Ружка Корчак - Пламя под пеплом
В камере гестапо сидит Он и ждет смерти.
В полдень приходит ошеломляющее известие: Виттенберг скончался еще до допроса. Он умер на рассвете. Тело, вынесенное из камеры, было синим. Но ведь мы еще не успели передать ему яд! Похоже, что Виттенберг перед выходом из гетто был отравлен Генсом и Деслером, которые опасались, что на допросе он может поставить их под удар.
Тот июльский день, бесспорно, явился поворотным пунктом в жизни ЭФПЕО. Отныне все события разделились на то, что произошло до 16 числа, и что было после. Мы потеряли не только своего командира, но и надежду, что гетто на нашей стороне и в решающую минуту поддержит нас — надежду, вселявшую смелость и толкнувшую нас к идее массового сопротивления. В этой новой ситуации усилилась критика курса ЭФПЕО и его целей.
Последующие события и их стремительное развитие еще больше увеличили эти сомнения и колебания. Не успели наши товарищи оправиться от потери и вернуться к обычному образу жизни и занятиям, как перед нами встали новые проблемы, требующие решения.
Мы едва вступили в борьбу, а уже накануне боя оказались у всех на виду. Наша численность, вооружение, боевой потенциал больше не были секретом. Почти несомненно, что гестапо известно о последних событиях, и оно не упустит случая ликвидировать нас, не затронув при этом гетто — пока. Тем самым они еще раз убедят евреев, что покорным рабочим ничто не угрожает. А гетто отреагирует безразличием. Многие вообще, надо полагать, облегченно вздохнут, когда избавятся от «подстрекателей», «науськивавших» на борьбу и «ставивших всех под удар».
Наши предположения подтвердились немедленно, на следующий же день. Власти гетто вызывают штаб ЭФПЕО и объявляют, что гестапо стало известно о существовании организации. Оружие, которое мы храним, навлечет на гетто катастрофу. Они не собираются отвечать за это, а посему требуют передачи наших складов. Генс добавляет, что надежно припрячет оружие и в урочный час использует его.
В нынешних условиях главная забота штаба — как бы выиграть время. Для видимости оно принимает требование еврейских властей, и переговоры продолжаются. Власти уверены, что организация пошла на попятный и борется теперь только за более выгодные условия капитуляции.
Штаб поддерживает эту иллюзию. Сейчас важно одно — выиграть время. Между нами и властями нет и не может быть взаимопонимания. Никогда организация не откажется от оружия, даже если придется драться. Но переговоры продолжаются.
После тщательного обсуждения возникает мысль о необходимости уходить из гетто. Организация должна примкнуть к партизанским отрядам Маркова. В те дни в гетто как раз находились два его посланца.
Нелегко решиться на это, нелегко покинуть нашу боевую позицию — гетто — без боя. Но перед нами — реальная опасность уничтожения нашей организации еще до того, как представится возможность вступить в бой с главным врагом — немцами, когда дело дойдет до массовой ликвидации гетто. В любой день на нас может обрушиться роковой удар.
Характерно, что именно Иосеф Глазман был за немедленную и полную эвакуацию ЭФПЕО. Это было следствием глубокого разочарования и пессимизма. Иосеф больше не верил в гетто. Мы потерпели неудачу, говорил он, гетто в нас не нуждается, оно против нас. Мы вправе бросить его и идти своим путем. Перейдем на другие боевые позиции.
Казалось, он прав. Все мы переживаем разочарование, все настроены пессимистически. Но то, что решается сейчас, противоречит основным принципам ЭФПЕО. И на заседаниях секретариата «Хашомер» постановили: сопротивляться идее эвакуации из гетто. Решение обосновано на уверенности, что настроения гетто мимолетны и могут перемениться.
Теперь гетто нас побаивается и даже ненавидит, потому что опасается исходящей от нас угрозы своему существованию. Но придет день (а мы знаем точно, что он придет) всеобщего уничтожения, и вот тогда гетто будет искать у нас убежища, спасения и защиты. События 16 июля показали всем, что в гетто имеется вооруженная сила, которая в минуту бедствия выступит против врага. Мы уверены, что массы будут увлечены этой организованной силой, увидев в ней шанс на спасение.
Мы потерпели поражение на первом этапе борьбы, во вступительной фазе, но нельзя на этом основании допустить, чтобы наш уход в лес был бегством. До сих пор мы считали, что такой уход должен быть следствием вооруженной борьбы. Сейчас, в новых условиях, нужно, чтобы ушла только та группа наших бойцов, которым нельзя оставаться здесь, чтобы они создали в лесу партизанскую базу как вспомогательный пункт для предстоящей борьбы в гетто. Но ЭФПЕО, боевая организация, останется на месте, невзирая на чрезвычайно осложнившиеся обстоятельства.
