Юрий Коротков - Девятая рота (сборник)
– Тогда хильнем тройным гамбургским?
Они закружились щекой к щеке.
– Скоро, наверное, танцевать уже не смогу, – пожаловалась она.
– Давай завтра заявление подадим, – сказал Мэлс. – А то будешь на свадьбе животом родню пугать.
– Как скучно, Мэл! – укоризненно протянула Полли. – А я-то мечтала: «позвольте предложить вам руку и сердце»…
– Сударыня! – с чувством произнес он. – С тех пор, как я увидел вас, я потерял покой и сон. Составьте мое счастье, будьте моею женой!
– Ах, все это так неожиданно, право… – жеманно закатила она глаза. – Я должна испытать ваши чувства.
– И долго будешь испытывать? – засмеялся Мэлс.
Польза начала с детской деловитостью загибать пальцы.
– Четыре с половиной месяца, – сообщила она.
Мэлс резко остановился.
– Мэл, – уже серьезно сказала Полли. – Я ведь не сказала «нет». Давай подождем ребенка. А потом вместе решим. Хорошо? – она заглянула ему в глаза и примирительно улыбнулась.
Они снова закружились в танце…
– Атас! Чуваки, облава! – раздался вдруг крик, и стиляги бросились к дверям.
Мэлс, схватив Полли за руку, прорвался сквозь встречную толпу к сцене, схватил саксофон, и они выбежали на улицу…
Бригадмильцы цепью выстроились напротив стиляг. Стиляги, независимо сунув руки в карманы, разом шагнули вдоль стены вперед – бригадмильцы туда же. Те, пригнувшись, отступили на два шага назад – эти тоже. Две цепочки – темно-синяя и пестрая – двигались друг напротив друга в молчаливом ритуальном танце, зеркально повторяя каждый жест. Дрын вдруг, сломав ритм, метнулся в сторону – и цепочки перемешались.
Катя, расталкивая сцепившихся бригадмильцев и стиляг, оглядывалась в толпе горящими глазами. Наконец увидела Мэлса и Полли и властно указала на них. Несколько бригадмильцев оторвали их друг от друга. Семен и Степан прижали Мэлса к стене. Двое других выкрутили Полли руки за спину, заставив опуститься на колени.
– Не трогайте ее! – Мэлс рванулся, стряхнул с себя противников, но на него налетели сразу четверо.
Катя, улыбаясь, подошла к Полли и медленно, растягивая удовольствие, подняла машинку.
– Ой, девушка, как удачно! – обрадовалась та. – А завивку не делаете?
Катя сладострастно запустила машинку в ее густые волосы.
– Как раз решила прическу поменять, а кругом, знаете, такие очереди… Так удобно? – наклонила Полли голову. – А кстати, вы сколько берете, девушка? Я боюсь, у меня на модельную денег не хватит…
Катя, торжеству которой мешала ее беспечная болтовня, со злостью рванула машинку. Польза на мгновение сжала губы, пересиливая боль, и снова улыбнулась:
– Да-да, там покороче, если можно. А то, знаете, лето впереди, жара… Вы телефончик оставьте, по знакомству – я когда обрасту, снова зайду… Девушка, куда же вы? – крикнула она. – А на чай? – она бросила вслед Кате монету и захохотала.
Мэлс подошел к Полли. Та еще смеялась, но губы ее дрожали, и из глаз уже катились слезы. Она уткнулась лицом в ладони и зарыдала. Мэлс встал рядом на колени, прижал к себе ее остриженную неровным ежиком голову, с бессильной ненавистью глядя куда-то в пространство…
К роддому, сигналя, подъехали два таксомотора, украшенные разноцветными лентами, из них шумной гурьбой повалили Мэлс, Ким, отец с гармонью, соседи и соседки – все празднично одетые, с цветами и шампанским. Отец растянул меха и, пританцовывая, первым двинулся к подъезду.
– Ну что, волнуешься, папаша? – весело крикнул он Мэлсу. – Я вот так же мать твою тут встречал. Вон из того окна тебя показывала!
Открылась тяжелая дверь, на крыльцо вышла Полина, изменившаяся, похудевшая, непривычно скованная, со спеленутым младенцем на руках. Следом высыпал чуть не весь медперсонал, изо всех окон высунулись роженицы.
– Во как провожают! – в восторге сказал отец.
Полина остановилась, издалека глядя на Мэлса. Медленно спустилась по ступенькам, по-прежнему не отрывая от него глаз.
Встречающие обступили ее со всех сторон.
– Ну-ка, на! – отец снял гармонь и сунул кому-то из соседей. Тот тотчас подхватил залихватский мотив. – Ох, богатырь! Наша порода, бирюковская! – гордо сказал отец. – Ну, покажи внука-то!.. – он осторожно поднял угол пеленки, закрывающий лицо…
Гармонь подавилась и тяжело выдохнула во всю ширину мехов. У отца вывалилась изо рта папироса. Заполошно ахнули в голос соседки. Медсестра на крыльце торопливо открыла склянку и смочила вату нашатырным спиртом…
В белом конверте мирно спал черный, как смоль, негритенок, пуская пузыри с толстых красных губ.
