Михаил Ильин - Ради жизни на земле-86 (сборник)
— Комсорг роты, — кивнул ему вслед военком отряда старший политрук Филатов, — во всем подает пример.
Филатов, рослый, плечистый, под стать своему командиру, на марше лишь изредка появлялся в голове колонны, все время шел с бойцами, подбадривал уставших советом, шуткой.
На привале бойцы обступили военкома, слушали его рассказ о планах гитлеровцев по захвату Мурманска.
— Бросив на Кольский полуостров стопятидесятитысячную армию, имея двукратное превосходство в сухопутных войсках и четырехкратное в авиации, фашистское командование рассчитывало на молниеносный захват нашего незамерзающего порта. Командующий девятнадцатым горнострелковым корпусом генерал Дитл хвастливо заявлял, что Мурманск падет через три дня. Он обещал своим егерям отдать город на три дня в их распоряжение. Поблескивая нарукавными бляхами «Герой Нарвика», фашистские молодчики, уверенные в легкой победе, двинулись в поход, имея при себе трехдневный паек и пригласительные билеты на банкет в мурманскую гостиницу «Арктика».
Упоминание о пригласительных билетах на банкет вызвало среди бойцов оживление, смех.
— Малость подзадержались самоуверенные вояки, — весело заметил младший сержант Кузнецов, — давно уже остыли приготовленные для них угощения.
— Но мы им припасли горячую закуску. — Матвеев похлопал по вороненому диску пулемета. — А на заедки еще по котлетке. — Озорно подмигнув, подбросил на ладони лимонку.
Четырнадцатая армия Карельского фронта внесла в планы гитлеровских генералов свои поправки, — продолжал Филатов. — Молниеносный захват Мурманска не состоялся. Гитлеровский плаз «Реннитер» («Северный олень») провалился. Такая же участь постигла и «Зильберфукс» («Черная лиса»), и вот наконец появился «Блауфукс» («Голубой песец»).
— Провалится и этот, — раздались дружные голоса.
…То были четвертые сутки похода. В предрассветной мгле наша разведка заметила вьючных лошадей, идущих по тропе в сторону фронта. Отряд залег, приготовился к бою.
— Первыми огня не открывать, — распорядился командир отряда.
К Каленикову подползли военком Филатов и начальник штаба капитан Зябликов. Командир неотрывно следил за приближением каравана, до него было не более трехсот метров.
— Хорошо бы ликвидировать всех, шепнул Филатов. — Один залп — и всё.
— Шуму наделаем, обнаружим себя преждевременно, — не отрывая глаз от противника, ответил майор. — Можем сорвать выполнение главной задачи.
Лошади поравнялись с отрядом. Немцы увидели людей в маскхалатах, очевидно, приняли за своих, замахали руками.
— Эх, чесануть бы сейчас! — скрипнул зубами военком.
— Спокойно, комиссар!
В душе Каленикова тоже кипела ненависть, и палец готов был нажать на спусковой крючок, но вместо этого майор поднял руку и помахал фашистам в ответ.
— Видите, все обошлось без шума, — облегченно вздохнул командир отряда. — Отлично! Враг принял нас за своих.
На пятые сутки перед рассветом отряд вышел к цели. Разведка доложила, что дорожный батальон немцев, охраняющий шоссе, находится в землянках и деревянных передвижных домиках. Все солдаты спят, только у дверей выставлены часовые. Калеников поставил задачу командирам подразделений:
— Ни один гитлеровец не должен уйти. Чтобы не обнаружить себя до времени, еще раз проверьте подгонку снаряжения каждого бойца. Чтобы ни малейшего шума, а главное — ни одного преждевременного выстрела!
Густой туман, окутавший все вокруг, позволил пограничникам бесшумно подползти к вражеским землянкам, снять часовых и нанести внезапный удар. Бой длился не более двадцати минут, гарнизон был ликвидирован. Военком Филатов собрал коммунистов и комсоргов подразделений. Те оживленно рассказывали о своих действиях.
— Мы с Игнатовым нацелились на вагончик, в котором светились окна, и чуть было не проскочили землянки, — взволнованно докладывал еще не остывший от боя пулеметчик Матвеев. — Оглянулся я — из снега торчат две трубы, и дымок из них валит. Говорю Игнатову: возьми еще бойца, тихонько подберитесь к трубам и по парочке гранат в каждую… Как только фрицы начали выскакивать из землянок, я их из пулемета. Не успели мы разделаться с землянками — из того вагончика фашисты посыпались, словно тараканы. Залегли на снегу, открыли огонь из автоматов, нескольких наших ранили. Подоспел Кузнецов со своим отделением. Тут мы их из пулеметов и автоматов всех уложили.
