Георгий Брянцев - Конец Осиного гнезда (Рисунки В. Трубковича)
— Эту утром,- поучал он меня, выкладывая таблетки на стол,- эту в обед, а эту перед сном. И как рукой все снимет, товарищ майор!
Действительно, все как рукой сняло. По-видимому, озноб был вызван сильной нервной реакцией. Я встал здоровым.
В полдень меня принял полковник Решетов. Я увидел то же хмурое, суровое лицо,те же внимательные и как будто сердитые глаза.Он по-прежнему то и дело массировал свою поврежденную левую руку.
Встретил он меня приветливо: вышел из-за стола, обнял, довел до кресла и усадил.
Беседа затянулась часа на три.
Полковника интересовало буквально все,что происходило на Опытной станции. Я восстановил в памяти все события и изложил их последовательно, день за днем, перечислил всех обитателей станции, дал им характеристику, а затем отвечал на бесчисленные вопросы полковника.
— Вы уверены, что Габиш полковник?- спросил он.
— Конечно. Я видел его в форме полковника, и обращаются к нему все как к полковнику.
— Значит, русским языком он владеет сносно?
— Вразумительно. Может обходиться без переводчика.
— А Гюберт?
— Хорошо.Так же, как и своим, только с акцентом.
Полковник Решетов вставал,прохаживался по кабинету, вертел карандаш между пальцами, вглядывался в карту, висевшую на стене, и снова усаживался против меня в кресле. Он все время был в движении, в мыслях и ставил все новые вопросы.
— Значит, гауптман Гюберт- заядлый охотник?- спросил он.
Я подтвердил.
— Это интересно. Очень интересно! А кто из них- Габиш или Гюберт- посоветовал вам заинтересовать Саврасова деньгами?
Я ответил, что Гюберт.
— А как отнесся к этому Габиш?
— Он рассмеялся и сказал, что «это есть умно»!
— А какую цель преследовали вы, давая указание Кольчугину закрепиться на Опытной станции?
Я пояснил.Фома Филимонович, став необходимым спутником гауптмана в охоте, сможет упрочить свое положение и информировать Криворученко обо всем, что происходит на Опытной станции.
— Разве я поступил не так?- спросил я.
— Вы поступили совершенно правильно!- успокоил меня полковник.-Кольчугин, говорите, человек вполне надежный?
— Да. За него я могу поручиться.
— Ну хорошо,- сказал Решетов.- На сегодня довольно. Я полагаю, что пора послать гауптману Гюберту такую телеграмму… Пишите.- Он подал мне блокнот и карандаш.- «Саврасов месяц назад арестован присвоение крупных денежных сумм и подделку отчетных документов осужден десять лет». Как вы находите?
— Пилюля для них неожиданная и горькая…
— Что поделать,- усмехнулся Решетов.- Все равно придется глотать. Раз он так любит деньги…Не меньше,чем вы.- Мы рассмеялись.-Вы не кладите карандаш, пишите дальше: «Брызгалов из больницы выписался, веду розыски.Сообщите, как поступить радиостанцией». Вот так. Теперь все.
— Когда отправить эту телеграмму?
— Дней через десять-двенадцать после того, как вы уведомите Гюберта, что прибыли благополучно.
— Понимаю.
Полковник взял из моих рук блокнот, перечитал телеграмму вслух и заметил:
— Пожалуй,так будет правильно.Вы дали Саврасову телеграмму, а вам ответили,что его нет. Вы выехали или вылетели на место и разузнали все подробности. Времени вполне достаточно. Все коротко и предельно ясно. Для порядка порадуйте их кое-какой информацией.Ну, а этих ваших новых «друзей», шестерых железнодорожников, мы постараемся сегодня же устроить… О них можно будет сообщить дополнительно и по-разному. Все это мы обсудим. Кстати, вы хорошо запомнили фамилии, имена, пароли, не перепутали?
— Надеюсь, что нет… А Константина вы видели?
— А как же! Он сидел в этом же кресле, в котором сидите вы.
— Интересно, какое впечатление произвел он на вас?
— Как вам сказать…- Решетов на мгновение задумался.- Во всяком случае, человек решительный и преданный.Ведь он очень много перенес,много выстрадал и не согнулся. Ну и дал же он вам аттестацию!…
— Я думаю…
— Когда я назвал Константину имена Отто Бунка, Гюберта, Похитуна и прочих гадов из этого гнезда и сообщил, что пилот, который его вез, уцелел, парень задумался.
— То есть? — поинтересовался я.
— Задумался и сказал:«Вот оно что…Значит, кто-то вас информировал? Понятно! Вопросов я вам, товарищ полковник, задавать не буду, так как знаю, что вы мне на них не ответите, но теперь мне кое-что ясно. Придется произвести переоценку некоторых фигур». С уверенностью он, конечно, ничего сказать не может…
Мы помолчали. Полковник искоса поглядывал то на меня, то на свою руку, затем встал и спросил:
— Вы хотели бы повидаться с женой?
