Андрей Кокотюха - Найти и уничтожить
– Не надо кричать.
– Я спокойно говорю. Хотя… какое там спокойствие… Так не бывает, но Строгов, этот самый Родимцев, – он жив.
Бойцы рассредоточились вокруг комендатуры, и Дерябин отметил: сейчас они выполняют незаметную для посторонних команду Степана Кондакова, расположившись так, чтобы в случае чего полностью контролировать центр поселка. Внимание на их передвижения никто не обращал.
– Допустим, вы правы…
– Я прав, Николай!
– Тихо… Допустим, вы правы. Что это меняет?
– Для меня – многое. Мы не должны были встретиться ни при каких обстоятельствах. Я даже не знаю, как выглядел этот человек. А поселок… Сюда мы вообще не предполагали заезжать, к железной дороге есть более прямой путь. Но вчера все пошло не по плану, чтобы мы оказались здесь и я встретился с Родимцевым. Это знак, Дерябин. Вы верите в знаки?
– Нет.
– А я верю.
Дерябин покосился на вход в комендатуру.
– Хорошо. Знак. Только мы не можем связываться с комендантом. Он уже связывается с Особым отделом в Конышевке. О нас там будут знать. Отказаться выполнить приказ коменданта поселка, офицера, старшего по званию, к тому же дело связано с органами госбезопасности… Может, вы не поняли… Мы крепко влипли.
– Нет.
– Что – «нет»?
– Никуда мы не влипли.
Внезапно Дерябин яснее, чем когда бы то ни было, осознал одержимость Дитриха. Понимание пришло, стоило Николаю увидеть Родимцева и просчитать одержимость этого человека, только уже другой, собственной идеей. Когда представилась неожиданная возможность сравнить этих двух, он поневоле признал правоту абверовца: а ведь и впрямь знак. Ведь верно – судьба.
Случается же такое – они не смогли разминуться на войне.
– Объясните. Только быстро, часы тикают.
– Я ничего не объясняю. Это приказ, – жестко сказал Дитрих. – Все складывается в нашу пользу. Здесь арестованные. Сколько их, я не знаю, но зато очевидно, что и полноценного гарнизона в поселке пока нет. Гражданские и, как я понял, не больше двух десятков военных. Кто знает, сколько арестованных пособников? Кто вообще понимает, что тут происходит? Пока разберутся…
– В чем?
– Кто атаковал поселок, убил коменданта, взорвал склад. Здесь ведь есть склад боеприпасов или горючего? Горючего – наверняка… Диверсия в этом поселке отвлечет внимание, наверняка отвлечет. Я прав? Я прав!
Сейчас Отто Дитрих не был готов слушать возражения. Говорил уверенно, и Николаю оставалось только смириться с желанием абверовца завершить свои давние дела с Родимцевым. О которых тот наверняка не имел представления.
– О саперном взводе уже докладывают…
– Война. Он как появился, так и исчез. До саперов ли, когда тут такое. Я всерьез изучал советскую партизанскую тактику, если вы помните. Причем на практических примерах. Именно потому мне удалось поймать отряд Строгова в ловушку. Сейчас мы будем бить врага его же оружием. Это не обсуждается.
Несмотря на очевидное нежелание Дитриха слушать хоть какие-то аргументы против, Дерябин все-таки собирался возразить. Даже продумал, что скажет, – но не успел. Из комендатуры уже выходили Родимцев с Шалыгиным, оба деловые и сосредоточенные. Они быстро приблизились.
– Ух ты, кучеряво живете! – Павел кивнул на папиросы в руке «сапера». – Угощай, старлей, махорка что-то глотку разодрала.
– Давно? – поинтересовался комендант.
– Да вот как только «Казбек» надыбал!
– Кури.
Дитрих открыл коробку, и Шалыгин тут же сгреб в щепоть сразу несколько папирос, одну сразу сунул в рот, другую зачем-то примостил за ухом, третью протянул Родимцеву. Капитан взял, повертел в пальцах.
– Особисты ждут. Вот товарищ Шалыгин будет сопровождать арестованного, он за него головой отвечает. Паша, давай его сюда, не будем задерживать саперов.
– Раз такое дело, может, пока хлопцы тут поглядят? По вашей линии дело, старлей, – Шалыгин кивнул куда-то за спину, после чего прикурил от зажигалки Дитриха.
– Что там еще?
– Пацаны местные вчера еще говорили, вроде в той стороне фрицы чего-то там минировали. Двое местных подорвалось, баба и мальчишка. Женщину насмерть, парень без ноги.
– Разве сразу саперов не вызвали?
– Были саперы, я выяснял, – подтвердил Павел. – Только Оболенский, друг наш сердечный, предупредил – там пока все равно лучше не ходить.
– Ну и не надо, – Родимцев не скрывал раздражения.
