Г. Игнаткович - ПОГРАНИЧНАЯ ЗАСТАВА
А вот и сам командир. Ионенко спрыгнул с коня, бросил поводья на куст.
— В одиночку прибыли или есть попутчики? — спросил задержанного.
— Один.
— Вплавь, значит? И долго плыли?
— Нет, меня подвезли.
— Ну, ладно, все разговоры будут после. Конвоируйте его на заставу!
О захвате нарушителя было немедленно доложено в отряд. Это произошло 18 сентября 1952 года.
6Действия наряда, организация службы на заставе капитана Иопенко были тогда оценены высоко. Следствие показало, что был задержан крупный агент американской разведки, прошедший тщательную подготовку. Сумей он тайно проникнуть на нашу землю и внедриться, много бы бед мог он принести.
За умелые действия по обнаружению и захвату агента американской разведки Голубева Павел Шилков и Николай Хлыстенков были удостоены медали «За отличие в охране государственной границы СССР».
Времени прошло с той поры много, но имена их помнят. Они значатся в Центральном музее пограничных войск, и, конечно же, этих отличных воинов всегда помнят на Сахалине, в родном отряде, пограничники заставы на дальнем берегу.
Александр Сердюк. Ветви старого дуба
1— Застава, на которую вы сейчас поедете, — напутствовал начальник пограничного отряда, — у нас особенная, именная. Может, слыхали когда-нибудь о младшем сержанте Алексее Новикове? Беспримерный поединок на берегу Буга, у векового дуба… Так вот эта застава носит его имя. Очевидцев сражения там, конечно, не встретите, воды-то утекло сколько, однако рассказать вам и теперь расскажут. Даже очень обстоятельно, с подробностями, ведь такое не забывается. Живут имена героев, живут и их подвиги…
Действительно, на заставе так потом и было. В первый же вечер, на боевом расчете, капитан Олейняк, придирчиво оглядев шеренгу стоявших перед ним пограничников, начал перекличку с имени Алексея Новикова. И тогда, чуть выждав, правофланговый затаившего дыхание строя громко, словно повторяя слова приказа, ответил:
— Младший сержант Алексей Новиков погиб смертью героя при защите государственной границы Союза Советских Социалистических Республик.
Так отвечают здесь каждый день. Из месяца в месяц. Из года в год. И солдаты, стоящие в строю, хорошо понимают, что значит этот ответ. Их предшественник, однополчанин, исполнил свой долг до конца. Каждый, кто служит на заставе его имени, обязан быть готовым к тому же.
В комнате Славы на большом, в полстены, стенде заботливо собраны все достоверные свидетельства этой короткой жизни. Описание боя по-штабному лаконичное и точное, фотографии разных лет. Вот один из самых первых снимков: Алеша Новиков вместе со своими однокашниками — учениками четвертого класса. На детском лице удивление и восторг. Широко открытые глаза пытливо всматриваются в мир. А в нем, этом мире, еще так много неузнанного… Годы детства и отрочества летят незаметно. Алексей вырастает, меняется. На следующей фотографии он уже в белой рубашке с галстуком, новенький модный пиджак ладно сидит на широких, раздавшихся плечах: студент Пермского педагогического института. И вот уже в форме бойца пограничных войск.
Возмужавшее, посуровевшее лицо, перетянутая портупеей гимнастерка, треугольнички на зеленых петлицах. Оборотная сторона снимка хранит надпись: «На память дорогим родителям от Алеши. 17.5.41 г.» На память… Таким он и остался навсегда. Большие, пытливые глаза жадно смотрят в мир…
Есть на стенде еще один снимок — пейзаж. Будто облюбованный глазом художника уголок природы: излучина реки с живописными берегами, вековой дуб-исполин, распростерший над водой свои ветви…
— У этого дуба сражался и погиб Новиков, — говорит ефрейтор Владимир Комаров. — Как случилось это, давайте лучше расскажу на месте, у Буга. Там по-иному чувствуешь…
Владимир Комаров — земляк Новикова. Он секретарь комитета комсомола, кандидат в члены партии. Никто лучше его не расскажет о той героической схватке, подробности которой ефрейтор собирал по крупицам.
От ворот заставы две дороги: одна — направо, к границе, другая — в тыл. Едва рассвело, на границу уезжает наряд проверять контрольно-следовую полосу. Ночью ничего подозрительного замечено не было, и тем не менее… Вместе с нарядом — собака овчарка. Высунула из бокового окошка остроносую морду, настороженно поводит ушами. Знает службу — не впервые.
Утренний сумрак рассеялся, тени исчезли. Вот теперь самое время осмотреть следовую полосу, лишний раз убедиться, что ночная тишина не была обманчивой.
