Яков Михайлик - Соколиная семья
Дед Мирон караульную службу нес исправно. С самого рассвета ребятишки толпились у самолета, но часовой никого не подпускал к нему.
— Не подходи! — покрикивал он. — Пальну.
— Так у тебя дроби-то нет, — подзадоривали его мальчишки.
— Я и солью пальну – окачуришься. Не подходи!
Когда Балюк подошел к машине, дед Мирон по всем правилам доложил:
— Ероплан в цельности и сохранности. Никаких безобразиев, окромя мальчишек, не заметил.
— Спасибо, дедуся!
— Рад стараться, товарищ Герой Советской страны! — вскинул дед Мирон седенькую бороденку.
Ребята во главе со Степкой попросили капитана покатать их на самолете.
— Что ж, покатаю, — пообещал Балюк. — Принесите-ка два кирпича.
Мальчишки кинулись к развалинам соседнего дома и принесли целую дюжину кирпичей.
— Подкладывайте под колеса, — сказал им летчик. — Так. Молодцы! А сейчас запустим мотор и полетим. Степа, помоги-ка мне провернуть винт. Так, так, так! Хорошо! Когда я сяду в кабину, ты с кем-нибудь рвани лопасти винта – и в сторону. Понял?
— Понял.
Вскоре самолет был готов к полету. Усадив в заднюю кабину Анастасию Ильиничну, Балюк сделал круг над деревней. Председательница отказалась лететь: не на таких, мол, летала, знаю, что к чему.
Потом поднимался в воздух с дедом Мироном.
— Эх, боже ты мой! — вылезая из кабины, возбужденно кричал дед. — При жизни в раю, на небеси побывал…
Балюк летал со Степкой, с девчатами. Только начал взлетать с восьмым или девятым пассажиром, как мотор после отрыва от земли дважды чихнул и остановился. Высота всего несколько метров, а впереди высоковольтные провода. Выход один – садиться прямо перед собой. Балюк принял решение направить самолет между столбами: разворачивать влево или вправо нельзя, нет достаточной высоты. Пока планировал, машину снесло вправо, и она ударилась крылом о столб…
Приподняв очки, Иван вылез из самолета, вытащил из кабины перепуганную насмерть девушку и, не заходя в деревню, медленно поплелся вдоль столбов к дороге.
В полк он пришел к исходу третьего дня. Рассказал нам, а потом командиру все, как было.
— Черт меня дернул аттракционы устраивать! Герой…
Балюка отругал Мельников. Потом ему досталось на орехи от командира дивизии. А когда его вызвали в штаб воздушной армии, он снял с себя ордена и Золотую Звезду, завернул их в носовой платок и, тяжело вздохнув, проговорил:
— Все, отлетался Иван Федорович…
Сначала мы смеялись над незадачливым аттракционистом, а потом встревожились: в армии накажут за самовольство и поломанную машину. Но волнения наши были напрасны. Генерал Руденко расспросил Балюка о его приключениях, отечески пожурил и неожиданно предложил:
— Поезжай-ка ты, Иван, домой, в Конотоп. Повидай родных, а то скоро на запад пойдем.
Так закончилась эта история с пакетом.
Дни тянулись медленно, как ленивые волы: самолетов не было, и приходилось заниматься наземной подготовкой. Каждому хотелось поскорее подняться в воздух к рвануться к берегам Днепра, на Украину, где шли бои с врагом, приближаясь к границе.
Но вот пришла весть о том, что мы скоро получим аэрокобры и начнем их осваивать. Весть взбудоражила полк: никто из нас не летал на таких машинах.
Однако это скоро длилось больше двух недель, пока из штаба дивизии не позвонили, чтобы мы выслали представителей для встречи летчиков, перегоняющих самолеты Р-39. Желающих оказалось так много, что командир полка распорядился подать несколько грузовых машин для летчиков и техников.
— Посмотрим, что нам прислал ленд-лиз, — потирая руки от нетерпения, сказал Денисов.
— Говорят, на каракатицу похожа эта кобра.
— Передняя нога высокая, а мотор сзади летчика.
— А на всех приборах – английские надписи: авто-лян, футы, мили… Придется с переводчиком летать или самим учиться хаудуэдукать.
Это было произнесено с таким откровенным извращением, что хохот катился за машинами несколько километров.
— Эй вы, словотворцы! — погрозил кулаком Мельников. — Не озорничайте.
Добравшись до аэродрома, мы услышали гул моторов. Выбежавший навстречу Мельникову начальник связи полка капитан И. К. Бархатов доложил, что к нам летят четыре самолета аэрокобра с соседнего аэродрома во главе с капитаном Бабенко.
— Аа-а, Гаврила, — кивнул головой Евгений Петрович, — знаю.