Ну что я мог ответить?Конечно, хотел бы,но пока идет война,это, вероятно, невозможно. Я так и сказал.
— Невозможного ничего нет, — объявил Решетов. — Так вот… Завтра возьмите мою машину и съездите в Л., на аэродром. И встретите жену. Самолет должен прилететь к шестнадцати часам…
Кажется, я изменился в лице.
— Завтра?- растерянно, глупо улыбаясь, переспросил я.
— Да, да.Ее по нашему вызову отпустили на пять суток. Ведь она работает в госпитале.Мы подумали с Фирсановым и решили, что, чем вам ехать туда, лучше ее сюда вызвать. Тем более что вы с самого начала войны не виделись. Да и вообще ей надо немного…- Что «немного», полковник не договорил, а сделал неопределенный жест рукой.- Идите отдыхайте!
Я скатился с седьмого этажа,не чувствуя ступенек, и пришел в себя лишь на морозном воздухе.
Значит,Маша работает в госпитале?А как же дочурка, как Танечка?Возьмет ее Маша с собой? А почему бы и нет? Таньке сейчас… Я подсчитал… Да, ей сейчас уже четыре года и восемь месяцев. Конечно, они прилетят вместе.
Но прилетела одна Маша.
Я сразу заметил ее среди пассажиров, вышедших из самолета, и бросился навстречу. Она была меньше всех,в своей старенькой беличьей шубке, с маленьким чемоданом в руке. Она стояла и искала меня глазами, а увидев, пошла быстро,ровными, мелкими шажками, такой знакомой и родной походкой. Но не дойдя до меня шага два, она остановилась, прижала руку к груди и как-то странно посмотрела на меня. Я подумал, что ей стало плохо, только не мог догадаться отчего. Потом она улыбнулась. Улыбнулась тихой улыбкой, как улыбаются лишь тяжело больные или чем-то потрясенные люди.
Я схватил ее,обнял,прижал к груди, заглянул в глаза. Она опять улыбалась, а из глаз ее градом катились слезы.
— Машенька! Что с тобой?- Я расцеловал ее в теплые щеки, в глаза, в губы. — Я же тут, с тобой!… Успокойся.
Но она все плакала и только через минуту, тяжело вздохнув, проговорила:
— Нет у нас больше Таньки, Кондрат!…
У меня сжало горло. Я почувствовал смертельную усталость и слабость во всем теле.Все вокруг стало чужим и безразличным. Потом, боясь, что мужество совсем покинет меня,я взял Машу под руку и повел сам не знаю куда.
Мы медленно шли по расчищенной от снега, асфальтированной дорожке, и Маша тихо,как бы опасаясь, что кто-то услышит про наше горе,рассказывала,как все случилось.
Это произошло еще в августе сорок первого года,когда эшелоны с эвакуированными пробивались в глубь страны, на восток. В ночь на 26 августа на поезд налетели фашистские бомбардировщики… Осколок убил девочку мгновенно,она даже не проснулась.В Машу угодило два осколка.Она выжила. Ее увезли в один из уральских военных госпиталей,а когда встала на ноги, осталась там работать. Меня убивать страшной вестью не хотела. Она знала, что я занят.Оказывается, Фирсанов переписывался с нею.И как знать,плохо или хорошо она поступила, утаив от меня смерть дочери…
Маша умолкла и молчала до самой квартиры. И я молчал. И думал. Много горя выпало на долю Маши. На шестой день войны погиб ее старший брат- командир артиллерийского полка.Месяцем позднее разбился второй брат, летчик-испытатель. А теперь Таня…
Я знал,что у каждого человека, рано или поздно, бывает своя невозвратимая утрата. У Маши уж слишком много!
Итак,произошло это в ночь на 26 августа сорок первого года. Эту дату я не забуду. И врагам ее припомню. Сделаю все, что в моих силах!…
Когда пять суток спустя я провожал Машу в обратный путь, она сказал:
— Кондрат… В степи, недалеко от станции Выгоничи,есть маленький холмик. Я обложила его камнем…Четырнадцать шагов от выходной стрелки железнодорожного пути,став спиной к водокачке- строго вправо.Семь шагов от березы-двойняшки. Она одна растет там…Я все вымерила своими шагами… Там лежит Таня. Если тебе придется…
— Хорошо, хорошо!- прервал я ее.- Я все понял…
Шесть дней спустя,в ночь на воскресенье, меня разбудил телефонный звонок.
Рассвирепев, я вскочил, схватил трубку и крикнул:
— Какого дьявола вам надо?!
— Вас, майор, именно вас! Впрочем, кто у телефона?
— Майор Стожаров.
— Порядок! Говорит Петрунин. Неужели вы так крепко спите? Я барабаню с полчаса. Скажите, вы правительственные награды имеете?