Генрих Гофман - Герои Таганрога
— Никто не давал задания. Сами решили.
— Патриоты, значит? — насмешливо спросил Стоянов.
— Да, — коротко ответил Костиков.
Стоянов подумал, медленно покачал головой.
— Нет, патриоты на фронте дерутся, — сказал он. — А вы здесь в немецком тылу под мамкиными юбками остались. Думаете, вас за это Советская власть помилует?
Костиков промолчал.
— Ну так вот что, поиграли и хватит. Теперь у вас всех одна дорога. На Петрушину балку. Но ты парень толковый. Нам такие нужны... Расскажешь, чье задание выполнял, кто вас подбил организовать банду и снабжал листовками, останешься цел. Ну как, по рукам?
Костиков посмотрел на руки Стоянова, брезгливо поморщился и отвернулся.
— Жаль мне тебя, — сказал Стоянов. — Дураки вы. Восемнадцать щенков против такой силы поперли. На что надеялись?.. Комсомольцы! Вон Кашкин тоже комсомольцем был, — кивнул он на застывшего у двери дежурного полицая. — Так, что ли, Кашкин?
— Не, господин начальник, меня не приняли, — испуганно признался тот.
— И правильно сделали, — бросил Костиков. Он уже успел успокоиться, взял себя в руки.
— Ну ладно, побеседовали — и хватит, — сказал Стоянов и, подойдя к столу, достал толстую резиновую плетку. — На вопросы отвечать будешь?
— Нет! — твердо проговорил Костиков.
Стоянов приблизился и стал неистово стегать арестованного по голове, по плечам, по лицу. Плетка со свистом рассекала воздух. Прикрыв голову руками, Костиков продолжал стоять.
— Скажешь! Скажешь! Скажешь! — приговаривал Стоянов с каждым ударом. Наконец он в изнеможении опустил плеть.
Костиков молчал. На его щеках и на лбу вздулись малиновые рубцы, под правым глазом расплывался огромный синяк.
— Разрешите мне, господин начальник? — попросил Петров, молча наблюдавший эту картину.
— Валяй, попробуй. — Стоянов кивнул Петрову на резиновый шланг, лежавший на подоконнике.
Но тот подошел к столу, взял клятвы, листовки «Вести с любимой Родины» и подошел к Костикову.
— Вот эти клятвы, в том числе и ваша, обнаружены у вас во время обыска. Узнаете?
Костиков устало кивнул головой.
— А эти листовки обнаружены у вашего товарища, у Морозова. Кстати, вот и его клятва. Значит, это вы и ваши люди распространяли листовки по городу?
Костиков продолжал молчать. Его снова начал бить мелкий озноб. Правый глаз совсем заплыл.
— Вашу банду мы всю выловили. Вы это знаете, — продолжал Петров. — Эти клятвы, листовки и оружие — достаточные улики, чтобы сейчас же отправить всех на Петрушину балку.
— Что же вам еще от меня нужно? — тихо спросил Костиков.
— Фамилии тех, кто руководил вами, от кого вы получали задания. Только чистосердечным признанием вы можете искупить свою вину. О ваших показаниях никто не узнает. Если же вы будете упорствовать, мы сообщим вашим друзьям, что вы лично передали нам эти комсомольские клятвы. И, представьте себе, нам поверят. Ведь клятвы-то налицо, и хранились они у вас... Так стоит ли упорствовать, стоит ли заставлять нас прибегать к крайним мерам?
— Хорошо! Я сознаюсь... Я сам, по своей личной инициативе создал подпольную группу, в которую вовлек знакомых ребят. Это я заставил их написать клятвы и призывал бороться с оккупантами...
— Вот и прекрасно! — воскликнул Петров, придвигая Костикову стул. — Садитесь, пожалуйста. А я запишу это в протокол. — Он подошел к столу, сел в кресло Стоянова, достал ручку и принялся быстро писать.
— Кто же печатал листовки? Где находится пишущая машинка? И какие цели вы перед собой ставили? — уже мягче спросил Стоянов.
— Цели ясные. Они записаны в клятве. Бороться с немецкими оккупантами.
— Кто руководил вашими действиями?
— Я... сам.
— Кто печатал листовки?
— Я.
— А где машинка?
— Уничтожил. Негде было хранить.
— Та-а-ак, — протянул Петров и положил на стол ручку.
— Я вижу, что хорошего разговора у нас с тобой не получается. А ну, Кашкин, выдай ему за то, что тебя не приняли в комсомол, — распорядился Стоянов.
XV
Петр Турубаров благополучно ускользнул от своих преследователей. Несколько пуль, посланных ему вдогонку, просвистели над самой головой. Миновав множество проходных дворов, перелезая через плетни и заборы, он оказался возле Одиннадцатого переулка. Здесь неподалеку в доме № 39 жила подпольщица Валентина Кочура. Боясь нарваться на ночной патруль, Петр не стал больше испытывать судьбу и решил укрыться у нее в доме.
