Ракипов - По следам героев
И конечно же, не зря присаживался рядом с невестой: иногда поглядывал на бумаги, которые интересовали его как «коммерсанта»…
В своих телеграммах в Берлин Ганс Штрубэ просил увеличить поставку баббита, ни словом не упоминая о плохом его качестве, хотя у него, конечно, были отрицательные лабораторные анализы. Шеф будто их просто не замечал.
Жан задумался. Почему начальник канцелярии президента железных дорог Ганс Штрубэ игнорирует лабораторные анализы, почему он просит только увеличивать поставку баббита? Укажи он результаты анализов, там сразу займутся улучшением качества баббита, и, понятное дело, отпадёт дефицит поставляемого материала. Тем самым сократится простой паровозов. Вывод напрашивался сам собой: Ганс Штрубэ не хочет давать рекламацию поставщикам баббита, видимо, своим партнёрам, и хочет, чтобы шли поставки, как и раньше, с плохим качеством. Значит, начальник явно заинтересован, чтобы продолжались беспорядки на железной дороге…
Это был уже веский козырь в руках Жана в игре против Штрубэ.
Жан вспомнил слова Ничипоровича: «Штрубэ умный и ловкий человек…»
— Посмотрим, что он запоёт, когда мы возьмём его за жабры, — решил Жан…
Между тем наивная Раиса влюбилась по уши, а её элегантный жених был замечен шефом и понравился ему.
Казалось, можно играть свадьбу: Раиса согласна. Но в Минске не было Лены. Она уехала по заданию Бати и должна уже вернуться, но не появлялась. А время не ждало. Жан, как бывало с ним не раз, решил действовать самостоятельно.
Однажды, счастливо улыбаясь, Раиса пропустила своего жениха к шефу для особо важного разговора, который касался, как она думала, их обоих.
Гансу Штрубэ было лет тридцать пять — сорок. Белокурый, плотный, с очками на носу, развалившись в кожаном кресле, он аппетитно пил кофе. На столе дымила толстая сигара. Едва увидев Жана, он расплылся в улыбке:
— О-х, жених!.. Пажалюста! На свадьбу приглашаль?
— Свадьба не состоится, господин начальник, — сказал Кабушкин.
— Как не состоится? Состоится! Очень состоится! Раиса сказаль…
Жан подошёл к столу.
— Не состоится. Потому, что я уже женатый, — сказал он.
— Женатый? Не понимаю. Кто же вы? Шутник?!
Жан, сунув руку в карман, уставился на Штрубэ и отчеканил:
— Я — советский разведчик. Пришёл к вам по заданию Москвы.
Немец не вздрогнул, не побледнел. Лишь удивлённо переспросил:
— Москва? Задание? Ну и шутник — жених!..
— Нет, господин Штрубэ, не шутник я. Со мною шутки плохи. Я повторяю: пришёл к вам по заданию Москвы. Вы или будете сотрудничать с нами, или…
Штрубэ с недоумением поглядел на Кабушкина. Отставив кофе, тихо сказал:
— Или я позвоню в гестапо.
— Смею заметить: пока приедут из вашего гестапо, я трижды успею отправить вас на тот свет… Но этим вы не отделаетесь, — Жан протянул ему несколько копий его телеграмм и листы лабораторных анализов.
Штрубэ неохотно взял, пробежал их глазами. На лице появилось беспокойство.
— Вы смелый разведчик. Всё же, где гарантия, что вы не провокатор?
— Приходите вечером в шесть к аптеке, что по соседству с гестапо. Только предупреждаю: не вздумайте туда звонить. В противном случае подлинники этих бумаг попадут куда следует.
— Хорошо, я подумаю, — сказал Штрубэ.
Жан откланялся и вышел. В условленное время, наблюдая за местом встречи, он всё же раздумывал: «Придёт или не придёт»…
И Штрубэ пришёл…
А через некоторое время из Белорусских лесов в Москву полетела первая радиограмма, составленная по донесению начальника канцелярии президента железных дорог «Центр» Ганса Штрубэ.[14] В ней сообщалось: «Воинские перевозки за 28 суток. Войск — 2653 вагона, танков — 851, автомашин — 2877, боезапасов — 969, горючего — 770 цистерн, орудий разного калибра — 301 вагон, продуктов — 5650 вагонов». Вскоре Ганс Штрубэ передал подпольщикам подробный план укреплений, расположенных вдоль линии железных дорог. В плане были обозначены все дзоты, бункера, траншеи, зенитные и полевые артиллерийские установки, указывались номера частей, которые их обслуживают. Кроме того, были отмечены заминированные объекты в Минске с указанием мест нахождения мин и взрывных установок. Бесценный материал был срочно отправлен в Москву.