Полина не двигаясь смотрела в глаза Мэлсу. Тот наконец очнулся, шагнул к ней, поцеловал, протянул руки к ребенку.
– Куда, руки-крюки! – оттолкнул его отец. – Уронишь еще на радостях! – он бережно взял младенца. – Спасибо, сестрички! – крикнул он. – А ты что затих? А ну, рвани меха, чтоб душа полетела!
Сосед, не попадая по кнопкам, заиграл снова.
Полина благодарно улыбнулась Мэлсу, прижалась к нему, и они пошли следом за отцом к машине.
Издалека, спрятавшись за углом дома, жадно следила за встречей мать Полины. Когда они поравнялись с ней, отпрянула за угол, привалилась спиной к стене. Рванула тугой воротничок кителя и заплакала…
Чуваки уже толпились у Елисея. Они, как обычно, шумно поздоровались с Мэлсом.
– Мэл, когда Полли придет? – спросила Бетси.
– Признайся, чувак, запер жену? – сказал Боб.
– Все вы такие, – сказала Бетси. – Сперва про любовь, а потом мордой в пеленки!
– Вот своего бэбика заведешь… – ответил Мэлс.
– Мэл, я согласна, – вкрадчиво сказала Бетси. – Только прямо сейчас, ладно?
Подошел Нолик.
– Чуингам американский… – сообщил он в небеса, приоткрыв пакет. – Пять рублей.
– За пять рублей сам жуй, Нолик!
– Настоящая же! – обиделся тот.
– А где наш рекрут? – отвернувшись от него, огляделся Мэлс.
В этот момент появился Дрын. Он издалека широким жестом снял кепку, шутовски приставил к свежей синюшной лысине ладонь и пошел строевым шагом.
– Обрили уже! – все восторженно захохотали, кинулись наперебой трогать колючую плешь.
– Руки мыли? – отбивался Дрын. Наконец вырвался, шмякнул кепку оземь и заорал, раскинув грабли во всю ширь: – Чуваки! Последний раз угощаю! За мной!!
Мэлс с парнями подняли его себе на плечи и торжественно понесли по Броду, распугивая зевак.
– Товарищи! – возвышаясь над улицей, орал Дрын. – Да здравствуют Советские Вооруженные силы, самые вооруженные из всех вооруженных, надежный оплот, об пол и об лоб! Ура, товарищи!..
Нолик отошел в сторону. Вдруг выхватил наметанным взглядом безликого человека в сером пальто, приближающегося к нему в толпе. Он быстро повернулся и двинулся за стилягами. И тут же увидел еще одно серое пальто навстречу.
– Чувачок, подержи на секунду, – сунул он пакет в руки Бобу. – Я сейчас… – И юркнул в подворотню.
– Э-э… – успел только сказать тот. Неуверенно глянул вслед своим.
– Ты чего застрял? – крикнула Бетси.
– Сейчас догоню, – махнул Боб и остался стоять, озираясь по сторонам, дожидаясь Нолика.
Двое в сером схватили его за руки.
– Понятые, сюда! – они выхватили пакет и вытряхнули на асфальт пестрые пакетики жвачки.
– Это не мое… – начал было Боб.
Его тотчас, как гончие отбившегося от стаи волка, окружили плотным кольцом прохожие.
– Конечно, не его! В руках держит – не его!
– Я свидетель! Я все видел! Товарищи милиционеры, меня в свидетели запишите!
– Там тебя оденут по-человечески!
Боб растерянно смотрел на искаженные ненавистью лица вокруг…
…Милицейский «козлик» проехал мимо торжественной процессии стиляг. Боб замахал руками, заколотил в зарешеченное заднее окно. Потом бессильно привалился лбом к стеклу, глядя на друзей – исчезающий вдали цветной островок в темно-синей толпе…
Бетси запрыгнула в троллейбус, встала на задней площадке, опершись на поручень, тоскливо глядя в окно.
Вокруг нее в переполненном троллейбусе тотчас образовалось свободное пространство, пассажиры расступились, неприязненно разглядывая ее наряд.
– Вырядилась, как чучело огородное! – начала тетка с авоськами.
– Как совести-то хватает на улицу выходить! А еще девушка!
– Совсем бы уж юбку сняла! – вступил мужик. – Чего уж там прятать-то – и так все наружу!
Бетси перевела взгляд на него. Как обычно, загадочно улыбнулась, состроила глазки – и вдруг, как кошка, молча метнулась к нему и вцепилась когтями в лицо. Мужик заорал, пытаясь оторвать ее от себя, на задней площадке началась свалка, крик и женский визг.
Троллейбус резко затормозил, открылись двери, и два милиционера, расталкивая людей, ворвались в салон…
В комнате Мэлса на растянутых крест-накрест веревках сушились распашонки, посередине стоял манеж с погремушками.
Раздался ритмичный, синкопой стук в дверь. Мэлс открыл – и вдруг радостно заорал, раскинув руки. Фред переступил через порог, они орали на два голоса, глядя друг на друга смеющимися глазами, потом ритуально ударились кулаком, грудью и обнялись.