В организации и штабе идут бурные дискуссии. Мысль об уходе в леса — очень заманчива. Ведь она обещает новую жизнь, борьбу. И хотя споры ведутся с идеологических позиций, нужно признать, что немалую роль играет вновь пробудившийся инстинкт самосохранения. Никто не признает этого открыто, но глубокая перемена, совершившаяся в душе товарищей, слишком очевидна, чтобы нуждаться в словесных подтверждениях.
В первом же после 16 июля инструктаже штаб проанализировал сложившееся положение и наметил линию действий на будущее.
В частности, в решении штаба говорилось:
«В результате трагической ситуации, в которой мы очутились, командир организации Виттенберг предал себя в руки гестапо добровольно и с нашего согласия. История, возможно, возложит вину на нас. Может быть, что со временем никто не сумеет войти в наше положение и понять этот наш поступок и то, что он был продиктован сознанием великой ответственности за гетто, за массы, против которых мы не могли и не имели права сражаться.
Велико потрясение, испытываемое организацией. Память о Виттенберге будет жить в нашем народе, а нам послужит навсегда примером высокого героизма. Его имя будет присвоено первой боевой группе ЭФПЕО, которая уходит в лес. Там, в бою с врагом, она отдаст последнюю почесть нашему командиру.
Организация остается в гетто и будет продолжать работу, невзирая на трудности.
Ничто не может сломить наш дух и свести на нет наши усилия».
Это был первый отряд ЭФПЕО, направлявшийся в лес к партизанам. Ему предстояло пробраться в Нарочь. Перед ним простиралось 200 километров незнакомого, запутанного пути, усеянного вражескими заставами. Штаб разработал подробный план похода.
В эту ночь никто из нас не сомкнул глаз. Под покровом темноты со складов перебросили оружие. Уходящие собрались неподалеку от ворот гетто — в комнатах комиссии вспомоществования. Укладывали вещи, набивая котомки как можно туже, чтобы их размер не вызвал подозрений, переоделись в замызганную рабочую одежду.
Мы ждали сигнала с улицы. Там теперь спешили на работу и под присмотром полиции строились по «эйнгейтам» сотни евреев. Сейчас в толпу должна затесаться еще одна группа, не отличающаяся от прочих: бригада, идущая на лесоповал. На одежде желтые заплаты, в руках пилы и топоры, у каждого свой «шейн» и номерной знак; тут же и бригадир — «колонфюрер», о чем свидетельствует его нарукавная повязка. В дорогу их сопровождает полицейский в форме. Да, полицейский в форме. Словом, обыкновенная бригада, ничем не привлекающая внимания.
Но мысленным взором я вижу длинные тяжелые патронные ленты, которые намотал на себя под одеждой Изя Мацкевич, и разобранные части пулеметов, упрятанные в рабочие рубахи. Я чувствую вес боезапаса, отягощающего Хайчу Тикочинскую, слышу щелчки взведенных курков: пистолеты готовы к бою.
С улицы влетает связной. Пора! Попарно товарищи выскальзывают во двор, обращенный забором к городу. Там теперь дежурят наши посты. «Отряд имени Леона» (Подпольная кличка Виттенберга.) в составе 21 человека выходит через старые заржавленные ворота, за пользование которыми грозит расстрел. Группой командует Иосеф Глазман.
На улице ребята строятся и продолжают путь под видом бригады еврейских рабочих. Ушли. Это было в пятницу 24 июля.
В этот же день от группы вернулся связной. Из его донесения мы узнали, что все прошло по плану. Ребята без приключений выбрались из города. Мы вздохнули с облегчением: опасный участок — позади.
А назавтра, в субботу, в гетто после полудня появился Китель. Он прямиком направился в «арбейтсамт» на Рудницкой 6 и потребовал список людей, ушедших к партизанам. Наша разведка донесла о требовании Кителя еще до того, как слух об этом распространился по гетто.
Через несколько часов стало известно, что группа в нескольких десятках километров от Вильнюса попала в засаду.
В стычке погибло девять человек, в их числе — братья Гиршка и Левка Гордоны, Изя Мацкевич, Роза Шерешневская, Хаим Спокойный, Мулька Хазан, Рахель Боракисская, Зундель Лайзерсон.
Китель потребовал арестовать семьи беглецов и бригадиров групп, в которых они работали. Еврейские полицейские выполнили приказ немцев. В понедельник в гетто вошли гестаповцы, окружили тюрьму и увели с собой тридцать два заключенных, в том числе пять бригадиров. В тот же день все они были расстреляны в Понарах.
