Сергей Герман - Штрафная мразь
День был не холодный, сильно облачный. Малосветлый. Машину ждали в кустах на дороге.
Рёв задыхающегося на подъёмах мотора возник неожиданно.
Зуев послушал, сказал уверенно:
— «Студер». Тормозим!
Трехосный, крытый брезентом «Студебеккер» выскочил из-за пригорка и набирая скорость лихо срезал угол. Выруливая, водитель увидел прямо перед капотом машины стоящего солдата. Это был Зуев.
Водитель нажал на тормоз. На обледеневшей дороге грузовик занесло, он проюзил по мокрой дороге и остановился. От разогретого мотора пахнуло запахом выхлопных газов.
Зуев мягким кошачьим шагом подошёл к машине, распахнул дверцу.
— Ишь, хадюка, ряшку наел, — укоризненно заметил он глядя на сжавшегося от страха интенданта, сидящего в кабине.
— С-сука, потная — Зуев поставил на подножку ногу в сером от грязи кирзовом сапоге. Его голос окреп, — народ голодает. А ты!..
Взбешённый тем, что его чуть не сбили, выволок лейтенанта наружу. Бросил его рядом с колесом.
— Всё отъездился, мусор!
Лейтенант поднял глаза, они были белые, как слизь.
Зуев вытащил из его кобуры пистолет «ТТ». Сунул его в карман галифе.
— Ты себе ещё найдёшь. Забираю для твоего спокойствия. А то ещё палить начнёшь с перепугу.
Скрипнула дверца. Водитель прежде высунул руки, сказал просяще:
— Братцы, я сдаюсь!
— Хорошо, что сдаёшься. Довезёшь нас до города. Ферштейн?
— Довезу! Довезу! — Закивал головой перепуганный водитель.
Зуев свистнул.
— Братва, давай в машину. С ветерком поедем.
Штрафники сноровисто усаживались в кузов.
— Лейтенант ползи в лес! — весело распоряжался Зуев. — Там жди. На обратном пути заберём!
Лейтенант сел на землю. Не спуская глаз с Зуева, повторял как заведённый:
— Вас же под трибунал! В штрафную!
— Не пугай ежа голой сракой, — огрызнулся Зуев. — Мы и так в штрафной! Ползи отсюда, пидор!
Сел рядом с водителем, хлопнул дверцей. Кинул взгляд на показания приборов. Бензобак был почти полон. Взревел мотор и громоздкий «Студебеккер», пахнув отработанным бензином рванулся вперёд.
Весь день сыпал снежок, притрушивая подледеневшее шоссе. Опасаясь наледи ехали медленно.
Штрафники орали песни и перекрикивались с Зуевым. Тот скалил зубы и курил трофейные сигареты.
По обеим сторонам дороги темнели то ли сосны, то ли ели. Время тихо дотекало к сумеркам. Темнело.
Изредка виднелись убогие домики. Мелькали названия каких — то населённых пунктов, поваленные на землю электрические столбы.
Впереди показались огни населённого пункта, слегка приподнявшими покров темноты. Машина сбавила ход, попозла на малой скорости, осторожно переваливаюсь по разбитой дороге. Свет впереди таил опасность, она, как холод, проникала в замёрзшие души штрафников.
Перед самым въездом в посёлок их ждал пост армейского заградотряда.
Заметив стоявший в стороне от дороги пулемёт и залегших солдат Зуев рванул у водителя руль и закричал:
— Газу! Газу дай сука!
Машина взревела и помчалась по глубоким рытвинам, не разбирая дороги.
Фары выхватили из мрака вооружённых солдат, бегущих к дороге.
По скатам полоснула пулемётная очередь. Водитель резко вывернул руль и ударил по тормозам. «Студебеккер» осел и снижая скорость пошёл юзом.
Машина вздрогнула. Остановилась.
Штрафники начали выпрыгивать из кузова. Солдаты рванули к машине.
Зуев приложился головой к стойке кабины. Выругался и потряс головой.
Ошалело спросил водителя:
— Что это было?
Ответа не последовало, тот лишь медленно, словно во сне вытер засаленным рукавом телогрейки кровь с лица.
Штрафников пинками и прикладами заставили лечь на землю.
Часть из них были пьяные в сиську, остальные в хлам. С наколками на руках. Урки урками.
Всех втащили в кузов, связали поясным ремнями руки и бросили на пол кузова. Автоматчики расположились по углам и грузовик с арестованными штрафниками двинулся в расположенный рядом запасной полк НКВД, где штрафников поместили под стражу.
Мотовилова ранним утром вызвали в штаб дивизии.
Получив нагоняй, он взбешённый отправился на позиции штрафников.
— Ты почему, блять, не доложил мне о самовольщиках?! — заорал он с порога на Помникова — Сам в штрафную захотел? Я тебе, блять, устрою!
Помников от полученной взбучки пришёл в ярость.