Мы напряженно всматривались в небо, ожидая диковинные самолеты. Наконец они выскочили из-за верхушек деревьев и, пролетев на бреющем полете, разошлись веером.
— Метеоры! — заметил кто-то.
— Они тебя возьмут в шоры, эти метеоры. Намучаешься с ними, — возразил ему другой.
Через несколько минут самолеты уже стояли возле нас, и мы сразу же облепили их, как мухи.
— Гляди-ка, Гагин, — показал Николай Крючков, — коленчатый вал проходит под самой кабиной. Так что ты не спи, а уснешь – комбинезон вместе с брюками намотает на вал…
— Да ладно тебе, — отмахнулся от него Гагин. — Сам не засни.
Летчики, пригнавшие аэрокобры, едва успевали отвечать на наши многочисленные вопросы. Нас интересовало все – от конструкции до эксплуатации на земле и в воздухе.
— Ничего, друзья, — бодро произнес майор Бенделиани, — сами во всем разберемся. Надписи в кабине сделаем по-русски, а там легче будет. Принцип работы у всех моторов одинаковый. Одинаково и летают все самолеты. Особенности же расспросим у товарищей, которые пригнали нам самолеты, кое-что найдем в инструкциях.
— Погоди, Чичико, — предупредил его Мельников, — пусть ребятам кое-что расскажет Бабенко.
Капитан охотно согласился и добрых два часа объяснял нам, что к чему.
— Слушай, Бабенко, а ну-ка дай мне свой парашют, — сказал Евгений Петрович.
Мельников сел в кабину, закрыл дверцу, затем опустил стекло, которое поднималось и опускалось, как в любой автомашине.
— А теперь, Гаврила, покажи, как выбрасываться с парашютом, если обстоятельства вынудят.
— В воздухе при встречном потоке дверцу прижимает, — сказал капитан Бабенко, — поэтому ее необходимо сбрасывать аварийно. Дернешь вот эту красную ручку – толкай ногой дверку. Потом свободно падаешь на плоскость, и потоком воздуха тебя сдувает, как пушинку. Ну а все остальное известно – раскрываешь парашют и спокойненько, если нет мессеров или фоккеров, опускаешься.
Мы внимательно слушали его.
— Ну как, понятно? — спросил он.
— Понятно!
— А теперь давай попробуем запустить эту технику, — попросил Мельников.
Капитан Бабенко помог нашему командиру запустить мотор, потом рассказал, как надо рулить по аэродрому. А после рулежки Бабенко залез на крыло и о чем-то с минуту говорил с Мельниковым.
Подрулив к взлетно-посадочной полосе, Евгений Петрович прибавил обороты и пошел на взлет, но в середине разбега убрал газ и остановился. Было видно, что машина послушно выполняет волю летчика.
Потом командир снова начал взлет. Скорость нарастала. Самолет приподнял переднее колесо и, пробежав еще несколько метров, оторвался от земли. Мы наблюдали за действиями подполковника. Со стороны все было так же, как и на наших самолетах.
Сделав два круга над аэродромом, Мельников пошел на посадку. После третьего разворота выпустил шасси. Посадка была классическая – сначала на основные два колеса, затем, во второй половине пробега, самолет плавно опустил нос и покатился на трех точках.
Так мы познакомились с новой боевой машиной, затем начали изучать ее, стали летать на ней. Прав был Чичико Бенделиани: принцип действия всех самолетов одинаков.
— Летать вроде бы научились, — сказал однажды Василий Лимаренко, — да на чем воевать-то? В полку всего четыре машины.
— Все будет в свое время, — пообещал Мельников. И в самом деле, вскоре полковник Крупинин отобрал из полка двадцать четыре летчика и приказал готовиться к отъезду в Красноярск.
— Там и получим аэрокобры. А оттуда лётом до самого Курска, — закончил инструктаж заместитель командира дивизии.
Наши войска, наступая на запад, освобождали один город за другим. Сердце переполнялось радостью за родную землю, вновь обретшую свободу, за советских людей, сбросивших ярмо фашистского рабства, за армию, мужающую от победы к победе. Сумы, Сталине, Нежин, Чернигов, Полтава, Хотимск были отбиты буквально за каких-нибудь двадцать дней.
Объезжая заморского скакуна – аэрокобру, я мечтал вместе со своими однополчанами подоспеть к штурму Кременчуга, неподалеку от которого прошло мое детство, отрочество и юность. Но мечты мои не сбылись: в конце сентября 1943 года войска Степного фронта освободили Кременчуг, несмотря на то что враг превратил его в сильный опорный пункт на левом берегу Днепра.
Сообщил мне об этом парторг полка Шувалов в конце дня, когда я сделал последний полет на новом самолете, заканчивая программу переучивания.