Дверь отворила сама Валя. После недолгих расспросов она поняла, в чем дело, и спрятала Петра в погребе под домом. Здесь хранились продукты и немного сена.
С первыми лучами солнца Валентина по просьбе Петра сбегала к Василию Афонову и предупредила его об аресте молодежной группы Турубарова. А вечером, когда стемнело, и сам Василий вместе с Вайсом навестили Петра.
Все трое были взволнованы. Никто из них не знал, удалось ли Николаю Морозову бежать от полиции. Но, судя по тому, что за весь день он не сообщил о себе, дела были плохи.
— Неужели схватили? — глухо проговорил Вайс.
— Сейчас я в этом уже не сомневаюсь. Иначе он давно бы дал о себе знать, — сокрушенно сказал Василий и через минуту добавил: — Теперь не об этом речь. Городское подполье спасать нужно.
— А вы думаете, что Николай может выдать? — вспыхнув, спросил Петр Турубаров. — Не верите ему?
— Верю, — твердо сказал Василий. — Больше, чем себе. И Леве Костикову верю. Остальные арестованные знают только друг друга... Но есть, Петр, закон конспиративной работы: провалилось одно звено — прежде всего подумай, как сохранить всю цепь. Завтра собираем экстренное совещание штаба. На время скрывайся здесь. А через несколько дней мы подыщем для тебя надежное убежище. Домой ни в коем случае не являйся. В вашем доме возможна засада. Впрочем, не маленький, сам понимаешь... Где у тебя еще тайники с оружием?
Петр подробно рассказал о двух тайниках, объяснил, как лучше их отыскать.
Вскоре друзья распрощались с Петром и по шаткой приставной лесенке выбрались из погреба. В гнетущей тишине Петр услышал их удаляющиеся шаги.
Все время, прошедшее с момента побега, его неотступно грызла мысль об отце и сестрах. Неужели они могут погибнуть? Отец уже старик, всей своей жизнью он заслужил спокойную старость. А Валя и Рая совсем еще девчонки... В детстве он часто ссорился с Валей. У нее был колючий характер, она не терпела, когда кто-нибудь пытался ею верховодить. А Рая с малолетства была ласковой и сговорчивой. Неужели их ждет теперь Петрушина балка? И все кончится на этом: и жизнь и первая Раина любовь. Неужели Рая и Лева Костиков заслужили, чтобы их любовь оборвалась на краю рва под дулами немецких автоматов?
Было невыносимо думать об этом и сидеть сложа руки в тесном, пропахшем плесенью погребе. Лучше уж погибнуть с оружием в руках. Но куда идти? Что делать?.. Нарушить приказ Василия он не мог.
Каждый день утром, а иногда и вечером, Максим Плотников, а то и сам Василий Афонов приносили ему продукты. Валентина спускалась к Петру с тарелкой вареного бурака или холодными ржаными лепешками. Пока он торопливо ел, она рассказывала ему последние городские новости.
Об арестованных узнать вначале ничего не удавалось. Было известно только, что они живы. Потом один из полицаев проболтался, что допросы идут день и ночь, но подпольщики молчат.
В ночь на 23 февраля, в самый канун двадцатипятилетия Красной Армии, Валентина привела Евгения Шарова.
После длительного одиночества Петр несказанно обрадовался, увидев розовощекое улыбающееся лицо друга, его жесткие, цвета соломы волосы.
Они долго тискали друг друга в объятиях. А когда немного успокоились, Петр сказал:
— Рад за тебя Женька. Вовремя ты команду подал. Жаль только, не все разбежались. И Николая жаль.
— Подожди, Петя, еще не все потеряно. Я сегодня у Вайса был. Штаб принял решение об организации побега Морозову и остальным. На твой автомат и будь наготове. — Шаров расстегнул пальто, протянул Турубарову автомат.
— А ты что, уже уходить собрался?
— Нет. Куда мне идти? Я ведь тоже скрываюсь. Сегодня у тебя заночую. Вместе спать будем, если не выгонишь.
— Автомат-то где раздобыл? — спросил Петр.
— Так это же твой. Неужели не видишь?..
— Кто его в темноте разберет! На ощупь они все одинаково холодные, — Петр положил оружие, присел на сено.
— Я твою мать видел. Привет передавала. Сегодня у нее передачу для ваших приняли. Уже два дня, как Стоянов засаду снял.
— Тогда я домой ночевать пойду.
— Это ни к чему. Может, полиция у соседей караулит. Тебя же знают на вашей улице, с ходу напороться можешь.
— Нет, Петр, тебе уходить нельзя, — вмешалась в их разговор Валентина. — Василий передал, чтобы ты был здесь. Сергей Вайс может прийти за тобой каждую минуту. Ему поручили побег арестованных. Он и на твою помощь рассчитывает.
