дети, рожденные в незабываемый год Победы, давно стали отцами, а тема Великой Отечественной войны остается неисчерпаемой.

Особый интерес представляют книги о солдатах невидимого фронта. И это понятно. Одно дело бороться, идти на смерть на виду у всех, чувствуя локоть товарища; другое — действовать во вражеском тылу, когда приходится в труднейших условиях работать в одиночку, принимать самостоятельные решения, отвечая за каждый поступок только перед своей совестью.

В последнее время у нас издается много книг о разведчиках, и все еще мало (особенно, если учесть возрастающий интерес читателя к мемуарной литературе) книг самих разведчиков.

Повесть Е. С. Березняка, в прошлом командира группы «Голос», — одна из немногих. Именно в силу своей строгой документальности, предельной искренности (автор не скрывает неудач, ошибок, просчетов в деятельности группы) повесть уже с первых страниц захватывает драматизмом и динамичностью. Тут ощущается тот «водоворот жизни», которого порой так не хватает многим полностью или частично вымышленным приключенческим произведениям. «Пароль «Dum spiro…» еще раз напоминает: работа разведчика — это не серия захватывающих приключений, а тяжелый, кропотливый, порой изматывающий труд, требующий серьезной предварительной подготовки, знаний, умения, мужества и всегда полной отдачи всего себя делу, которому служишь.

Евгения Степановича Березняка я хорошо знаю еще по довоенным временам. По долгу службы (я был тогда секретарем Днепропетровского обкома Компартии Украины) мне дважды приходилось рекомендовать его кандидатуру при выдвижении на ответственные посты. Первый раз, когда Е. С. Березняка, одного из самых молодых заведующих районо, направляли на руководящую работу в только что освобожденные западные районы республики; второй — когда над родным нашим городом, над Украиной, над всей страной нависла смертельная опасность.

…На хуторе Николаевка Петропавловского района учительствовал Евгений Степанович Березняк. Для оккупантов он был просто заведующим хуторской начальной школой. Так и не удалось узнать гитлеровцам и их приспешникам, что скромный учитель — коммунист и оставлен на хуторе по указанию обкома как член подпольного райкома партии. Рекомендовал его на подпольную работу мой друг, ветеран партии, секретарь обкома Г. Г. Дементьев. Я охотно поддержал эту кандидатуру, потому что знал Березняка как преданного делу работника. И он оправдал наше доверие, доверие обкома. Два трудных года провел в подполье.

После освобождения Днепропетровска я, встретившись с Г. Г. Дементьевым (он тогда снова работал в обкоме секретарем), узнал, что наш «крестник» — в «длительной командировке», выполняет какое-то важное задание. О дальнейшей судьбе Е. С. Березняка — капитана Михайлова — «Голоса» — мне стало известно много лет спустя.

С большим интересом прочитал я как первую, так и эту, значительно дополненную, редакцию повести.

Настоящее издание книги «Пароль «Dum spiro…» на русском языке вызвано многочисленными откликами и пожеланиями читателей. В предисловии к нему мне, как военному и партийному работнику, хочется подчеркнуть тот большой эмоциональный, нравственный заряд, какой найдет читатель и на новых страницах, особенно в рассказе о трех жизнях Н. А. Казина — полковника Калиновского, легендарного разведчика, человека удивительной судьбы.

Предчувствием грозовых, трагических событий веет от «Чилийских встреч». И хотя по времени эти встречи отдалены от операции группы «Голос» десятилетиями, в них по праву рефреном звучит боевой пароль: «Dum spiro — spero…». И объединяет их интернациональный долг коммунистов, ненависть к фашизму, несокрушимая вера в торжество марксистско-ленинских идей, глубокая убежденность: любить свой народ, мир — значит оставаться в постоянной готовности — боевой, идеологической, ни на минуту не терять чувства бдительности.

Книга получила широкий резонанс в нашей стране, в братских социалистических странах, в частности — в Польше и Болгарии.

Строго документальную, предельно искреннюю повесть с волнением и, надеюсь, не без пользы для себя прочитает и юноша-школьник и молодой-солдат. Многое скажет она сердцу и памяти ветерана войны, всем тем, чья жизнь, подвиг и труд озарены нашей Великой Победой.