Жана командир партизанского отряда Ничипорович представил к награде.[15]
Память
Рефрижератор «Капитан Цаплин» уже вторые сутки стоял в гавани. Красавец лайнер пришёл в порт на разгрузку с богатым уловом рыбы.
Руководство порта велело подождать: во-первых, в порту было много судов, и рабочих рук не хватало, во-вторых, на этом судне стояли самые современные морозильные установки.
Капитан-директор рефрижератора решил время зря не тратить. Посоветовавшись со своим помощником, он позвонил начальнику мореходного училища. Нет, капитан не просил помощи в разгрузке, нет. Он просто пригласил курсантов на вечер интернациональной дружбы, который решили провести прямо на корабле.
Ответственность за проведение вечера возложили на преподавателя русской литературы Эмилию Павловну Анцыгину.
Эмилия Павловна, хрупкая, небольшого роста женщина, из кабинета начальника училища вышла немного растерянной. С чего начать? Человек она здесь ещё новый. Сумеет ли? И почему этот вечер непременно должна готовить она? Возможно, по неписаному закону моряков, чтобы быстрее научилась плавать, сразу решили толкнуть где труднее. Пусть, мол, побарахтается на глубине. Но предмет-то она свой знает неплохо. Правда, этот случай с курсантом Мечисом… «Не верю я вашим литературным героям», — бросил он с вызовом. Возможно, ей не стоило так много и подробно говорить о литературе… Каждый предмет по-своему нужный… Да, она в чем-то переборщила. А может, она просто всё преувеличивает. Одна ласточка ещё не делает весны. Если один курсант из группы решил перед товарищами показать своё «я», это ещё не говорит, что остальные думают так же. Однако… Почему же начальник училища посоветовал над этим фактом серьёзно задуматься, а к курсанту Владису Мечису усилить внимание? Больше того, он предложил Эмилии Павловне уговорить курсанта, который чуть не сорвал ей занятие, выступить на вечере. За грубость ему нужно было объявить выговор. А тут… уговорить выступить на вечере. Что, заставить танцевать испанский танец? Мечис, кажется, хорошо его танцует.
Эмилия Павловна не заметила, как подошла к своему дому. Ступила на крыльцо, открыла дверь и всё думала о Мечисе. Испанский танец… заставить…. А вдруг он откажется… Хотя не должен. До сегодняшнего дня у неё были хорошие отношения с группой. Во всяком случае, она так считала.
В комнате Эмилии Павловне показалось сумрачно. Она раздвинула шторы и распахнула окно. Лучи солнца упали на портрет молодого мужчины, висевший над приёмником. Тёмная полировка рамы подчёркивала мягкое изображение лица. Кожаная военная тужурка. Под блестящей кожаной фуражкой задумчивые глаза…
Как бы он поступил в таком положении? Наверное, сначала тщательно проанализировал случившееся и только потом принял решение.
Эмилия Павловна, подперев рукой подбородок, долго смотрела на фотографию, присев к столу. Потом решительно встала, переоделась и пошла в общежитие к курсантам.
Ребята были заняты обычными делами: одни читали, другие заучивали стихи, играли в шахматы. Владис в своём углу слушал транзистор. Почему-то с помощью наушников. Не хочет мешать товарищам? На тумбочке выстроились, вытянув крохотные, стволы, несколько пластилиновых танков. Видимо, его хобби. А может, готовит подарки для вечера дружбы? Курсанты уже знали о вечере.
Мечис, увидев руководителя группы, положил кусочек пластилина, который держал в руке, на тумбочку рядом с готовыми фигурками и всё это прикрыл газетой, потом выключил транзистор и снял наушники.
— Садитесь, пожалуйста, Эмилия Павловна, — пригласил он, встав с места, и добавил — я готов слушать.
В тоне Мечиса Эмилия Павловна уловила вызов, но вида не подала, промолчала.
— А я знаю, зачем вы пришли. Сказать?
— Говорите.
— Пригласить меня танцевать на вечере интернациональной дружбы. А я не хочу танцевать. Не хочу!
— Отчего же?
— Надоела эта музыка… Красивые слова всё. Иллюзия!.. Как и ваши литературные герои…
— Вы меня обижаете, курсант Мечис. — Во взгляде Эмилии Павловны сквозила грусть.
— Вас? — Владис удивлённо метнул взгляд на преподавателя.
— Да, меня. Потому что… испанский танец… и вообще всё, что касается Испании, меня особенно волнует. Особенно…
Мечис не поверил.
— Разыгрываете!
— Нисколько. Говорю истинную правду.
— Удивительно…
Владис задвигался. С тумбочки упала задетая локтем газета. Луч вечернего солнца скользнул по транзистору. Эмилия Павловна обратила внимание, на каких волнах работал приёмник.