Серым мерзлым утром построил роту. Холодное зимнее солнце тускло и грустно светило через заиндевевшие ветви деревьев, израненных в ходе недавних боев.
Лёгкий ветерок гнал позёмку по снежному насту. Штрафники построились в четыре шеренги. Многие из бойцов были небриты, в рваных телогрейках и шинелях.
У каждого на плече винтовка или автомат. На ремнях и за голенищами сапог — ножи. Выучка ротного Половкова не прошла даром.
Помников понял, что мордовать себя не дадут. В бешенстве ковырнул снег носком сапога.
Покрыл штрафников отборным матом. Потом обернулся к командиру первого взвода.
— Всем чистить оружие. Никаких пьянок. Увижу хоть одного выпившего, всем добавлю по месяцу штрафбата. Я вас научу родину любить, мать вашу!.. — обматерив роту он ушел в свой блиндаж.
* * *Пришла новогодняя ночь. Подвывал ветер, шуршала поземка. В небе вместо луны — тусклое ее подобие, будто жирное пятно на серой оберточной бумаге.
Штрафники сидели в землянке, слушали как завывает ветер. Мрачные и нахохленные, молча глядели на бессильно бьющееся, бесцветное пламя в железной печке, курили, сквозь губу цыкали слюной. Огонь жадно облизывал сырые дрова, на торцах поленьев пузырилась жёлтая пена.
Аркаша Гельман отодвинул покрытый инеем полог плащ-палатку и выбрался из землянки. Постоял несколько минут окидывая глазами обсыпанное звёздами небо. Морозный воздух лез под шинель, вытесняя остатки тепла. Следом за ним из землянки вылез немолодой штрафник Осип Вилесов. Они должны были сменить пулемётный расчёт.
Гельман с тоской вспомнил спертое тепло землянки, наполненное запахами портянок, махорочного дыма, дыхания десятка человек. Вспыхнула и повисла осветительная ракета. Стараясь не двигаться, что бы подольше сохранить приятное тепло, он оглядел нейтральную зону. В мертвенно-бледном свете ракеты к немецким позициям тянулся пологий скат, засыпанный белым снегом.
Дежурный пулеметчик, маленький и вертлявый услышав за спиной шум, оглянулся. Увидев Аркашу, потопал ногами, согреваясь. Ничуть не смущась продолжил рассказывать анекдот своему помощнику.
— Бежит еврей в атаку. Взрыв. Еврей падает. Открывает глаза и стонет.
— Командир, а командир!
— Чево тебе?
— Кровь жёлтая бывает?
— Бывает! Бывает!
— Ну тогда я ранен…
Тот весело и звонко засмеялся. — Жиды, они такие! Вот помню у нас на заводе…
Гельман не дал ему говорить, — хорош бакланить! Смена. — Спросил враз осипшим на морозе голосом. — Как тут, тихо?
Второй номер снова засмеялся. — Конечно тихо. Фрицы на гармошках играют и песни поют. Новый год — сам бог велел гулять!
— Ладно валите. Чтобы вами здесь не отсвечивало.
Загребая снег валенками пулемётчики пошли спать в блиндаж. Через несколько метров пулемётчик глухо спросил помощника.
— Я чего то не понял… Чего Аркаша не в духе? Не с той ноги встал?
— Конечно не с той. Не нравятся ему наши праздники. Ему подавай еврейские.
Дальше Гельман не разобрал. Услышал лишь смех уходящей смены.
Второй номер тронул его за плечо. — Ты Аркаша на них не обижайся. Они парни неплохие. Просто в России испокон веков так заведено. Евреев жидами называть, финнов — чухонцами, украинцев — хохлами, татар — татарвой. Дикие мы люди… и злые!
Гельман не слушая его, повернулся лицом к нейтральной полосе. Прислушался. Еще одна ракета белой струйкой взмыла вверх, раскрылась, расцвела в огромный светящийся конус и, покачиваясь, стала спускаться.
Он уже привык к тому, что в мирной жизни и на войне его нет — нет да и попрекали тем, что он еврей.
Порядочные люди и подонки встречались везде. Хватало их и в Красной армии.
Впереди было тихо и черно.
В тишине слышалась лишь тоскливая мелодия нескольких губных гармошек, звучащих с немецкой стороны.
«Празднуют наверное», — подумал Аркаша о немцах. — У немцев должно быть праздничный ужин. Сосиски с тушёной капустой. А может быть и гусь в яблоках!
Только вот наверное им тоже несладко, если такая музыка у них невесёлая.
* * *В морозном воздухе висели слухи о скором наступлении, но ничем не подкреплялись. Иногда немцы предпринимали атаки, но откатывалась назад.
Прошла неделя, ничего не менялось. Война больше напоминала позиционную. Штрафная рота стояла на месте, словно обычное подразделение, поступало пополнение, шла вялая перестрелка.