У линии границы машина сбавила скорость, прижалась левым бортом к неширокой полоске вспаханной и тщательно заборонованной земли. Ефрейтор Комаров и водитель внимательно разглядывают ровные, аккуратно проложенные бороздки. Малейшее подобие следа, неглубокая вмятина или округлая ямочка — машина останавливается, и солдаты тщательно осматривают участок следовой полосы. Молча переглянувшись, садятся в машину, и мы едем дальше. Ночь хотя и прошла без происшествий, однако полоса местами все-таки оказалась подпорченной.
— Ишь, занесла его нелегкая, — неодобрительно покачал головой ефрейтор. — Шныряет тут взад-вперед.
Это он о лосе. Копыта у него крупные, шаг широкий, размашистый.
— Боронуй теперь после него, лазит без разбору, — ворчит водитель.
— Таких нарушителей у нас хоть отбавляй, — поддерживает его Комаров. — Крупных и мелких. Заберется, скажем, тот же дикий кабан, и мало того, что полосу всковыряет, так еще и сигнализационную систему потревожит. Волей-неволей летишь на участок — надо же удостовериться, кто пожаловал… Лис в этих местах много, зайцев, коз, барсуков. Поди разберись, особенно ночью, кто там сквозь заросли продирается… Зверью здесь опасаться некого. Охотники не бродят с ружьями, а пограничники не только не подстрелят, но даже спасут, ежели что. Подобрали мы тут как-то дикого козленка, принесли на заставу. Маленький, беспомощный. Раздобыли ребята для него соску, коровьего молока. Ничего, освоился, посасывает себе. И к нам все ласкался. А подрос — стал характер показывать, видно, природа в крови заговорила. Затосковал. Отпустили. Теперь живет где-то здесь, на берегу. И конечно же следы свои нам оставляет. Чтоб не забывали.
Темна вода в Буге: белорусские болота вливают в нее, как заварку, кофейный настой с торфяников. Поток, мощный и быстрый, подтачивает берега, срезает одни выступы, намывает другие, неутомимо, без устали перетаскивает с места на место тонны мелкого, сыпучего песка.
Берега реки — в зарослях кустарников. А дальше, с той, польской, и нашей стороны, — поля, залитые солнцем. Жизнь мирная и тихая, берега переглядываются приветливо, опрокинутое между ними небо глубокое и чистое. Внешне ничто не напоминает, что эта река — граница. И лишь память возвращает в прошлое, рисует иные картины, в другие краски окрашивает берега.
Ефрейтор Комаров, сойдя с машины, первым продирается сквозь кусты. Останавливаемся с ним там, где река, делая изгиб, как бы собрала свои силы, подтянулась, сделалась стройнее. Гитлеровцы избрали это самое узкое место для переправы. С того, противоположного, берега они спустили лодки и понтоны, а перед тем основательно «обработали» наш берег из пушек и минометов. Били по дислоцировавшейся здесь 15-й заставе Брестского погранотряда, по штабу комендатуры, по железнодорожной станции. Снаряды и мины с шелестом проносились над высокими кронами дубов, столетия тому назад посаженных в нескольких метрах от реки. Фашисты прекрасно видели эти дубы, однако они не знали, что в одном из них, толстом, в три обхвата, — у самой земли громадное дупло, а главное, что в том дупле засел пограничник с ручным пулеметом. Такая огневая позиция его вполне устраивала: сектор обстрела широкий, все русло Буга и подступы на том берегу как на ладони: там, справа, ближе к воде, — раскидистая верба, поодаль — одиноко стоящие, точно рассорившиеся, деревья, на левом фланге, на пригорке, — здание старого монастыря.
— Хорошо знал Алексей Новиков эти места, — рассказывает ефрейтор, — полтора года служил на границе. Командовал отделением. На его счету было более десятка задержаний. Перед самой войной командование, в порядке поощрения, предоставило ему отпуск на родину. А съездить Алексей не успел…
Комаров смотрит на забужские просторы, на здание монастыря, одиноко возвышающееся слева, — там, у его замшелых от времени стен, посреди цветочной клумбы, был после боя похоронен пограничник. Медленно повернувшись, шагает к дубу.
Хочется постоять возле великана, прикоснуться ладонью к его шершавой, изрезанной глубокими морщинами коре, взглянуть на не стертые временем следы осколков и пуль. Хорошо бы забраться в дупло, выпрямиться там во весь рост, представить, как на этом самом месте стоял Алексей, как из этого дупла, точно из амбразуры дота, строчил его пулемет… Исполин будет все так же поскрипывать старыми, завязанными в мощные узлы сучьями, шелестеть листвой своей богатырской кроны, а рядом с ним, под песчаным берегом, ни на минуту не затихнет вечный плеск волн.