К. С. ГРУШЕВОЙ,

генерал-полковник, член Военного совета,

начальник Политического управления ордена Ленина Московского военного округа,

бывший секретарь Днепропетровского обкома КП(б) Украины

ПОЕДИНОК

«В ночь на 19 августа 1944 года с аэродрома Ежове на самолете Ли-2, экипаж самолета: командир — старший лейтенант Иванов Е. Д., штурман Прокофьев Е. С., заброшена во вражеский тыл группа «Голос»… Место выброски: высота 43 — в 20 километрах северо-западнее села Рыбна.

Выброска удачная».

…Меня словно обложили толстым слоем ваты: удары сыплются со всех сторон, но я почти не чувствую боли. Окончательно прихожу в себя от голосов — резких, гортанных: немцы. Открываю глаза и сразу натыкаюсь на дула автоматов. Рванулся к оружию — руки намертво скованы стальной браслеткой. Лежу и, будто в дурном сне, наблюдаю, как гитлеровцы (по нашивкам узнаю — полевые жандармы) роются в моих карманах, портфеле, рюкзаке. Добыча богатая: батареи радиопитания, немецкие рейхсмарки, польские злотые, американские доллары, пистолет, финка. Мне бы теперь гранату! Не в руки, так в зубы. Взорвал бы и себя, и этих гадов!

Так провалить дело! В самом начале!

Волокут по дороге, но больше не бьют. Слышу: «Гольдфиш, гольдфиш». Это, выходит, я — золотая рыбка, которую хочешь не хочешь, а надо доставить к начальству в живом виде. Откуда ни возьмись — повозка. Туда летит сначала мой рюкзак, затем — я. Долго трясемся по просеке.

Темнеет. Повозка останавливается у жандармского поста Войковице. Вталкивают в каморку. Голова гудит колоколом: провал, провал…

Спокойно! Тебя чему учили умные люди? В панику не впадать. Не терять надежду.

Наваливаюсь на дверь: заперта наглухо. Щупаю массивные стены: бетон. И зацепиться не за что. Прибыл…

А ведь готовились. Как готовились к этой ночи! Всю весну и все лето сорок четвертого года. Впрочем, для меня подготовка началась еще раньше…

Стою со связанными руками перед… командиром Красной Армии. В его уставших глазах столько презрения к «дезертиру», «перебежчику», что я прочел приговор себе еще до того, как тот прохрипел моему конвоиру:

— Зачем привел сюда эту сволочь? Мог расстрелять на месте. У меня и без него забот полон рот.

Так глупо, нелепо погибнуть от рук своих! Все, что угодно, мог предположить, только не это. А оснований для расстрела по тем суровым военным временам было больше чем достаточно. Красноармеец задержал меня почти у линии фронта в гражданской одежде. При обыске обнаружил в кармане пиджака две немецкие листовки — так называемые «пропуска» в плен. В них с наглой категоричностью утверждалось, что Красная Армия разбита, Ленинград в железном кольце, солдаты фюрера уже обстреливают Кремль. Требовалась малость: арестовать командиров, комиссаров, бросить оружие и перейти в плен, где всех ожидала чуть ли ни райская жизнь. При этом предлагалось иметь при себе «смену чистого белья, мыло, котелок и ложку».

Командир читал листовку медленно, вслух. Осунувшееся скуластое лицо бледнело от гнева:

— Куда же ты, лизоблюд фашистский, девал котелок и ложку? Чем будешь на том свете гитлеровские щи хлебать?

Я молчал. Как сказать ему об истинной цели моей «прогулки» у линии фронта? Поверит ли?

Командир недвусмысленно приказал отвести «сволочь», то есть меня, за сарай и… Моя подпольная деятельность, так и не начавшаяся, могла на этом кончиться.

Дальше тянуть становилось бессмысленным. Я выразительно посмотрел на красноармейца:

— Пусть оставят нас одних.

Командир удивился, но требование удовлетворил.

— Выполняю специальное задание командования, — сказал я тихо. — Листовки же прихватил (так оно и было) на случай, если не удастся избежать встречи с немцами.

— Чем, — явно заколебался командир, — вы можете это подтвердить?

— К сожалению, ничем… Подумайте сами, товарищ, уместны ли при встрече с врагом разные справки и удостоверения?

Командир задумался.

Я не очень надеялся на благополучный исход. Но, видно, было в моем голосе что-то такое, чему он поверил. Мы расстались друзьями.

Доверять — не доверять? В тылу врага — это вопрос жизни и смерти. И когда надо было решать уже мне, я не раз вспоминал своего «знакомого» командира, его доверие авансом.