– Так ведь школа там, Ильич. А дальше, за школьным двором, – поле. Весна, фрицев сюда уже никто не пустит. Люди говорят, пахать надо. А как снова рванет?
– Правильно, – вмешался наконец Дитрих. – Это наша работа, мы обязаны проверить территорию. И если надо, почистим.
– Откуда будешь, лейтенант? – поинтересовался Шалыгин. – Немец?
– Почти, – тот подарил всем открытую улыбку. – Моя фамилия Шкеле, зовут Янис.
– Прибалтика? – Павел крепко сжал протянутую руку. – Балтийское море?
– Рига. Не бывали?
– Побываем, – серьезно пообещал Шалыгин. – Мы теперь, Янка, везде побываем. Ничего, что Янка, или…
– Сколько угодно. Меня вот товарищ Пивоваров даже Ванькой зовет.
– Ванька тут причем?
– Янис. Ян. Иван. Похожее звучание, я прав? Я прав.
– Ну, тогда так, – Дерябин наконец решил выйти на первый план, как и предполагала выбранная роль. – Горбачев!
– Я! – моментально откликнулся Степан Кондаков, на котором была форма с погонами сержанта.
– Значит, берешь людей, выдвигаетесь в сторону школы.
– Понял, товарищ старший лейтенант!
– Ярославцев!
– Я! – откликнулся рыжеусый крепыш – в группу его включили, как одного из лучших курсантов-ликвидаторов.
– С остальными пройдись по поселку. Там, как я понимаю, склад?
– Склад, – подтвердил Родимцев. – Бензин, соляра, мазут. Охраняется.
– Тем более. Для очистки совести прощупаем окрестности. Знаешь, Паша, какие сюрпризы немцы оставляют?
– Я не такое знаю, старлей!
– Ярославцев, приказ повторить?
– Никак нет, товарищ старший лейтенант!
– Действуй!
Дерябин не сомневался – курсанты уже поняли, что первоначальный план опять подкорректирован. И верно истолковали приказ: часть группы рассредоточивается по центру, часть – берет на себя бойцов у склада. Тем не менее Николай громко и в то же время – как бы невзначай, словно озвучивал сами собой разумеющиеся вещи, сказал:
– Сбор по сигналу.
– Так точно! – в унисон ответили Кондаков с Ярославцевым.
Подтвердив – будут ждать сигнала, начнут действовать и сделают все быстро.
– Ну, значит, так и действуем, – согласился Родимцев.
Огляделся.
Дерябин понял – он ищет девушку. За всеми этими распоряжениями о ней, по-прежнему стоявшей чуть в стороне, как-то позабыли.
– Полина…
– Я могу идти, товарищ капитан? – мгновенно прервала его попытку заговорить девушка, очевидно навязывая коменданту свое решение.
– Куда? – с явной неохотой спросил Родимцев.
– Девушки, связистки… те, вчерашние…
– Что с ними такое?
– Уехали. Свернулись и уехали. Капитан Оболенский оставил… ну… подарок вроде…
– Ага, трофей! – встрял Шалыгин. – «Телефункен»[11], фрицевский. Новейший. Еще он Полинке «парабеллум» трофейный подарил. Как говорится, пишите письма.
– Себя не застрели, – буркнул Родимцев, очевидно не зная, что говорить и нужны ли слова для подобных случаев.
– Уж постараюсь, – с подчеркнутой вежливостью ответила девушка. – Так я свободна? Станцию наладить нужно, это кусок работы, я с такими моделями еще не сталкивалась. Видела, но осваивать не приходилось.
– Я помогу! – вызвался Дитрих и, поймав удивленный взгляд Родимцева, тут же пояснил: – У отца в Риге до войны был свой радиомагазин, своя мастерская. Я вообще-то техник по образованию.
– И с «Телефункенами» знакомы? – уточнил комендант.
– Фирма старейшая. Как не знать. Разрешите, товарищ старший лейтенант?
– Действуй, – кивнул Дерябин.
Узел связи.
А ведь в правильном направлении действует.
– Ну, занимай… тесь, – выдавил из себя Родимцев.
Бойцы тем временем неспешно растягивались по поселку. Саперные инструменты разобрали аккуратно, только от пристального взгляда Дерябина не ускользнуло: автоматы все уже держали наготове, начать бой миноискатели абсолютно не помешают.
Боровой откинул капот грузовика, старательно делая вид, что роется в моторе, пока есть время для передышки. Свой автомат как бы невзначай пристроил рядом.
Вчерашние партизаны – в том, что это так, Дерябин уже не сомневался, – потеряли к саперам всяческий интерес, также разойдясь по своим делам. У комендатуры, кроме Николая и Борового, занявшего позицию возле машины, остался только Родимцев – провожал не совсем соответствующим моменту, полным странной задумчивости взглядом Павла Шалыгина, который, поправляя на ходу пистолет в кобуре, уже шел к старой усадьбе за арестованным, из-за которого заварилась каша.
