Крымское зарево - Александр Александрович Тамоников
— Ножичком надо разлохматить волоконца, а потом смолой пролить. К утру застынет. Чайничек у деда был с носиком, чтобы в стороны не брызгало. Ужо как бабуля его за тот чайник ругала, приданое ее!
Она кинулась искать в сарае среди сваленного в кучу мусора чайник. И через несколько минут показалась, радостная, с медной посудинкой, у которой торчал вверх узкий носик в потеках смолы.
Когда смесь растаяла, Глеб перелил ее в чайник и принялся заливать законопаченные щели. На другом конце лодочки пристроилась Маришка с ножом, она усердно помогала своему новому товарищу приводить суденышко в порядок.
За этими хлопотами прошел весь день: Глеб сходил с девочкой на обед, а потом снова занялся лодкой; его молодой товарищ весь день провел в мастерской, сооружая инвентарь для перехода через Голубую гряду; вечером Павел получил обещанные Тарасовым противотанковые тридцатьпятки. Устроившись с боеприпасами подальше от костра, он долго прилаживал бечевку к чеке. Задерживал дыхание, аккуратно подцеплял краем лезвия тросик и просовывал предварительно усеченную веревку, затягивал петлю. Уф-ф! Ручное управление готово, теперь боеприпасы упаковать в небольшой ящик так, чтобы при вылазке они не сдетонировали друг о друга. Словно вазу, он каждый заряд укутал в солому и ветошь, найденные в сарае. Когда все приготовления закончились, подсел к тлеющим поленьям поближе. Маришка, утомленная долгим днем, уже сопела, лежа в коконе из скатки.
Шепотом, чтобы не разбудить девочку, Пашка поинтересовался:
— Все готово вроде, только лодка просохнет. Когда выдвигаемся?
Шубин прикинул в уме: завтра утром доложит о готовности майору, через Щедрина отправят ложные сведения в абвер. Вечером можно проплыть по морю до залива и взобраться на гряду, до утра пройти маршрут, заложить заряды и ждать, когда пойдет состав. У немцев будет ночь, чтобы упаковать чемоданы и бежать во всю прыть. Только по пути их будет поджидать очень неприятный сюрприз.
Он совсем ушел в свои мысли, когда рядом сидящий Зинчук снова не выдержал. Пашка страшно волновался, а еще страстно желал вернуться в Дмитровку и найти прекрасную синеглазую Валентину, чтобы гулять с ней всю ночь.
— Товарищ командир, я хотел спросить… там одна такая, она… сказала найти…
От смятения он снова не мог толком говорить. Хорошо хоть опытный командир сразу понял, о чем никак не получается спросить у Павла:
— С синеглазкой той гулять задумал?
Парень затряс головой так, что она, казалось, сейчас отвалится:
— Валентина. — Имя отозвалось в груди таким ударом сердца, что Пашке показалось, его было слышно на всю Дмитровку.
— Ого! — протянул капитан. — Уже и имя узнал, и на прогулку пригласил. Ну ты, Павел, шустрый.
Лицо с белесыми глазами обиженно вытянулось, отчего Глеб вдруг понял — не до шуток тут Пашке, никогда он с таким не сталкивался, он волнуется и не знает, что же ему делать с приглянувшейся девушкой. Ведь война началась, когда он был еще мальчишкой, она сделала его сразу взрослым, партизаном, командиром отряда, а вот общению с девчатами и ухаживаниям некогда и негде было научиться взрослеющему Паше. Вот и получилось, что первые чувства паренек испытал с такой силой, что совсем отключилась голова. Он не шуток ждет, а помощи от старшего товарища. И Глеб по-отечески посоветовал:
— Волосы пригладь и руки сполосни. Женскую стрелковую роту в госпитале разместили с медсестрами, там она, Валентина. Постучишь и позовешь ее, пригласишь прогуляться. Куртку ей свою на плечи накинь, чтобы не замерзла. Да по грязи не води, не в разведку идешь. Поинтересуйся, откуда прислали, откуда родом, что любит. Ну, и как в разведке — меньше спрашивай, больше слушай.
Серьезный, насупленный Зинчук будто инструктаж слушал, даже ни разу не кивнул. Только вдруг кинулся к котелку с водой, чтобы очистить хоть немного измазанные за день в солидоле руки.
— Да стой ты, сумасшедший! — зашипел на него Глеб. — Там кипяток, куда ты торопишься.
Но совершенно потерявшего голову Пашку было не остановить. Он пригладил свои белесые волосы, поправил ремень и бросился со всех ног в сторону Дмитровки.
Глеб, оставшись один, еще долго не мог уснуть, сидел, смотрел, как постепенно наливается черным бархатом небесный купол после заката, рассматривал звезды, что были теперь не завешаны дымкой фронтовой гари. И вспоминал, вспоминал… Прошлая мирная жизнь, такая далекая и забытая, нахлынула на него как теплая волна, заставила сердце биться сильнее, а щеки гореть румянцем. «Эх, если бы не война, сейчас уже был бы женат. Подрастала бы вот такая Маришка», — подумал он с грустью, пристраиваясь на ночлег рядом со спящей девочкой. И впервые за много лет фронтовой жизни разведчик уснул крепко, погрузился с головой в цветные сны о мирной, довоенной жизни. Так глубок был его сон, что не слышал он по привычке краем сознания осторожные шаги. Это на рассвете вернулся к лодочному сараю Павел. Переполненный первыми острыми чувствами, он не мог уснуть, сидел на камне и на все лады повторял беззвучно имя девушки — Валентина. Прислушивался, как вскипала внутри радость, улыбался и касался своих губ, где полыхал отпечаток первого в его жизни поцелуя. И сам не заметил, как свернулся калачиком у костровища и тоже задремал.
Глава 9
Будить утром ефрейтора Зинчука командир не стал. При одном взгляде на его улыбающееся во сне лицо Глебу стало ясно — прогулка затянулась и в голове у разведчика теперь мысли о синеглазой бойкой красавице, а не о предстоящей операции. Шубин укрыл парнишку плащ-палаткой.
«Ладно, отдыхай один день, потом будет не до ухаживаний», — подумал он и один отправился в штаб для доклада майору Тарасову.
Тот сегодня был бодр, при полном обмундировании. Отметил благодушно:
— Это хорошо, что ты без своего Зинчука, слишком он языкастый, а устава не знает и не соблюдает. Наговорит еще лишнего, а сейчас этого не надо. Совещание будет, командир корпуса прибыл, будешь докладывать ему о запланированной операции.
В центральной части штаба снова было многолюдно, но в этот раз тихо. На лавках вытянулись в начищенной форме командиры подразделений, в центре сидел пожилой мужчина в форме с погонами генерала. Он