— А у нас была задача ликвидировать немцев в двух домиках, — рассказывал лейтенант Ширихин. — Возле каждого стоял часовой. Одного удалось снять без шума, а другой, заметив нас, заорал: «Рус!» — и поднял стрельбу. Из окон теплушек застрочили пулеметы и автоматы. Гитлеровцы в панике начали выскакивать на снег, некоторые в одном белье, подняли пальбу из автоматов. Пришлось под огнем атаковать. Одного человека мы потеряли, троих наших ранило. Но забросали вагончики гранатами! Несколько солдат пытались драпануть, но пулеметные очереди настигли их.
Филатов, выслушав всех, кратко подытожил:
— Выполнена лишь половина задачи. Самое трудное впереди. Только храбрость и умелые действия могут обеспечить успех. К этому нужно готовить людей. Помните: главное в бою — личный пример.
Майор Калеников на командном пункте, оборудованном за большим валуном, отдавал распоряжения командирам подразделений по организации обороны, уточнял секторы обстрела, определял направления контратак.
Отряд занял оборону на высотках, вплотную прилегавших к дороге. Возвышенности у магистрали ощетинились десятками стволов пулеметов и автоматов.
Начальник штаба капитан Зябликов с саперами осматривал дорогу.
— Да, дорожка что надо!
— Видно, немало фашисты гонят по ней техники и живой силы, — говорили бойцы, разглядывая широкую, накатанную магистраль.
— Пора, хлопцы, сказать им «Стоп!», — деловито заключил капитан и показал, в каких местах заложить фугасы, чтобы в нужный момент взорвать их.
Редела утренняя мгла, туман медленно уползал в лощины. Взгляду открывались снежные просторы, белизну которых лишь изредка нарушали крупные темные валуны да чернеющая ниточка дороги, убегавшая вдаль.
Калеников смотрел на взятую под прицельный огонь магистраль и думал, надолго ли удастся закупорить ее. Немцы предпримут решительные действия, чтобы освободить шоссе, бросят сюда крупные силы. В воображении Каленикова уже рисовались жаркие схватки с превосходящими силами врага. Он обдумывал действия на случай обхода противником флангов и окружения отряда. Больше всего его беспокоил правый фланг. Оттуда, со стороны Петсамо, вероятнее всего появятся фашисты и навалятся всеми силами…
— Настроение у всех боевое, — прервал его мысли
комиссар Филатов. — Только что собирал коммунистов и комсоргов подразделений. Молодцы ребята! После такого перехода, после боя и виду не подают, что устали. А ведь вымотались, как черти! По себе сужу: вчера еле тащился, лыжи — словно двухпудовые гири на ногах. Филатов за эти дни заметно похудел. Большие серые глаза на обветренном осунувшемся лице стали еще крупней, выразительней и горели задором, решимостью.
— Пулеметчик Матвеев подал заявление в партию, — продолжал военком. — Говорит, пока жив, на его участке ни один фашист не пройдет.
— Добрый хлопец, настоящий казак! — Слово «казак» в устах Ивана Иустиновича звучало как «герой». — С такими, как Матвеев, враг не страшен.
Калеников тронул военкома за плечо, показал на дорогу, идущую из Петсамо, откуда ожидалось появление врага:
— Шестьдесят стволов пулеметов, сотни автоматов нацелились и ждут команды: «Огонь!» — И, подмигнув, добавил: — Как думаешь, устроим фашистам фейерверк?!
…Вторые сутки стылую тишину заснеженной тундры дробили пулеметные и автоматные очереди, сотрясали гулкие взрывы мин и гранат. Немцы спешили освободить дорогу. Они подбрасывали на грузовиках одно подразделение за другим, с ходу бросались в атаку. Попав под прицельный огонь пограничников, цепи их быстро редели и отступали. Подтянув свежие силы, фашисты вклинились в нашу оборону, но и это не поколебало пограничников. Все попытки гитлеровцев сбить их с занимаемых позиций не принесли успеха.
Во второй половине дня фашисты прекратили лобовые атаки и перенесли удары на фланги, надеясь смять их и окружить отряд.
— Не пора ли нам отходить? — беспокоился начальник штаба Зябликов. — Боеприпасы и продовольствие на исходе. Дальше оставаться тут — большой риск.
— Риск! — повторил Калеников.
Сколько раз он произносил это слово в разных сочетаниях: «риск — благородное дело», «оправданный риск»… Но впервые оно обрело для него такую весомость. В этом слове слились сейчас судьбы бойцов его отряда и людей, сражавшихся на линии фронта.
